Специфика религиозных чувств. Религия – выражение человеческой природы

Э. Кассирер был безоговорочно прав, когда написал, что из всех явлений культуры религия и миф хуже всего поддаются логическому анализу . Согласно Фоме Аквинскому религиозная истина сверхприродна и сверхрациональна, но не иррациональна. С помощью разума мы не можем проникнуть в тайны веры. Однако эти тайны не противоречат разуму, а дополняют и совершенствуют его. Тем не менее всегда существовали религиозные мыслители, которые противостояли всем попыткам согласовать эти две противоположные силы – веру и разум. Изречение Тертуллиана (155/165–220/240) "Верую, ибо абсурдно" никогда не утрачивало своей силы. Б. Паскаль провозглашал темноту и непознаваемость подлинных элементов религии. С. Кьеркегор описывал религиозную жизнь как великий парадокс, попытка смягчить который для него означала отрицание и разрушение религиозной жизни.

"А религия, – пишет Кассирер, – оставалась загадкой не только в теоретическом, но и в этическом смысле: она переполнена теоретическими антиномиями и этическими противоречиями. Она обещала нам причащение, единение с природой, с людьми, сверхъестественными силами и самим Божеством. Результат, однако, прямо противоположен: в своем конкретном проявлении она стала источником глубочайших раздоров и фанатичных схваток между людьми. Религия претендует на обладание абсолютной истиной, но ее история – это история заблуждений и ересей. Она обещает нам и предсказывает потусторонний мир – далеко за пределами нашего человеческого опыта, но сама остается человеческой, слишком человеческой" .

Однако Кассирер считает, что проблема предстанет совершенно в ином свете, как только мы решимся изменить точку зрения. Немецкий философ считает возможным рассматривать религию как антропологический феномен, как явление, выражающее человеческую природу. Но разве до сих пор мы не говорили о человеке? Разве изложенные нами версии происхождения религии не принимали в расчет образ человека? Разумеется, принимали. Но человек при этом брался не в своей целостности. Мы говорили о нем, захваченном страхом, трагедией отцеубийства, хозяйственной потребностью, потребностью почтить умерших предков, смутным ощущением трансцендентного чувства. Что касается Кассирера, то он осмысливает человеческую природу как особи, называемой символическим животным.

Да, предметы веры, вероучения, теологические системы вовлечены в нескончаемую борьбу. Даже этические идеалы очень различны и редко согласуются друг с другом. Но все это, как считает Кассирер, не мешает существованию особой формы религиозного чувства и внутреннего единства религиозного мышления. Религиозные символы беспрерывно меняются, но основополагающий принцип, символическая деятельность остаются теми же самыми: религия едина в своем многообразии.

Итак, человеческое бытие протекает в символических формах. Философские антропологи прошлого столетия обратили внимание на известную "недостаточность" человеческого существа, на некоторые особенности его биологической природы. Ученые полагали, что животно-биологическая организация человека содержит в себе определенную "недовосполненность". Однако они были далеки от представления, будто человек на этом основании обречен, вынужден стать жертвой эволюции.

Природа способна предложить каждому живому виду множество шансов. Оказался такой шанс и у человека. Не имея четкой инстинктуальной программы, не ведая, как вести себя в конкретных природных условиях с пользой для себя, человек бессознательно стал присматриваться к другим животным, более прочно укорененным в природе. Он как бы вышел за рамки видовой программы. В этом проявилась присущая ему "особость", ведь многие другие существа не сумели преодолеть собственную природную ограниченность и вымерли.

"Человек обречен на то, чтобы все время, – пишет Ю. Н. Давыдов, – восстанавливать нарушенную связь с универсумом..." Восстановление этого нарушения есть замена инстинкта принципом культуры, т.е. ориентацией на культурно-значимые предметы. Новое приобретение целиком преобразило всю человеческую жизнь. Человек не способен избавиться от этого достояния, он может лишь принять условия своей собственной жизни. Отныне он находится не только в физическом, но и в символическом универсуме.

Человек уже не противостоит реальности непосредственно, нс сталкивается с ней, так сказать, лицом к лицу. Физическая реальность как бы отдаляется по мере роста символической деятельности человека. Вместо того чтобы обратиться к самим вещам, человек постоянно обращен на самого себя. Он настолько погружен в лингвистические формы, художественные образы, мифические символы или религиозные ритуалы, что не может ничего видеть и знать без вмешательства этого искусственного посредника.

