Русский язык и американские тюрьмы. Зеки бывают разные – черные, белые, красные

В 58 тюрьмах штата Нью-Йорк содержатся примерно 54 700 заключенных, из которых 23,8% белые, 49,5% черные и 24% «латинос».

Среди них 33,4% рецидивистов и 10% иностранцев. 64,3% сидят за насильственные преступления, 13% за наркотики и 13% за преступления против собственности. Религиозных евреев в тюрьмах штата Нью-Йорк тысячи полторы, а русскоязычных зэков всего ничего, человек 200-300, о чем недавно сообщил один из них, интеллигентный «русский американец» из хорошей семьи, отсидевший 123 месяца и освободившийся в начале этого года.

Из уважения к родителям назову его только по имени, хотя это секрет Поли в шинели - все его статьи в американских СМИ поименованы, а статья, которую 36-летний Дэниел не очень удачно, но очень учено назвал «Внутри русской преступной субкультуры системы тюрем США», появилась на прекрасном английском языке 14 июля на сайте газеты Moscow Times.

В редакционной приписке указано, что автор печатается в новостном портале The Daily Beast и ежемесячнике Vice, а также в журналах Newsweek и Paris Review, уже не говоря о такой медиа-мелюзге, как газета New York Daily News. Дэниел родился в Манхэттене, живет с супругой в Бруклине, и вскоре выпустит мемуары и роман. С апреля по июль этого года на сайте The Daily Beast появились статьи Дэниела с интригующими названиями «Читая тюремные романы в тюрьме»; «Рассказы тюремного гурмана: как я научился готовить в тюрьме» и «Бывший зэк-еврей вспоминает, как в тюрьме верующие соблюдают кошер».

О событиях, которые застали его уже после освобождения, Дэниел написал статьи «Я услышал о последнем ненормальном стрелке, когда смотрел Чемпионат мира по футболу с ребятами, которых он чуть не убил», и «Панки, НЛО и героин: как "Жидкое небо" стало культовым фильмом».

Мои знакомые писатели из числа русскоязычных зэков набирались опыта в федеральных тюрьмах, где «наших» сидельцев куда больше, и свои мемуары они называли проще. Отбухавший там пятнадцать с половиной лет Марат Балагула назвал их что-то вроде «Записок крестного отца», а Гидон Абрамов, который на сегодня отсидел 10 из определенных ему судом 25 лет, разразился трилогией «Интервью с вором», «Исповеди вора» и «Портрет вора». Оба написали по-английски, а Лев Трахтенберг проведенные им в федеральной тюрьме четыре года описал по-русски и назвал «На нарах с дядей Сэмом».

Простенько, но со вкусом, граничащим с «Балладами Рэдингской тюрьмы» гомосексуалиста Оскара Уайльда или «Записками из мертвого дома» садиста (по словам Тургенева) Федора Достоевского. Украинец Вадим Василенко досиживает свой восьмилетний срок в тюрьме штата Нью-Йорк на канадской границе, но свой недюжинный эпистолярный дар он посвятил тяжбе с прокуратурой.

В письмах мне и в наших передачах на волне русскоязычного «Дэвидзон Радио» Вадим ярко и иронично описывал свой тюремный быт, но без обобщений, исповедуя криминальный эгоцентризм, согласно которому не он крутится вокруг тюрьмы, а тюрьма вокруг него.

Автор статьи «Внутри русской преступной субкультуры» не статичен, а кинетичен, это не Прометей, а Орфей. «В первый день десяти лет и трех месяцев, проведенных в тюрьмах штата Нью-Йорк, - начинает он статью про «русскую преступную субкультуру», - в пустую камеру, где меня заперли, вошел человек. Он дал мне пакет кофе, горсть мешочков чая, газету, несколько плиток шоколада и шлепанцы для душа.

Опасаясь наихудшего и помня об ужасах, которые я слышал о последствиях приема подарков в тюрьме, я не прикоснулся ни к чему, пока он не сказал мне, откуда эти щедроты. Курьер просто усмехнулся и предложил мне не волноваться: «русские» заключенные узнали, что в тюрьму поступил «брат». Вот так началось мое жуткое путешествие в преисподнюю русских зэков в американских тюрьмах».

О себе Дэниел сообщает, что он «сидел за грабеж, в котором действительно очень виновен», и «меньше двух лет зависимости от героина привели (его) от письменного стола нью-йоркского литературного агентства в магазин с карманным ножиком в руке». Он «успешно совершил пять грабежей и случайно попался через несколько месяцев».

Это не совсем так, и к 14 ноября 2003 года, когда его арестовали, 25-летний Дэниел работал не в литературном агентстве, а, закончив Нью-Йоркский городской университет NYU с дипломом математика, преподавал в школе подготовки к поступлению в Принстонский университет в Нью-Брансвике. И грабежей с 20 июля по 21 августа он совершил 18, хотя, наверное, по условиям признания вины, ему вменили только 5. До этого Дэниела 4 раза арестовывали за наркотики, а грабил он в дорогих манхэттенских районах Нижний Ист-сайд, Гринвич-вилледж, Челси, Грамерси-парк и Файненшл Дистрикт. Обычно «Вежливый Бандит» проходил следом за жертвой в вестибюль или лобби, а там показывал нож и отбирал деньги.

При этом грабитель был безукоризненно вежлив и, по словам одного полицейского, обычно говорил жертвам что-то вроде «Извините за то, что я с вами делаю», или «Простите, пожалуйста. Мне нужны деньги. Извиняюсь». В основном его жертвами были женщины, хотя самым старым ограбленным оказался 81-летний мужчина, которого он ограбил днем 21 августа на Ист Третьей авеню.

Через час Дэниел ограбил 27-летнюю женщину на Ист 19 стрит, а вечером его последней жертвой стал 41-летний мужчина на Кеннмар-стрит. Все 18 грабежей принесли ему в общей сложности около 700 долларов. После этого он затих, и почти через три месяца одна из жертв узнала его на улице в районе Чайнатаун.

Репортер Daily News Гарри Сигел, который учился с Дэниелом в престижной городской средней школе имени Питера Стайвесанта, вспоминает, что они дружили и были «несовершеннолетними умниками, которые болтались по городу, выпивали и заигрывали с проблемами». Этот флирт довел Дэниела до хождения по мукам через 12 тюрем штата Нью-Йорк, в каждой из которых он обнаружил «небольшую общину русских зэков, которые плевались, сидели на корточках, курили, были расписаны татуировками» и «не сближались ни с белыми, ни с черными, ни с латиноамериканцами, а представляли свою собственную отдельную категорию».

Дэниел повторяет уже отжившую американскую страшилку про «русских», которые прошли через ужасы «сибирских лагерей» и в американской тюрьме по традиции чифирят и украшают себя наколками со значением.

«Русские, которые прислали мне шлепанцы, были разочарованы, когда мы встретились, - пишет Дэниел. - Они проводили дни за чтением дрянных русских книжек про воров в законе и ждали бывалого ветерана, а не еврея-интеллектуала, который был не к месту ни в их общине, ни вообще в тюрьме. Когда я попал туда, я не умел говорить на их языке - на сленге под названием "феня".

Я не мог выплюнуть окурок на такое расстояние, как они, или часами сидеть на корточках. Я обращался к ним на «вы» и почти не умел ругаться. Представляете мою оторопь, когда мне не только дали шлепанцы, а приняли меня, как «земляка», хотя родился в Манхэттене».

В октябре 2006 года Вадим Василенко написал мне из тюрьмы Downstate Correctional Facility в Фишкилле. Это пересыльная тюрьма строгого (maximum-security) режима, которая служит первой остановкой для новых заключенных, попавших в систему тюрем штата Нью-Йорк. Акклиматизация украинца Вадима проходила по-другому, и он попал не к русскоязычным землякам. “Народ спрашивал, как будут по-русски разные слова, включая матерные, - пояснил мне Вадим в последних строках своего письма. - Я написал целый список, всё очень понравилось.

Так что теперь, как только к нам подходит надзиратель и кричит, чтобы мы не курили или замолчали, ему отвечают русским матом с латиноамериканским или афроамериканским акцентом». Вадим написал мне несколько фраз новой американской тюремной фени, но воспроизвести их даже английской транскрипцией не представляется возможным.

По наблюдениям Дэниела, которые подтверждаются другими наблюдателями, на американской воле и в неволе всех выходцев из бывшего СССР называют «русскими». И не только бывших «совков» - по словам Дэниела, заключенных чехов, словаков, болгар и югославов тоже называют «русскими». С учетом послевоенной истории Восточной Европы их согласие удивило «еврея-интеллектуала», но ему объяснили, что лучше называться «русским», чем объяснять невеждам подробности своего происхождения.

Я вспомнил отрывок из «Похождений бравого солдата Швейка», когда он записывает данные пленных российских солдат: «Мне никто не поверит, - подумал Швейк, - что на свете могут быть такие фамилии, как у этих татар: Муглагалей Абдрахманов - Беймурат Аллагали - Джередже Чердедже - Давлатбалей Нурдагалеев и так далее. У нас фамилии много лучше. Например, у священника в Живогошти фамилия Вобейда».

«Русские» в одной из десятка тюрем, через которые за десять лет прошел Дэниел, питались за отдельным столом, где сидело человек 15, которые обращались друг к другу по месту рождения или бывшего проживания. Это были Сибирь, Монгол, Узбек и Татарин»; Алекс Чеченский и Алекс Украинский, а также русский Дима, который получил 20 лет за то, что сбил над Бруклином полицейский вертолет.

Я такого случая не знаю, и никто из моих знакомых, сведущих в этой области, тоже. За «русским» столом Дэниел провел первые четыре года своего срока, но в следующих тюрьмах от этого отказался. Мальчик из интеллигентной писательской семьи, он ощутил от встречи с «русскими урками» тот же ужас, с каким, по его мнению, описал их Солженицын, хотя «другой хроникер ГУЛАГа Варлам Шаламов в своих рассказах очеловечивает их».

Дэниел пришел к выводу, что «хотя интересно знакомиться с такими чудовищами по тюремным рассказам Андрея Синявского, питаться вместе с ними не обязательно». Действительно, особенно если вспомнить строки Синявского про праздничное блюдо «сливки с сиропом», которое якобы готовили себе зэки сталинских «крыток» в знак протеста против режима - ложка собственной спермы с кровью из вскрытой вены.

Дэниел пишет, что многие «русские» в тюрьмах штата Нью-Йорк значатся как «евреи», и объясняет это общим стремлением попасть в тюрьму вроде Greenhaven Correctional Facility, где евреев достаточно, чтобы для них готовили горячую кошерную еду, которая свежее, вкуснее и калорийнее обычной. Такой же «кошерный стол» есть в тюрьме Sing Sing, и много лет назад, когда Дэниел еще учился в школе Стайвесант и флиртовал с прблемами, я прочитал в Jewish Voice восторженный очерк об условиях содержания там евреев.

Еду им готовил повар Владимир, которого автор очерка описал как курносого голубоглазого блондина косой сажени в плечах. В «Новом Русском Слове» я тогда написал про эту кухню, отметив, что облик «кошерного шефа» никак не похож на семита. Вскоре я получил письмо из "Синг-Синга" от Владимира, который был краток: «Тебе, козлу, что, писать больше не о чем?» Такова «русская преступная субкультура системы тюрем США».

Пребывание за границей связано у нас, как правило, с посещением комфортабельных курортов, красивых городов, с деловыми переговорами или участием в различных проектах культурной или направленности. И мало кто всерьез думает о том, что за границей можно оказаться в тюрьме. А между тем, эта вероятность существует.

Статистика

В настоящее время в зарубежных тюрьмах находятся более 1100 наших соотечественнико в. В Германии в тюрьме находятся 450 россиян, в США -- 350, в Испании -- 170, в Бельгии -- 160, в Эстонии -- 150. Более 30 человек находятся в тюрьмах Турции, есть единичные случаи заключения россиян в тюрьмы Индии и Таиланда (ситуация на 2011 год, более свежие данные еще не опубликованы). И это не считая тех, кто отбывает наказание в странах СНГ.

Попадают они туда по разным причинам. Первая категория – это крупные преступники (или люди, которых называют таковыми) международного уровня, такие, как Виктор Бут, которого осудили за незаконные поставки оружия колумбийским боевикам и держат в тюрьме в США. Вторая категория, гораздо более многочисленная, это публика попроще: туристы, которые были осуждены местными властями за хулиганство, драки, хранение или употребление наркотиков, мелкие кражи и т.п. И, наконец, это люди, которые оказались в тюрьмах за нарушение миграционных правил. И если первой категорией активно занимаются дипломаты и СМИ, то две вторые, как правило, мало кому интересны. Как же им сидится в зарубежных тюрьмах?

Тюрьмы США

Условия содержания здесь внешне намного лучше, чем в России. Как говорят те, кто там побывал: «чисто, сытно, витамины, работать не заставляют». Правда, жалуются на очень тонкие матрасы и одеяла. Однако, в камерах есть телевизоры и телефоны-автомат ы. Даже в карцере сухо и тепло и есть постель. Нет только телевизора и телефона. В этом, видимо, и заключается наказание. Среди заключенных существует жесткое разделение на белых и «цветных». Впрочем, все это не касается легендарной тюрьмы Гуантанома, где еще в 2011 году содержались несколько россиян. Про эту тюрьму говорят, что там невыносимые условия содержания.

Тюрьмы северной Европы

Тюрьмы Германии, Норвегии, Швеции, а так же Эстонии и ряда других европейских стран, могут показаться россиянину отелем, настолько они комфортабельны. Здесь двухместные камеры, в которых имеются телевизоры, компьютеры, санузлы, а так же кухни, где заключенные могут, если есть желание, готовить себе сами. В тюрьмах уютные дворики для прогулок, спортивные площадки, тренажерные залы. В общем, как гласит расхожая шутка «невозможно томиться в шведской тюрьме, нет условия для томления». Известный террорист Брейвик, учинивший в 2011 году расстрел в молодежном лагере, протестовал против условий содержания в тюрьме, приравнивая их к пыткам. Пытали Брейвика недостаточным количеством конфет и слишком медленным интернетом.

Тюрьмы Испании

Люди, отсидевшие в Вальдеморо – испанской тюрьме для иностранцев, рассказывают, что условия там не так комфортабельны, как в тюрьмах стран северной Европы. Камеры двухместные. Если есть деньги, можно купить телевизор, вентилятор, лампу и так делее. Телефоны тоже имеются, но по два на один «модуль» -- корпус, где содержатся заключенные. Максимальное количество минут разговора – 10. Чтобы поговорить, нужно отстоять очередь. Еды много, но она крайне невкусная, хотя имеются специальные меню: для вегетарианцев и для мусульман. Большую часть времени заключенные проводят, слоняясь по двору. Здесь можно играть в спортивные игры, а так же в карты. Можно и потрудиться. За уборку территории и выполнение других работ начисляют «пункты», накопив которых, можно купить что-то в тюремном магазине. Впрочем, брать метлу в руки никто не заставляет. Хочешь бездельничать – бездельничай.

Тюрьмы Турции

Камеры в турецких тюрьмах рассчитаны на 6 человек, но в камерах есть телевизоры, возможность заваривать чай, и довольно чисто. В тюрьме можно работать, зарабатывая деньги для будущей жизни на воле. Например, изготавливать мебель. Администрация исправительного учреждения забирает себе лишь деньги за материалы и электричество, а остальное делят между собой те, кто изготавливал мебель. Наконец, заключенные турецкой тюрьмы имеют возможность уходить домой на выходные дни! Разумеется, это касается лишь тюрем общего режима. Заключенные строгого режима сидят в одиночках и видят мир лишь через решетку.