Язык, миф, искусство, религия – части этого универсума, те разные нити, из которых сплетается символическая сеть, запутанная ткань человеческого опыта. Человек живет, скорее, среди воображаемых эмоций, в надеждах и страхах, среди иллюзий и их утрат, среди собственных фантазий и грез. Следовательно, человека можно определить не столько как разумное животное, сколько как животное символическое.

Э. Кассирер замечает: "Первобытная религия – это, может быть, самое последовательное, яркое и решительное утверждение жизни во всей человеческой культуре" . Символическая природа религии не вызывает сомнений.

Здесь заключено действительно поразительное открытие Кассирера, который гораздо глубже, нежели Фрейд или Вебер трактует религиозные феномены: не хозяйственная, практическая потребность и не двойственное отношение к прародителю, не культ предков и не первобытный страх – источники религиозных переживаний. Однако неясным остается вопрос о том, почему потребность человека творить символические миры получила реализацию именно в религиозном переживании.

Заключение

Объяснить тайну религии, причины ее появления со светских позиций – задача довольно сложная. К сожалению, религиоведение долгое время довольствовалось примитивными объяснениями. Оно приписывало первобытному человеку чувство неизбывного страха, игнорируя обжитый им волшебный мир магии. Религиоведение связывало происхождение религии с трепетным отношением к смерти, упуская из виду, что это отношение не универсально, а оказывается различным в конкретных культурах. Религиоведение видело земные корни религии в социальных коллизиях, которые давно ушли, а сама религия осталась. Специалисты толковали о сложности процесса познания, который чреват "отлетом фантазии", но религия сохранила себя и в условиях критического переосмысления всей гносеологической активности человека. Между тем за последние десятилетия этнография, культурология накопили достаточно материала, чтобы подойти к обсуждению этих вопросов с более широких философских позиций. Огромную помощь здесь может оказать философская антропология, которая раскрывает мир человека в его сложности и целостности.

Хотя в основе всех религий лежит мистический опыт переживаний их создателей и святых, в широкой массе верующего народа далеко не все являются мистиками. Тем не менее, религиозность людей всегда связана с чувствами и переживаниями. Эти переживания бывают различными.

Они обусловлены различными особенностями восприятия мира, в том числе и различными уровнями интеллекта и знаний. В зависимости от того, каковы восприятие мира и переживания, различаются и формы религиозности. Если они примитивны, примитивной оказывается и форма религиозности. Если они более глубоки, то более глубокой оказывается и форма религиозности.

Альберт Эйнштейн в статье «Религия и наука» раскрывает взаимосвязь между характером чувств и формой религиозности человека. Он пишет, что у колыбели религиозных идей и переживаний стоят самые различные чувства, и рассматривает три типа религиозности: «религию страха», религию моральных чувств и «космическую религию».

«У первобытных людей, – пишет Эйнштейн, – религиозные представления вызывает прежде всего страх, страх перед голодом, дикими зверями, болезнями, смертью. Так как на этой ступени бытия понимание причинных взаимосвязей обычно стоит на крайне низком уровне, человеческий разум создает для себя более или менее аналогичное существо, от воли и действий которого зависят страшные для него явления.

После этого начинают думать о том, чтобы умилостивить это существо. Для этого производят определенные действия и приносят жертвы, которые, согласно передаваемым из поколения в поколение верованиям, способствуют умиротворению этого существа, т. е. делают его более милостивым по отношению к человеку. В этом смысле я говорю о религии страха.

Стабилизации этой религии, но не ее возникновению, в значительной степени способствует образование особой касты жрецов, берущих на себя роль посредников между людьми и теми существами, которых люди боятся, и основывающих на этом свою гегемонию…».

Религия Ветхого Завета в точности соответствует описанным Эйнштейном признакам. Большая часть Ветхого Завета – это «религия страха», основанием которой для иудеев является Закон Моисея. Библия описывает историю получения Закона в чрезвычайно грозных тонах: по небу летают молнии и раздаются громы, а гора Синай дымится, словно начинается извержение вулкана. Так людям внушается чувство страха перед Богом: никто не может приблизиться к этому страшному Богу и остаться в живых. И тут же появляется необходимость в касте жрецов, которые имеют право приступать к Богу и умилостивлять Его жертвами животных.