Тюрьмы Индии и Таиланда

Если курорты Гоа и Таиланда представляются нам раем, то тамошние тюрьмы – настоящий ад, в сравнении с которым даже российские тюрьмы покажутся трехзвездочным отелем.

В помещениях, рассчитанных максимум, человек на 40, здесь могут поместить до 250 заключенных. Большую часть дня приходится проводить на ногах, спать лежа на голом полу – это недостижимая роскошь, спят здесь, сидя на корточках. Ни о какой параше речь даже не идет: в углу камеры имеется желоб, который промывают из брандспойта, пока заключенные на прогулке, то есть – в таком же тесном дворе и в такой же грязи, но под открытым небом. Вода грязная, кормежка – ужасная. Все приготовлено из испорченных продуктов, поэтому добавляется огромное количество перца чили.

Кроме того, в Таиланде в тюрьмах устраивают специальное шоу для туристов: бои без правил. Заключенные участвуют в этих кровопролитных мордобоях, поскольку приз за победу – амнистия.

Кроме того, европейцы подвергаются в тюрьмах Таиланда и Индии изощренной дискриминации не только со стороны сидельцев, но и со стороны охранников.

В общем, в этих райских странах в тюрьму лучше не попадать.

РУССКИЕ В ИНОЗЕМНОМ ПЛЕНУ

Когда наша страна была большой и сильной, арест ее граждан за рубежом вызывал бурю, а в тюрьмы попадали вообще считанные единицы.

Обвал начался в начале 90-х, когда мы стали слабыми и зависимыми. Нынче, только по официальной статистике, в иностранных тюрьмах находятся более 3000 граждан России. Наши сидят в тюрьмах всех континентов: и в Африке, и в Азии, и в Америке.


В ТУРЦИИ

Капитан нефтерудовоза, принадлежавшего самарскому АО "Волготанкер", Борис Ермолаев и старший механик Борис Рогожин оказались в турецкой тюрьме "Байрам-паша" по вымышленному обвинению в контрабанде топлива. "Это было самое страшное за 50 лет моей жизни", - говорит Борис Ермолаев.

"Байрам-паша" - тюрьма следственная, аналог нашего СИЗО. Слух о том, что попались "рус каптан" и "рус мотор каптан", разошелся по тюрьме мгновенно. Каждый, начиная от охранника и кончая последним зэком, считал своим долгом высказать злорадство. У русских отобрали теплую одежду, зажигалки, сигареты. Заставили делать самую грязную работу - вытирать плевки, собирать окурки. По окончании карантина со страхом ждали распределения. Они могли попасть в один из двух тюремных блоков - чисто турецкий и интернациональный. В интернациональном шансов выжить было мало. Свирепствовали зэки-чеченцы. Как раз накануне забили насмерть украинца.

Но пронесло. Попали в турецкий блок. Турки, хоть и не любят иностранцев, но звериной ненависти к русским не испытывают.

Ни книг, ни газет в тюрьме не было. Чтобы хоть как-то скоротать время, слонялись по камере, либо спали. На завтрак, обед и ужин давали одно блюдо - жидкую смесь из бобовых. Раз в неделю в тюремном коридоре работал небольшой турецкий базарчик: впускали с воли торговцев из окрестных селений. Русские узники покупали печенье, сигареты, чай на деньги, которыми снабжал их российский консул. Вели себя тише воды, ниже травы, чтобы не навлечь гнев тюремного начальства. Ведь провинившихся сажали в холодный карцер в подвале тюрьмы. В тюрьме есть еще один карцер, в нижнем ярусе подземелья. Там - полчища крыс. Туда, судя по слухам, опускали курдов. Больше их никто не видел.

Следствия как такового в Турции нет. С арестованными разбираются уже в суде. "Вам ничего не остается, как сознаться, - заявил на первом заседании морякам судья. - Команда танкера, которой вы должны были передать контрабандное топливо, уже созналась. У нас имеется письменное признание одного из них".

Вскоре Ермолаев и Рогожин познакомились в тюремной камере с "признавшимся". Им оказался азербайджанец Нуриман, который ни писать, ни читать по-турецки не умел. Его лицо заплыло от побоев.

На втором суде команда танкера отказалась от своего признания. Русские настояли на экспертизе топлива. Оказалось, что на русском судне топливо иное по составу, нежели на турецком танкере. Обвинение рассыпалось на глазах. Прокурор потребовал освобождения пленников и закрытия дела, но судья заартачился, и суд был перенесен на неопределенный срок. И тогда, наконец, генеральный консул России в Стамбуле посетил генерального прокурора Турции и попросил изменить меру пресечения. Суд отпустил на волю пленников спустя еще полгода.


В АМЕРИКЕ

Бывший капитан сборной СССР по культуризму Николай Ясиновский, уехавший в начале 90-х годов в Америку, стал там звездой бодибилдинга. Но не сразу. Помыкавшись без работы и без жилья, он занялся близким к спорту бизнесом - незаконной продажей анаболических стероидов, которые в США приравниваются к наркотикам. Вскоре у Ясиновского появились приличные деньги. Он снова начал тренироваться и стал занимать призовые места в престижных турнирах профессиональных культуристов.

Все порушилось в одночасье. Сдал Николая его напарник, который несколько месяцев тайно записывал на диктофон их разговоры. Наряду со статьей "продажа наркотиков" Николаю была инкриминирована и статья "заговор против правительства".

Ясиновский вспоминает: "За годы, проведенные в Америке, я понял, что эта страна - страна рабов. Рабов денег и собственной гордыни. Отношение к человеческой личности там строится на том, сколько ты зарабатываешь, на какой модели автомобиля ездишь и в каком районе живешь. А еще сегодняшняя Америка похожа на страну Советов 37-го года. Там необычайно распространено стукачество. США сейчас является страной узаконенного рабства, где каждый заключенный приносит в казну государства десятки тысяч долларов. Американцы из всего делают деньги. Даже тюрьма там - бизнес. В основном зэки трудятся на военную промышленность, например, плетут кабели для подводных лодок, самолетов-бомбардировщиков. Заключенный получает 300 долларов за ту же работу, за которую обычный американец на воле получает 4 тысячи долларов. Правительству выгодно держать людей в тюрьмах подольше, и 25-30 лет являются вполне нормальным сроком. Я же, учитывая полную конфискацию имущества, отделался легко - чуть менее полутора лет".

В первый же день жизни в неволе Ясиновскому дали понять, что о собственных правах, в том числе и в отношении религии, он должен забыть. "Я христианин, вы не имеете права!" - попытался было протестовать Ясиновский, но тюремщики скрутили ему руки и сорвали с шеи цепочку с нательным крестиком. Ясиновского бросили в карцер, забитый до отказа заключенными.

Его часто переводили из одной тюрьмы в другую. За год он сменил 17 мест заключения. И теперь знает о внутреннем устройстве американских тюрем все.

Тюрьмы в США трех видов: префектурные, федеральные и тюрьмы штатов. Федеральные - наиболее жесткие, но и самые благоустроенные. Комнаты, мало похожие на камеры, со своим санузлом, лампой дневного света, микроволновой печью, шкафом для одежды, тумбочкой, деревянной кроватью. На первом этаже - теннисный стол, большой бильярд, четыре телевизионные комнаты, огромная библиотека, где можно посмотреть и видео, выбрав подходящую кассету, но исключительно с научно-познавательными фильмами. Еще - теннисный корт, большой спортивный зал с выдвижными трибунами и паркетным полом, два тренажерных зала, поля для игры в американский футбол и бейсбол. "Вам кажутся эти условия идеальными? - спрашивает Ясиновский. - Все это сделано для того, чтобы в свободное от работы время заключенные, которым сидеть в тюрьме от 25 до 50 лет и даже больше, не вздумали бунтовать от безысходности".

В каждой из тюрем Николаю приходилось приживаться заново.

Однажды он сидел в телевизионной комнате и смотрел спортивный репортаж. Это не понравилось ввалившимся в помещение пятерым темнокожим зэкам. Они переключили программу. Николай вежливо объяснил, что болеет за русских, и снова переключил телевизор на спортивный канал. И тут же схлопотал по лицу. Клубок из тел - пятерых черных и одного белого - покатился по комнате, ломая мебель. На шум прибежали несколько русских, сидевших в той же тюрьме. Чернокожим пришлось ретироваться.

Ночь после битвы была неспокойной. Обычно конфликты (по дремучему закону мести) на этом не исчерпываются. Зэки могли прийти, пырнуть ножом. И они действительно пришли. Однако для того, чтобы извиниться.

Дело в том, что в американских тюрьмах не существует блатной иерархии. Противостояние там происходит по расовому признаку: чернокожие - латиносы. Это - основной контингент американских тюрем. Латиносы, считая себя белыми, по традиции покровительствуют всем бледнолицым. Они и заставили чернокожих извиниться перед Ясиновским.

Однажды в одну из тюрем попал журнал с фотографией Ясиновского на обложке, и охранники раструбили об этом. Тюремное начальство сочло долгом собственнолично познакомиться с русским. Его жизнь в неволе стала сносной. Время от времени ему позволяли звонить по телефону жене в Россию. Отныне полицейские передавали по этапу: "К вам едет звезда бодибилдинга".

"Раньше русских людей в американских тюрьмах было очень мало, - вспоминает Николай. - Но с каждым годом их становится все больше. К русским полицейские относятся подчеркнуто грубо, специально вызывают на конфликт, чтобы засадить на 30 суток в штрафной изолятор или, что гораздо хуже, добавить срок".

После отбытия срока Николай возвратился в Россию. И отныне никуда уезжать не намерен. "За годы моего житья-бытья в Америке я стал националистом. Лучше России страны нет", - признается он.


В АФРИКЕ

После того, как в Сьерра-Леоне произошел военный переворот, летчик Александр Сапожников, три года проработавший в этой небольшой западноафриканской стране, и два его русских товарища оказались пленниками новой власти. Их не убили, вероятно, потому, что они остались единственными специалистами по вертолетному делу в стране. Начальник ВВС Сьерра-Леоне стал у Сапожникова вторым пилотом. Они вместе возили за границу делегации новой власти, пытавшейся наладить отношения с соседними государствами.

Тем временем заграница объявила Сьерра-Леоне экономическое эмбарго. Ее инициировал изгнанник, - бывший президент Кабба, который обратился за поддержкой в ООН. А когда этого оказалось мало, в страну были введены войска ЭКОМОГ - миротворческие силы Западной Африки.

Штурм столицы Сьерра-Леоне - Фритауна был проведен весьма варварски. Тяжелая артиллерия вкупе с бомбардировщиками превратила город в груду развалин. Узнав, что диктатор товарищ Корома бежал на корабле, глава кабинета министров товарищ Кинг прибыл на аэродром со своей семьей и ближайшими офицерами.

Ты перевезешь нас туда, где нам пообещали политическое убежище, и тогда останешься жив, - сказал Кинг.

Посадку совершили в одном из аэропортов Либерии. Тут-то всех беглецов и арестовали. Вместе с экипажем. Автоматчики в форме ЭКОМОГ посадили всех в машины и повезли в неизвестном направлении.

Их отвезли в Нигерию. Здание, куда всех ввели, не было похоже на тюрьму. Это была гауптвахта подразделения нигерийских сухопутных войск. Не успели задремать на ледяном полу, как их разбудили и выгнали во двор, где, уложив лицом вниз, принялись нещадно хлестать плетьми.

На протяжении шести месяцев им не задали ни одного вопроса. Больше всего угнетала неизвестность. Кингу со товарищи ничего хорошего не светило, а вот русские решили побороться за свои права. И потребовали представителя российского посольства. Объявили голодовку. Но на это никто не обратил внимания.

Через пару месяцев Кинга и его спутников увезли в Сьерра-Леоне. А к русским настолько привыкли, что вообще перестали их замечать. Они разгуливали по военному городку и при желании могли бы бежать. Но куда бежать без документов и денег в незнакомой стране?

Наконец настал день, когда Александру Сапожникову сказали: "Завтра вас повезут в посольство России". Утром приехала машина с двумя нигерийцами в штатском. Пленников повезли не в посольство, а в аэропорт. Так они вновь оказались в Сьерра-Леоне.

Их поместили во фритаунскую тюрьму. Выходя поутру из камеры на построение, они обреченно смотрели на пятиметровый забор, обнесенный проводами под напряжением.

Русские, с вещами на выход! - услыхали на пятые сутки пленники. У входа в тюрьму их ждали представители российского посольства из Гвинеи.

Андрей Викторович Полынский

На мне браслет красненький такой. Это целеуказание. Чтобы снайпер по мне не промахнулся, - глаза Морпеха затуманились от ещё свежих воспоминаний.

Американцы депортировали его в Россию после отсидки. Угрозыском Приморского края он разыскивался как участник одной из бесчисленных бандитских разборок. И теперь, устроившись в кабинете в розыске, о своей уголовной карьере он говорил неохотно, зато охотно смаковал подробности своих приключений на далёких и диких американских землях.

Ребята помогли в Штатах устроиться. Естественно, нелегально – виза давно истекла. Но, как казалось мне, надёжно. Соседи по дому все были такие вежливые, приличные. Они меня и заложили. И однажды ко мне вломилась их миграционная служба. Поставили меня под стволы в лучших традициях американских боевиков. И предъявили обвинение в нарушении миграционного законодательства.

И вот суд – самый гуманный в мире. Приятного, понятное дело, мало, но я был уверен, что много не дадут. Расценки по этой статье до года лишения свободы. Но дальше начиналось чудо чудное. Судья смотрит на меня сурово, но снисходительно – как на дикого аборигена далёкой страны, с трудом понимающего правила жизни цивилизованного мира. И у меня надежда, что дадут полгодика максимум. Но тут прокурор, гад такой, выуживает вещдок и демонстрирует его этому барану в мантии.

Я в армии в морской пехоте служил. В хозобслуге. Но молодые были, все с понтами. Вот и сфотографировался в морпеховской форме, с автоматом на груди, бравый такой, суровый. Я ностальгически эту фотку на груди хранил, как воспоминание о лучших годах моей жизни. И она мне таким боком вышла.

Прокурор заявляет:

Это доказательство принадлежности подсудимого к российским силам специальных операций.

В общем, из его речи выходит, что один страшный русский морпех стоит десятка зелёных американских беретов. Что я чуть ли не авангард вторжения русских в США. Что представляю дикую опасность для американских граждан. Короче – электрического стула маловато будет.

Вижу, судья впечатлился. Смотрит на меня так же грозно, но с долей опасения – за себя и свой родной американский народ. Потом приговор объявляет, и я чуть со стула не падаю – полтора года.

А как же… - только и лепечу я.

Ну что тут скажешь? Оказывается, в случае особой общественной опасности подсудимого судья имеет право дать срок выше высшего предела, предусмотренного законом. Вот мне и дали.

Впереди – американская тюряга, знакомая мне по жутким американским фильмам о тамошних их нравах. Знаю, что там одни негры-бандиты, гомики, и простому русскому пареньку там кранты. Ну, это ещё посмотрим – кто кого.

Привезли меня туда, значит. Первый, кто встретил - это офицер по безопасности, ну, что-то вроде нашего начальника оперчасти. Ознакомился с моим личным делом. И протягивает мне талмуд – по объёмам как подарочное издание избранных трудов Маркса-Энгельса. И объявляет:

Это правила внутреннего распорядка. Ознакомьтесь и распишитесь.

Тут я решил дурака повалять по старой русской традиции:

Английский язык плохо понимаю.

Ну что же, - равнодушно пожал плечами офицер. – Пока вы не ознакомитесь с правилами распорядка, я не могу допустить вас к остальным заключённым, вы представляете опасность.