В наше время проповедники и священники толкуют библейское понятие «страха Божия» как «благоговение» и «смирение». Однако очевидно, что в первоначальном значении «страх Божий» подразумевал именно страх, а не что-то иное. И лишь с эволюцией сознания людей стало меняться и понятие «страха Божия».

Христианство рождается в недрах иудаизма, поэтому оно так же содержит в себе немало элементов «религии страха», унаследованной от Моисеева Закона. Хотя сам Иисус, безусловно, был проповедником другого типа религии – «моральной».

«Стремление обрести руководство, любовь и поддержку служит толчком к созданию социальной и моральной концепции бога, – пишет Эйнштейн, – Божье провидение хранит человека, властвует над его судьбой, вознаграждает и карает его. Бог, в соответствии с представлениями людей, является хранителем жизни племени, человечества, да и жизни в самом широком смысле этого слова, утешителем в несчастье и неудовлетворенном желании, хранителем душ умерших. Такова социальная, или моральная, концепция бога.

Уже в священном писании можно проследить превращение религии страха в моральную религию. Продолжение этой эволюции можно обнаружить в Новом завете. Религии всех культурных народов, в частности народов Востока, по сути дела являются моральными религиями. В жизни народа переход от религии страха к моральной религии означает важный прогресс.

Следует предостеречь от неправильного представления о том, будто религии первобытных людей – это религии страха в чистом виде, а религии цивилизованных народов – это моральные религии также в чистом виде. И те, и другие представляют собой нечто смешанное, хотя на более высоких ступенях развития общественной жизни моральная религия преобладает».

На ранних этапах в религии преобладает чувство страха, которое позднее в той или иной мере вытесняется более высокими чувствами. Можно сказать, что в Моисеевом Законе преобладает пугающий образ бога – бога, которого можно назвать злым: он благословляет войны, немилосердно карает грешников, требует жертвоприношений для «умилостивления» за грехи. Но уже в писаниях пророков появляется идея Бога любящего и милостивого, Бога, который, хотя и наказывает за грехи, но никогда не отвергает, продолжая хранить людей, как отец или мать заботятся о своих детях. Такого любящего Бога уже не надо бояться. Ему можно доверять, и в этом, собственно, и есть суть веры.

Доброго Бога не нужно умилостивлять никакими жертвами. Его можно свободно называть Отцом. «Авва, Отче!» – так молится сам Иисус и оставляет ученикам молитву «Отче наш». Несмотря на это, в христианстве продолжает сохраняться много элементов «религии страха». Особенно, на Западе, где долгие годы господствовал так называемый «юридический» способ понимания миссии Христа: Христос должен был страдать на кресте для «умилостивления» гневного Бога.

Большинство протестантов и по сей день придерживаются этой чудовищной концепции. «Зачем понадобилось море крови жертвенных животных, если Бог может простить грешников просто так?!» – в негодовании вопрошал меня оппонент на одном из христианских форумов. Вместо того чтобы задать этот вопрос самому себе и задуматься: «Как можно верить в Бога, который нуждается в страданиях и море крови невинных животных, а затем – невинного Христа, для того, чтобы «угасить» свой гнев?!!» Но протестанты слепо поклоняются библейской букве и верят именно в такого Бога. Поэтому для того, чтобы обратиться к Богу как Отцу, они нуждаются в метаморфозе личности, называемой «рождением свыше».

Это хорошо показано в исследовании Уильяма Джеймса «Многообразие религиозного опыта». Ощущение своих грехов не даёт покоя основателям протестантизма и многих его течений. Они не ждут от Бога ничего хорошего, никакой любви, кроме проклятия и ада. И лишь вера в «искупительную», то есть «умилостивляющую», жертву Христа, «угашающую» гнев Бога, приносит им радость прощения и спасения.

«Протестантский» («чисто-библейский») бог, таким образом, – это отнюдь не добрый Бог и отнюдь не Бог любящий своё творение. Напротив, это бог проклятия, ибо он проклинает всех тех, кто не поверил во Христа. Без этой веры людей Он не в состоянии «угасить» свой «праведный» гнев на них. В «небиблейском» (опирающемся ещё и на предание) православии и католичестве в большей или меньшей степени преодолевается такой образ Бога.