И меня заперли в одиночку. Это такая бальная зала размером два метра на метр со всеми удобствами. Взвыл я там уже через час. И английский язык сам собой выучился.

Это как Петька с Василь Иванычем японский учили, и ничего у них не получалось. Решили, что нервное потрясение нужно по науке, и тогда все сладится. А тут Фурманов прибегает:

Василь Иваныч. Водка подорожала! Тысячу рублей стоит!

Сикоко сикоко, Фурманов сан?

Вот так и я – все как-то вспомнилось сразу. Поставил я подпись, делая вид, что читаю эти треклятые правила. И удовлетворённый офицер замкнул на моей руке красный браслет – ну как в четырехзведочных отелях – все включено.

В общем, определили меня в камеру. Ждал всяких подлостей, типа прописок, заходов братанских – а по какой статье чалишсья, а не мусорок ли ты? Ничего, все спокойно. Никому до меня дела нет. В камере со мной иностранцы – вьетнамцы какие-то, другие люди непонятного племени.

Иду я по этой тюряге, значит. И замечаю, что ближе, чем на два метра ко мне никто не подходит. Как чумной какой-то. И смотрят на меня испуганно, как на вышедшего на охоту волка-людоеда.

Не могу понять – что происходит. Вскоре мне объяснили. Этот самый запмпоопер, почитав моё личное дело, тут же наткнулся на военную фотографию. Ну как же – чёрная смерть, одной левой взвод американских морских котиков положит. И он мне на руку нацепил красный браслет, промаркировал как лицо, представляющее особую опасность. При бунте, подавлении беспорядков – чтобы знали, в кого первого стрелять. Кому первому дубинкой прилетит. Во всей тюряге таких только двое было. Я и ещё один серийный убийца-маньяк, который пожизненное отсиживал. В общем, два конкретных братана.

Мне такой расклад не по душе был, и я в суд подал. Несколько месяцев потратил, но браслет с меня сняли и голубенький всучили. И я стал, как все, и на меня перестали зеки смотреть, как на вышедшего на охоту голодного гризли.

А жизнь то налаживалась. Условия оказались вполне терпимыми – в армии-то похуже было. Кормят, поят, тепло, светло. И порядки странные мне как-то даже по душе стали. Нормально так всё.

С первых дней в камере обратил внимание, что пара вьетнамцев всё убирает, мусор выносит. Решил, что они тут шестёрки, и их авторитетные пацаны шпыняют. Да если бы! Оказывается, они за это несколько сот баксов получают в месяц, и это считается их работой.

Выяснилось, что в тюряге работают практически все. Дело в том, что проживание в этом трёхзвёздочном заведении платное. Ты ешь, спишь, а счета капают. Чтобы их компенсировать, ты вынужден работать. Можешь, конечно, ничего не делать, тебя так же будут кормить и обогревать отоплением, но счёт накапливается. И тогда по выходу ты становишься государственным должником. То есть куда бы ты в США ни поехал, за тобой идёт что-то вроде исполнительного листа, да ещё с процентами, и расплачиваться за это будешь десятилетиями. С каждого заработанного цента у тебя государство будет отгрызть, притом немало так. В общем, сидельцы предпочитают работать ударным трудом, чтобы не быть должным. Да и делать там нечего - скучно.

Свою работу я нашёл неожиданно. Спортзал там вполне себе продвинутый. И посетителей полно. У них там снаряд один сломался. Его менять собирались, а стоит он недёшево. Тут я его отремонтировал – дело-то плёвое, но американцы в большинстве своём давно сами своими руками ничего делать не умеют, у них вся жизнь под сервисные службы заточена. На меня администрация посмотрела, как на волшебника – надо же, сам починил, кучу денег сэкономил. Колдун, однако. И предложили мне за инвентарь отвечать. Зарплату положили не то, чтобы большую, но стоимость проживания в этой гостинице общего типа вполне компенсировала. На этой должности и провёл весь срок, с интересом наблюдая за разворачивающимися картинками.

Разрыв шаблона произошёл. Сидело там полно негров, латиносов. Но так излюбленных в американском кино сплошных драк, борьбы за доминирование и прочих тюремных радостей не было и в помине. Потому что за каждое насильственное действие следовала такая щедрая добавка к сроку, что желающих не было от слова вообще. Хотя нет, один случай выяснения отношений был. Какой-то мексиканский бандит налетел на негритянского авторитета – у них там свои разборки с воли тянулись. Сцена потрясающая – мелкий злобный мексиканец набрасывается на огромного негра, который его соплёй перешибить может. А негр стойко сносит все удары и не сопротивляется. Наваливается охрана, мексиканца жестоко мутузят, тут же тащат в суд и навешивают ему несколько годочков. Как анекдот:

Сидоров, тебя начальник тюрьмы с новым годом поздравляет.

Какой новый год? Весна уже!

Вообще, добавление срока – излюбленный вид спорта персонала тюрьмы. Из того увесистого тома правил там есть куча зацепок, по которым можно пришить различные нарушение, продляющие радость пребывания в этом гостеприимном заведении. По всей тюряге ходят офицеры с трубочками – как у гаишников. И дуть в них заставляли. Проверяли на алкоголь. Есть реакция – трубочку запечатывают, нарушителя тут же в суд. Никакой долгой процедуры. Офицер демонстрирует трубочку, говорит, при каких обстоятельствах она такая получилась. И судья накручивает ещё три месяца к вынужденному пребыванию в тюремных пенатах. Я яблочный сок пить перестал – иногда он даёт такую же реакцию на трубочку эту чёртову.

В общем, все по распорядку. Все отлажено, как часы, строго. Но, в принципе, вполне комфортабельно. Камеры на несколько человек, но неплохие. Кормят в столовке стандартной американской едой.

Какой-либо тюремной иерархами не заметил. Если она и есть, то обычных зеков вообще не касается. Там больше кучкуются по национальному принципу – у негров своя жизнь, у мексов своя. Строгие правила не дают вцепиться им друг другу в глотки.

Связь с внешним миром – в коридоре стоит телефон-автомат. Подходи, звони, кому хочешь. Только там табличка висит – все ваши разговоры записываются администрацией. То есть брякнешь что-то типа – поговори со свидетелем убеди, что он не прав. Так тебе сразу срок – и разбираться никто не будет. Но семье-детям и любовницам звонить можно без ограничений.

Да, всё там по инструкциям. И, главное, как я понял, мечта российского обывателя – перед законом все равны. Все в одинаковых условиях. Не дай Бог кому-то предпочтение будет, тут же головы в администрации полетят – надзор там серьёзный.

Самое смешное – тюрьма эта частная. Есть такая залипуха в Штатах – коммерсанты строят частные тюрьмы и эксплуатируют по договору с правительством. Сидельцам, в принципе, все равно – частная или не частная. Правила одни и те же, до мельчайших подробностей. Хотя частные вроде покомфортабельнее. Хотя, говорят, самые комфортабельные тюрьмы для особо-опасных преступников – там и камеры на одного-двух человек, и все радости жизни.

В этой тюряге сидел её хозяин. Когда строил это заведение, спёр из бюджета штата приличную сумму. Всё это выплыло наружу. Ему намотали срок и отправили сидеть в его же родную тюрьму. При этом она так и считалась его собственностью, он с неё деньги исправно получал. И в ней же жил. Тоже как в анекдоте: Рабинович раньше жил напротив тюрьмы, а теперь напротив собственного дома.

При этом то, что он хозяин, на его жизни не сказывалось никак. Сидел на общих основаниях, без единой поблажки.

Всё хорошо, что хорошо кончается. Отсидел я там чуть больше года, не скажу, что это мне стоило многих душевных и физических сил. И освободился условно-досрочно. Политическим меня почему то американцы считать не хотели. И вот я перед вами…

Воспоминания я привёл почти дословно. Если имеются неточности в изображении американской пенитенциарной системы, то они на совести Морпеха.

Как всё это прокомментировать? Ну, конечно, некоторую зависть вызывает способность государственных органов США следовать процедурам и обеспечить хотя бы на среднем уровне равенство перед законом. Неважно, сколько у тебя денег на счету, из какой ты семьи – но совершил, так отвечай, притом сиди в тюряге не на общих основаниях, даже если тюрьма тебе и принадлежит. Никаких тебе: «он же артист, должен быть не подсуден… Он же банкир, ну как его судить на общих основаниях?... Он же мажор – ну как сажать мальчика из хорошей семьи… Он же чурка – за него вся диаспора»… В США подобное катит редко. Хотя можно разыграть карту расизма: «вы меня сажаете за то, что я негр». Но прокатывает далеко не всегда.

Это вызывает уважение к пендосам, несмотря на мою искреннюю ненависть к ним. Хотя, понятно взгляд этот поверхностный, человеческая природа неизменна, наверняка есть и коррупция, и борьба интересов, и семейственность, но для обычного человека это не особенно заметно, а, значит, не существует.

Выгодно отличается система наказания от нашей в том плане, что заключённые находятся в одинаковом положении. В наших зонах так сложилось, что чем ты серьёзнее преступник, чем сильнее связан с воровским сообществом, тем тебе легче сидеть.

«Сижу на нарах, как король на именинах».

Ещё с гулаговских времён всякие воры в законе, козырные фраера, смотрящие жили в камере как такие баи – на них все работают, они только щеки надувают и уголовников разводят, да обеспечивают выполнение производственного плана. То есть чем ты больше виновен перед обществом, тем тебе в тюряге лучше живётся. А нынешние тюрьмы – там даже и воровская масть уже не катит, главное – сумел ты денежек занести. Коррупция очень большая (конечно не везде и всюду, от заведения зависит, но тенденция имеется).

«Для вора тюрьма дом родной, а вы тут заезжие» – такая вот прибаутка.

Все эти заморочки, идущие ещё с советских времён – «черные зоны», где масть держат урки, которые греют воры, чтобы там жилось комфортнее. «Красные зоны» полностью под властью администрации, где воров гнобят. Все эти воровские уклады, ранги, культура, мифология – с этим конечно, нужно бороться, выжигать калёным железом. Кстати, почти выжгли к восьмидесятым годам, пока Горбатый со своей перестройкой не влез и не начали уничтожать советскую правоохранительную систему. Что продолжается и по сей день.

Есть серьёзный изъян в европейской и американской пенитенциарной системе. Излишний комфорт и свобода саму суть наказания низводят в ноль. Исчезает понятие кары за преступление. Низводится эффективность общей и частной превенции. Уголовники сидят в прекрасных условиях, кормят их там порой сытнее, чем на воле. Напрягаться не надо. Отсидел, вышел, замочил кого-то, опять сел. И снова тишина, комфорт.

Особенно это проявляется в Европе, где по содержанию тюрьмы ближе уже к пятизвёздочным отелям. Ну, на смех пробивает, когда Брейвик кидает предъявы государству, что ему трёх комнат в личных апартаментах маловато, и меню покачало, да ещё выкатывает список того, что ему необходимо для счастливой жизни. Какой-нибудь незаконно мигрировавший в Европу папуас вообще, получив срок в такой тюрьме, решит, что жизнь у него состоялось.

Читал, как на каких-то островах посадили людоедов в тюрьму за каннибализм, и потом спрашивают, как сидится. Каннибал и отвечает:

Прекрасно. Живу в доме, крыша защищает от дождя. Кормят хорошо. Это нам награда от духов предков за то, что мы жили по их заветам и ели врагов.

Уголовники должны тюрьмы бояться. У нас при СССР боялись так, что многие сидельцы готовы были ветошью всю оставшуюся жизнь прикидываться, лишь бы снова не загреметь. В том числе и профессиональные уголовники, даже несмотря на то, что «турма их дом». Сегодня, после того, как над нашими исправительно-трудовыми учреждениями поработали правозащитники, испытывающие какую-то неестественную любовь к уголовникам и отбросам общества и всячески их защищающие, там сложилась либеральная атмосфера, от которой до анархии рукой подать. Теперь шмон лишний раз не сделаешь – тут же в прокуратуру зеки напишут. В общем, наша пенитенциарная система идёт не туда – порядка, как в тех же Штатах, там не видать, зато свобод для зеков выше крыши. Вот они и развлекаются тем, что с утра до ночи разводят лохов по мобильным телефонам, потому что делать нечего, да и заработок неплохой. Администрация беспомощна. Работы нет – цеха заводов, при которых создавались зоны, давно закрылись.

Тюрьма такая же наиважнейшая часть госсистемы, как и полиция с армией, и пускать на самотёк систему исправления наказаний нельзя. А наши родные правозащитники и либералы делают все для уничтожения институтов государства – без него, они считают, им лучше будет.

Мне по душе больше китайская система. Показывали как-то по телевизору их места лишения свободы. Как я понял, у них все выстроено таким образом. За все более-менее серьёзные преступления ставят к стенке, что правильно и разумно. Когда их упрекают в излишней жестокости, они в кулуарах обычно отвечают:

Да не беспокойтесь. Китайцев много.

Вместе с тем таких длинных сроков, как в тех же Штатах, там давать не принято. Обычно присуждают не так много годков лишения свободы, но вот как их отсиживают! Их тюрьмы - это нечто особенное. Чтобы было понятно – это можно сравнить с курсом молодого бойца в армии. Подъем-отбой, упал-отжался, строем, с песнями, опять отжался. И не приведи Господи тебе чего-то непотребное в ответ вякнуть – в порошок сотрут со всей восточной жестокостью. И этот КМБ на протяжении трёх-пяти лет. Точнее, дисбат, даже покруче… Сказать, что после этого уголовники боятся вернуться в тюрягу – ничего не сказать. При одном упоминании о ней начинаются спазмы. Эта метода, мне кажется, наиболее правильной. Жесточайший режим и уничтожение всех свойств личности, ведущих к противоправному поведению. Только у нас опять все упрётся в субъективный фактор, потому что бараны равны, но есть ровнее.

Морпеху, кстати, участие в разборках не доказали. Но, кажется, и от бандитской жизни он отошёл. Зато осталась груда воспоминаний о жизни в США…

На мне браслет красненький такой. Это целеуказание. Чтобы снайпер по мне не промахнулся, - глаза Морпеха затуманились от ещё свежих воспоминаний.

Американцы депортировали его в Россию после отсидки. Угрозыском Приморского края он разыскивался как участник одной из бесчисленных бандитских разборок. И теперь, устроившись в кабинете в розыске, о своей уголовной карьере он говорил неохотно, зато охотно смаковал подробности своих приключений на далёких и диких американских землях.

"Ребята помогли в Штатах устроиться. Естественно, нелегально – виза давно истекла. Но, как казалось мне, надёжно. Соседи по дому все были такие вежливые, приличные. Они меня и заложили. И однажды ко мне вломилась их миграционная служба. Поставили меня под стволы в лучших традициях американских боевиков. И предъявили обвинение в нарушении миграционного законодательства.

И вот суд – самый гуманный в мире. Приятного, понятное дело, мало, но я был уверен, что много не дадут. Расценки по этой статье до года лишения свободы. Но дальше начиналось чудо чудное. Судья смотрит на меня сурово, но снисходительно – как на дикого аборигена далёкой страны, с трудом понимающего правила жизни цивилизованного мира. И у меня надежда, что дадут полгодика максимум. Но тут прокурор, гад такой, выуживает вещдок и демонстрирует его этому барану в мантии.

Я в армии в морской пехоте служил. В хозобслуге. Но молодые были, все с понтами. Вот и сфотографировался в морпеховской форме, с автоматом на груди, бравый такой, суровый. Я ностальгически эту фотку на груди хранил, как воспоминание о лучших годах моей жизни. И она мне таким боком вышла.