Тем не менее, христианство для многих людей продолжает оставаться ни чем иным как «религией страха». В её основе присутствуют всё те же библейские тексты, говорящие о Боге злом, гневном и карающем, которого приходится бояться и «умилостивлять» всевозможными способами: покаяниями, молитвами, постами, посещением храмов, добрыми делами и т.д., дабы не оказаться в аду.

Аналогично этому множество подобных элементов «религии страха» содержится и в иудаизме и, особенно, в исламе. Повиновение Богу делается единственным способом заслужить Его благосклонность, чтобы приобрести Его благословение на земле и избавиться от ада после смерти.

Но есть ещё и третий тип религиозности. Он основан на ощущении красоты и гармонии Вселенной и на бескорыстной (не зависящей от страха кары и стремления получить награду) потребности человека в движении к совершенству.

Однажды к Будде пришел человек и спросил, есть ли Бог. Будда ответил притчей: «Когда я был молод, я очень любил лошадей и различал четыре типа. Первый - самый тупой и упрямый, сколько ее не бей, она все равно не будет слушаться. Таковы и многие люди. Второй тип: лошадь слушается, но только после удара. Много и таких людей. Есть и третий тип. Это лошади, которых не нужно бить. Ты просто показываешь ей хлыст и этого достаточно. Еще существует четвертый тип лошадей, очень редкий. Им достаточно и тени хлыста». Сказав это, Будда закрыл глаза и замолчал. Человек тоже закрыл глаза и сидел в молчании с Буддой. Будда открыл глаза, а человек просидел в таком состоянии еще час. Лицо его было умиротворенным и светлым. Открыв глаза, человек коснулся ног Будды с глубокой признательностью, поблагодарил его и ушел.

На высоком духовном уровне человеку уже не требуется «хлыст» в виде карающего Бога. В религиозности подобных людей исчезает антропоморфный (подобный человеку) образ Бога. Человека в его религиозности вдохновляют уже не чувство страха и не потребность в потусторонней помощи и заботе, а совершенно иные чувства.

«Общим для всех этих типов является антропоморфный характер идеи бога, – пишет Эйнштейн о «религии страха» и «моральной религии», – Как правило, этот уровень удается превзойти лишь отдельным особенно выдающимся личностям и особенно высоко развитым обществам.

Но и у тех, и у других существует еще и третья ступень религиозного чувства, хотя в чистом виде она встречается редко. Я назову эту ступень космическим религиозным чувством. Тому, кто чужд этому чувству, очень трудно объяснить, в чем оно состоит, тем более, что антропоморфной концепции бога, соответствующей ему, не существует.

Индивидуум ощущает ничтожность человеческих желаний и целей, с одной стороны, и возвышенность и чудесный порядок, проявляющийся в природе и в мире идей, – с другой. Он начинает рассматривать свое существование как своего рода тюремное заключение и лишь всю Вселенную в целом воспринимает как нечто единое и осмысленное.

Зачатки космического религиозного чувства можно обнаружить на более ранних ступенях развития, например, в некоторых псалмах Давида и книгах пророков Ветхого завета. Гораздо более сильный элемент космического религиозного чувства, как учат нас работы Шопенгауэра, имеется в буддизме.

Психиатрия — это естественная наука, это отрасль медицины, и она рассматривает человека как биологический объект и воздействует на него вполне материальными средствами. Казалось бы, врач-психиатр должен объяснять все происходящее с человеком — в том числе и то, что мы привычно называем духовной или религиозной жизнью, — сугубо материальными, биологическими, а также, конечно, социальными причинами. Однако автору этой публикации — доктору медицинских наук, профессору, психиатру-эксперту высшей квалификационной категории, заслуженному врачу России, члену церковно-общественного совета по биомедицинской этике при Московском Патриархате Федору Кондратьеву — давно понятно, что биологическими и социальными процессами человека не объяснишь.