Прокурор заявляет:

Это доказательство принадлежности подсудимого к российским силам специальных операций.

В общем, из его речи выходит, что один страшный русский морпех стоит десятка зелёных американских беретов. Что я чуть ли не авангард вторжения русских в США. Что представляю дикую опасность для американских граждан. Короче – электрического стула маловато будет.

Вижу, судья впечатлился. Смотрит на меня так же грозно, но с долей опасения – за себя и свой родной американский народ. Потом приговор объявляет, и я чуть со стула не падаю – полтора года.

А как же… - только и лепечу я.

Ну что тут скажешь? Оказывается, в случае особой общественной опасности подсудимого судья имеет право дать срок выше высшего предела, предусмотренного законом. Вот мне и дали.

Впереди – американская тюряга, знакомая мне по жутким американским фильмам о тамошних их нравах. Знаю, что там одни негры-бандиты, гомики, и простому русскому пареньку там кранты. Ну, это ещё посмотрим, кто - кого.

Привезли меня туда, значит. Первый, кто встретил - это офицер по безопасности, ну, что-то вроде нашего начальника оперчасти. Ознакомился с моим личным делом. И протягивает мне талмуд – по объёмам как подарочное издание избранных трудов Маркса-Энгельса. И объявляет:

Это правила внутреннего распорядка. Ознакомьтесь и распишитесь.

Тут я решил дурака повалять по старой русской традиции:

Английский язык плохо понимаю.

Ну что же, - равнодушно пожал плечами офицер. – Пока вы не ознакомитесь с правилами распорядка, я не могу допустить вас к остальным заключённым, вы представляете опасность.

И меня заперли в одиночку. Это такая бальная зала размером два метра на метр со всеми удобствами. Взвыл я там уже через час. И английский язык сам собой выучился.

Это как Петька с Василь Иванычем японский учили, и ничего у них не получалось. Решили, что нервное потрясение нужно по науке, и тогда все сладится. А тут Фурманов прибегает:

Василь Иваныч. Водка подорожала! Тысячу рублей стоит!

Сикоко сикоко, Фурманов сан?

Вот так и я – все как-то вспомнилось сразу. Поставил я подпись, делая вид, что читаю эти треклятые правила. И удовлетворённый офицер замкнул на моей руке красный браслет – ну как в четырехзведочных отелях – все включено.

В общем, определили меня в камеру. Ждал всяких подлостей, типа прописок, заходов братанских – а по какой статье чалишсья, а не мусорок ли ты? Ничего, все спокойно. Никому до меня дела нет. В камере со мной иностранцы – вьетнамцы какие-то, другие люди непонятного племени.

Иду я по этой тюряге, значит. И замечаю, что ближе, чем на два метра ко мне никто не подходит. Как чумной какой-то. И смотрят на меня испуганно, как на вышедшего на охоту волка-людоеда.

Не могу понять – что происходит. Вскоре мне объяснили. Этот самый запмпоопер, почитав моё личное дело, тут же наткнулся на военную фотографию. Ну как же – чёрная смерть, одной левой взвод американских морских котиков положит. И он мне на руку нацепил красный браслет, промаркировал как лицо, представляющее особую опасность. При бунте, подавлении беспорядков – чтобы знали, в кого первого стрелять. Кому первому дубинкой прилетит. Во всей тюряге таких только двое было. Я и ещё один серийный убийца-маньяк, который пожизненное отсиживал. В общем, два конкретных братана.

Мне такой расклад не по душе был, и я в суд подал. Несколько месяцев потратил, но браслет с меня сняли и голубенький всучили. И я стал, как все, и на меня перестали зеки смотреть, как на вышедшего на охоту голодного гризли.

А жизнь то налаживалась. Условия оказались вполне терпимыми – в армии-то похуже было. Кормят, поят, тепло, светло. И порядки странные мне как-то даже по душе стали. Нормально так всё.

С первых дней в камере обратил внимание, что пара вьетнамцев всё убирает, мусор выносит. Решил, что они тут шестёрки, и их авторитетные пацаны шпыняют. Да если бы! Оказывается, они за это несколько сот баксов получают в месяц, и это считается их работой.

Выяснилось, что в тюряге работают практически все. Дело в том, что проживание в этом трёхзвёздочном заведении платное. Ты ешь, спишь, а счета капают. Чтобы их компенсировать, ты вынужден работать. Можешь, конечно, ничего не делать, тебя так же будут кормить и обогревать отоплением, но счёт накапливается. И тогда по выходу ты становишься государственным должником. То есть куда бы ты в США ни поехал, за тобой идёт что-то вроде исполнительного листа, да ещё с процентами, и расплачиваться за это будешь десятилетиями. С каждого заработанного цента у тебя государство будет отгрызть, притом немало так. В общем, сидельцы предпочитают работать ударным трудом, чтобы не быть должным. Да и делать там нечего - скучно.

Свою работу я нашёл неожиданно. Спортзал там вполне себе продвинутый. И посетителей полно. У них там снаряд один сломался. Его менять собирались, а стоит он недёшево. Тут я его отремонтировал – дело-то плёвое, но американцы в большинстве своём давно сами своими руками ничего делать не умеют, у них вся жизнь под сервисные службы заточена. На меня администрация посмотрела, как на волшебника – надо же, сам починил, кучу денег сэкономил. Колдун, однако. И предложили мне за инвентарь отвечать. Зарплату положили не то, чтобы большую, но стоимость проживания в этой гостинице общего типа вполне компенсировала. На этой должности и провёл весь срок, с интересом наблюдая за разворачивающимися картинками.

Разрыв шаблона произошёл. Сидело там полно негров, латиносов. Но так излюбленных в американском кино сплошных драк, борьбы за доминирование и прочих тюремных радостей не было и в помине. Потому что за каждое насильственное действие следовала такая щедрая добавка к сроку, что желающих не было от слова вообще. Хотя нет, один случай выяснения отношений был. Какой-то мексиканский бандит налетел на негритянского авторитета – у них там свои разборки с воли тянулись. Сцена потрясающая – мелкий злобный мексиканец набрасывается на огромного негра, который его соплёй перешибить может. А негр стойко сносит все удары и не сопротивляется. Наваливается охрана, мексиканца жестоко мутузят, тут же тащат в суд и навешивают ему несколько годочков. Как анекдот:

Сидоров, тебя начальник тюрьмы с Новым годом поздравляет.

Какой Новый год? Весна уже!

Вообще, добавление срока – излюбленный вид спорта персонала тюрьмы. Из того увесистого тома правил там есть куча зацепок, по которым можно пришить различные нарушение, продляющие радость пребывания в этом гостеприимном заведении. По всей тюряге ходят офицеры с трубочками – как у гаишников. И дуть в них заставляли. Проверяли на алкоголь. Есть реакция – трубочку запечатывают, нарушителя тут же в суд. Никакой долгой процедуры. Офицер демонстрирует трубочку, говорит, при каких обстоятельствах она такая получилась. И судья накручивает ещё три месяца к вынужденному пребыванию в тюремных пенатах. Я яблочный сок пить перестал – иногда он даёт такую же реакцию на трубочку эту чёртову.

В общем, все по распорядку. Все отлажено, как часы, строго. Но, в принципе, вполне комфортабельно. Камеры на несколько человек, но неплохие. Кормят в столовке стандартной американской едой.

Какой-либо тюремной иерархами не заметил. Если она и есть, то обычных зеков вообще не касается. Там больше кучкуются по национальному принципу – у негров своя жизнь, у мексов своя. Строгие правила не дают вцепиться им друг другу в глотки.

Связь с внешним миром – в коридоре стоит телефон-автомат. Подходи, звони, кому хочешь. Только там табличка висит – все ваши разговоры записываются администрацией. То есть брякнешь что-то типа "поговори со свидетелем убеди, что он не прав", так тебе сразу срок – и разбираться никто не станет. Но семье-детям и любовницам звонить можно без ограничений.

Да, всё там по инструкциям. И, главное, как я понял, мечта российского обывателя – перед законом все равны. Все в одинаковых условиях. Не дай Бог кому-то предпочтение будет, тут же головы в администрации полетят – надзор там серьёзный.

Самое смешное – тюрьма эта частная. Есть такая залипуха в Штатах – коммерсанты строят частные тюрьмы и эксплуатируют по договору с правительством. Сидельцам, в принципе, все равно – частная или не частная. Правила одни и те же, до мельчайших подробностей. Хотя частные вроде покомфортабельнее. Хотя, говорят, самые комфортабельные тюрьмы для особо-опасных преступников – там и камеры на одного-двух человек, и все радости жизни.

В этой тюряге сидел её хозяин. Когда строил это заведение, спёр из бюджета штата приличную сумму. Всё это выплыло наружу. Ему намотали срок и отправили сидеть в его же родную тюрьму. При этом она так и считалась его собственностью, он с неё деньги исправно получал. И в ней же жил. Тоже как в анекдоте: Рабинович раньше жил напротив тюрьмы, а теперь напротив собственного дома.

При этом то, что он хозяин, на его жизни не сказывалось никак. Сидел на общих основаниях, без единой поблажки.

Всё хорошо, что хорошо кончается. Отсидел я там чуть больше года, не скажу, что это мне стоило многих душевных и физических сил. И освободился условно-досрочно. Политическим меня почему то американцы считать не хотели. И вот я перед вами…"

Воспоминания я привёл почти дословно. Если имеются неточности в изображении американской пенитенциарной системы, то они на совести Морпеха.

Как всё это прокомментировать? Ну, конечно, некоторую зависть вызывает способность государственных органов США следовать процедурам и обеспечить хотя бы на среднем уровне равенство перед законом. Неважно, сколько у тебя денег на счету, из какой ты семьи – но совершил, так отвечай, притом сиди в тюряге не на общих основаниях, даже если тюрьма тебе и принадлежит. Никаких тебе «Он же артист, должен быть не подсуден… Он же банкир, ну как его судить на общих основаниях?... Он же мажор – ну как сажать мальчика из хорошей семьи… Он же чурка – за него вся диаспора»… В США подобное катит редко. Хотя можно разыграть карту расизма: «вы меня сажаете за то, что я негр». Но прокатывает далеко не всегда.

Это вызывает уважение к пендосам, несмотря на мою искреннюю нелюбовь к ним. Хотя, понятно, взгляд этот поверхностный, человеческая природа неизменна, наверняка есть и коррупция, и борьба интересов, и семейственность, но для обычного человека это не особенно заметно, а, значит, не существует.

Выгодно отличается система наказания от нашей в том плане, что заключённые находятся в одинаковом положении. В наших зонах так сложилось, что чем ты серьёзнее преступник, чем сильнее связан с воровским сообществом, тем тебе легче сидеть.

«Сижу на нарах, как король на именинах».

Ещё с гулаговских времён всякие воры в законе, козырные фраера, смотрящие жили в камере как такие баи – на них все работают, они только щеки надувают и уголовников разводят, да обеспечивают выполнение производственного плана. То есть чем ты больше виновен перед обществом, тем тебе в тюряге лучше живётся. А нынешние тюрьмы – там даже и воровская масть уже не катит, главное – сумел ли ты денежек занести. Коррупция очень большая (конечно не везде и всюду, от заведения зависит, но тенденция имеется).

«Для вора тюрьма дом родной, а вы тут заезжие» – такая вот прибаутка.

Все эти заморочки, идущие ещё с советских времён – «черные зоны», где масть держат урки, которые греют воры, чтобы там жилось комфортнее. «Красные зоны» полностью под властью администрации, где воров гнобят. Все эти воровские уклады, ранги, культура, мифология – с этим конечно, нужно бороться, выжигать калёным железом. Кстати, почти выжгли к восьмидесятым годам, пока Горбатый со своей перестройкой не влез и не начали уничтожать советскую правоохранительную систему. Что продолжается и по сей день.

Есть серьёзный изъян в европейской и американской пенитенциарной системе. Излишний комфорт и свобода саму суть наказания низводят в ноль. Исчезает понятие кары за преступление. Низводится эффективность общей и частной превенции. Уголовники сидят в прекрасных условиях, кормят их там порой сытнее, чем на воле. Напрягаться не надо. Отсидел, вышел, замочил кого-то, опять сел. И снова тишина, комфорт.

Особенно это проявляется в Европе, где по содержанию тюрьмы ближе уже к пятизвёздочным отелям. Ну, на смех пробивает, когда Брейвик кидает предъявы государству, что ему трёх комнат в личных апартаментах маловато, и обеденное меню скудновато, да ещё выкатывает длинный список того, что ему необходимо для счастливой жизни. Какой-нибудь незаконно мигрировавший в Европу папуас вообще, получив срок в такой тюрьме, решит, что жизнь у него состоялось.

Читал, как на каких-то островах посадили людоедов в тюрьму за каннибализм, и потом спрашивают, как сидится. Каннибал и отвечает:

Прекрасно. Живу в доме, крыша защищает от дождя. Кормят хорошо. Это нам награда от духов предков за то, что мы жили по их заветам и ели врагов.

Уголовники должны тюрьмы бояться. У нас при СССР боялись так, что многие сидельцы готовы были ветошью всю оставшуюся жизнь прикидываться, лишь бы снова не загреметь. В том числе и профессиональные уголовники, даже несмотря на то, что «турма их дом». Сегодня, после того, как над нашими исправительно-трудовыми учреждениями поработали правозащитники, испытывающие какую-то неестественную любовь к уголовникам и отбросам общества и всячески их защищающие по любому вопросу, там сложилась либеральная атмосфера, от которой до анархии рукой подать. Теперь шмон лишний раз в камере не сделаешь – тут же в прокуратуру зеки телегу накатают. В общем, наша пенитенциарная система идёт не туда – порядка там особого не видать, зато свобод для зеков выше крыши. Вот они и развлекаются тем, что с утра до ночи разводят лохов по мобильным телефонам, потому что больше делать нечего, да и заработок неплохой. Администрация беспомощна. Работы нет – цеха заводов, при которых создавались зоны, давно закрылись.

Тюрьма такая же наиважнейшая часть госсистемы, как и полиция с армией, и пускать на самотёк систему исправления наказаний нельзя. А наши родные правозащитники и либералы делают все для уничтожения институтов государства – без него, они считают, им лучше будет.

Мне по душе больше китайская система. Показывали как-то по телевизору их места лишения свободы. Как я понял, у них все выстроено таким образом. За все более-менее серьёзные преступления ставят к стенке, что правильно и разумно. Когда их упрекают в излишней жестокости, они в кулуарах обычно отвечают:

Да не беспокойтесь. Китайцев много.

Вместе с тем таких длинных сроков, как в тех же Штатах, там давать не принято. Обычно присуждают не так много годков лишения свободы, но вот как их отсиживают! Их тюрьмы - это нечто особенное. Чтобы было понятно – это можно сравнить с курсом молодого бойца в армии. Подъем-отбой, упал-отжался, строем, с песнями, опять отжался. И не приведи Господи тебе чего-то непотребное в ответ вякнуть – в порошок сотрут со всей восточной жестокостью. И этот КМБ на протяжении трёх-пяти лет. Точнее, дисбат, даже покруче… Сказать, что после этого уголовники боятся вернуться в тюрягу – ничего не сказать. При одном упоминании о ней начинаются спазмы. Эта метода, мне кажется, наиболее правильной. Жесточайший режим и уничтожение всех свойств личности, ведущих к противоправному поведению. Только у нас опять все упрётся в субъективный фактор, потому что бараны равны, но есть ровнее.

Морпеху, кстати, участие в разборках не доказали. Но, кажется, и от бандитской жизни он отошёл. Зато осталась масса незабываемых воспоминаний о жизни в США…