Как относиться к религиозности современного человека? Это его предрассудок, заблуждение, психическая ущербность, патология или же это его душевное богатство, возвышенная духовность, психическая полнота, а отсутствие религиозности — это как раз и есть духовная ущербность? Все религиозные учения основаны на видениях Бога, Ангелов и других духовных сущностей, на их голосах и указаниях — если все это психопатология, то современные цивилизации, как основанные на традиционных религиях, тоже психопатология. Но если это не психопатология, то что же? Несомненно, что религиозные видения, ощущения, чувствования являются духовными образованиями — по крайней мере, в том смысле, что не материальный агент их вызывал; однако если в моменты их возникновения провести адекватные инструментальные измерения (например, нейрофизиологические, биохимические), то они могут зарегистрировать, что факт духовного воздействия отразился в материальной (телесной) сфере. Несомненно и то, что религиозность человека определяет его поведение, заставляя выбирать — не суету потребительства и гедонизма, а красоту созидательной жизни. Из сказанного видно, что религиозность связывает все измерения человека: телесную сферу, душевную сущность и духовное содержание, которое выражаетсяв миропонимании и социальном поведении, то есть отражает христианскую концепцию триединства человека.

Чувство непроизвольно

Религиозность — это что такое? Как отличить нормативную, пусть и гротескно-фанатичную, но не психотическую религиозность от действительно психопатологической религиозности, и вообще, бывает ли такая? И наконец, может ли быть верующим человек без религиозности и религиозным человек, не принявший какого-либо религиозного учения, веры?

Слова «религия» и «вера» далеко не однозначны, иногда даже противопоставимы. Слово «религия» (от лат. religio — «связь») предполагает связь с внематериальным миром — с Богом, богами, со светлыми и темными силами, с космическими энергиями, то есть с тем, что выше бренного мира и выходит из сферы обыденных людских отношений, — это понятие метафизическое. Слово «вера» не обязательно имеет религиозный смысл: безоговорочная уверенность во всемогуществе науки — тоже вера. И атеизм — вера, поскольку доказать, что Бога нет, невозможно. В целом вера — это принятие без доказательств (этим она отличается от знания) какого-либо положения, учения. Основой религиозности является религиозное чувство. Если это чувство — «сердце» религиозности, то религиозная вера — ее «ум».

Любое чувство как эмоциональное состояние сознательной регулировке не подлежит, оно возникает непроизвольно, его можно пытаться заглушить, пытаться от него отвлечься, но оно вновь возникнет само. Переживаемое чувство не нуждается в доказательствах, оно уже воспринимается как факт. Например, человек испытывает чувство счастья: он полон им, он знает, что счастлив, ему не нужны доказательства истинности этого чувства, он живет с ним, и ему не важно, верите ли вы ему или нет. Вам может показаться странным и даже нелепым то, что него это чувство, для него же оно реальность. Здесь не подходит слово «верить» — счастливый знает, что счастлив, и доказательством является его чувство: он не верит, а знает . Когда же он начнет доказывать другим, что счастлив, и они поверят ему, то это будет их вера. Все сказанное относится к так называемому религиозному чувству.

Религия основана на извечном внутреннем чувстве человека, выражающем его связь с неким духовным началом. Даже в наскальных рисунках доисторического человека находят чувственное обращение к Небу. Н. М. Никольский (1974), религиовед советского времени, утверждал, что 9/10 всей древнейшей литературы посвящено представлениям о божественных сущностях и о связи с ними. И в настоящее время можно засвидетельствовать выражение чувства соприкосновения с трансцендентальным, метафизическим. Крупный российский психолог Ф. Е. Василюк назвал эти состояния диалогом с Богом. Во время специального (для сбора материала к данной работе) пребывания в Оптиной пустыни я неоднократно видел застывшие фигуры паломников с обращенным к небу взором и с полной отрешенностью от всего окружающего, некоторые из них пребывали в такой позе духовного общения с Богом часами. Великий ученый и классик психиатрии С. С. Корсаков (1901) писал: «Религиозное чувство в большей или меньшей степени присуще каждому нормальному человеку, хотя проявляется в разнообразных формах, и иной раз в самых резких проявлениях так называемого “атеизма” можно при помощи тонкого анализа отметить проявления борьбы со скрытым и искусственно подавляемым религиозным чувством».

Констатация религиозного чувства у всех этносов и во все времена свидетельствует о том, что оно реально и присуще всему роду человеческому как таковому. У атеистов есть такое излюбленное утверждение: «Не Бог придумал человека, а человек Бога». Как это ни покажется атеистам неожиданным, но и религиозные люди вполне могут здесь согласиться, но только с одним пояснением: они придумали слово «Бог» для обозначения того, что чувствовали, представляли, переживали, испытывали на себе — той реальности, которую надо было как-то обозначить для взаимопонимания! Конечно, можно было придумать и другое слово, но сущность от этого не изменилась бы.

Атеисты фактически не имеют представления о смысле и назначении религии, которая, однако, является «великой силой, содействующей стремлению человека к целостности и полноте жизни» , как утверждал крупнейший психолог и психиатр ХХ века Карл Густав Юнг. Оставаясь в рамках непредвзятого исследователя, он писал: «Религиозный опыт абсолютен. Он несомненен. Вы можете сказать, что у вас его никогда не было, но ваш оппонент скажет: “Извините, но он у меня был”. И вся ваша дискуссия тем и закончится. Неважно, что мир думает о религиозном опыте; для того, кто им владеет, это великое сокровище, источник жизни, смысла и красоты, придающий новый блеск миру и человечеству. У него есть вера и мир. Где тот критерий, по которому вы можете решить, что эта жизнь вне закона, что этот опыт незначим, а вера — просто иллюзия? Есть ли, на самом деле, какая-нибудь лучшая истина о последних основаниях, чем та, что помогает вам жить?».

Выдающийся современный католический богослов Луиджи Джуссани, размышляя о религиозном опыте, утверждает, что «речь идет о реальном явлении, более того, о непреложном факте, статистически наиболее распространенном в человеческой деятельности, который можно определить как “религиозный опыт, или религиозное чувство”». А американский психолог Уильям Джеймс даже составил энциклопедическую книгу «Многообразие религиозного опыта».

Так или иначе, приведенные цитаты (а подобных цитат из творчества великих мыслителей можно привести сотни) свидетельствуют о наличии независимого от материальных детерминант чувства связи моего Я с какими-то особыми силами, которые целостно определяют мое состояние. Всё это и есть религиозность, она относится к духовному уровню измерения человека, как это вновь убедительно показал Виктор Франкл, один из величайших социологов и психиатров ХХ века.

Духовность приходит к человеку от Бога при его зарождении, при жизни она становится индивидуальной и в таком виде возвращается после смерти к Богу. Религиозное чувство — напоминание человеку о его духовной сущности и неразрывной связи с Богом.

Дар воспринимать религиозное чувство у разных людей различен, у кого-то он проявляется в раннем детстве, а у кого-то много позже, а до этого человек просто туп для его восприятия. Человек может потерять религиозное чувство, но оно может быть и постоянным, и тогда он будет жить в со-бытии с Богом; для такого человека божественное более реально и значимо, чем так называемая объективная реальность. Это чувство становится более ощутимым в психотравмирующих, стрессовых ситуациях, когда человек испытывает потребность в сочувствии и помощи. Уинстону Черчиллю приписывают фразу: «На фронте в окопах атеистов не бывает». Столкновение со смертью порождает стремление глубокого осознания смысла жизни; при этом у многих людей возникают стойкие религиозные чувства,

независимые от национального происхождения, образования и ранее зафиксированных верований. Религиозное чувство нередко радостно ощущается при созерцании природной красоты, в процессе благого творческого дела, особенно при его завершении, и при постижении истины. Великий философ Иммануил Кант подчеркивал, что не страх перед природой, а восторг от ее красоты ведет к Богу, и отмечал: «Звездное небо надо мной и моральный закон во мне дают мне чувство Бога». Озаренность человека этим чувством даже удается запечатлеть художнику, например так, как она выражена у отрока в картине М. В. Нестерова «На Руси» («Душа народа»).

Религиозность, основанная на религиозном чувстве, — исходное нормативное свойство человека, она может быть развита и углублена приобщением к соответствующим религиозным учениям, ритуалам, общинам или же заглушена — при ориентации жизни исключительно на материальные интересы и на удовлетворение гедонизма.

Религиозное чувство всегда ищет объяснения: зачем и почему оно возникает, откуда оно идет, в чем его смысл. Способные к самоанализу и промысливанию духовных реалий древние искатели истины создавали по своим способностям, информационным возможностям и, конечно, по боговдохновенности соответствующие учения. Еще до Рождества Христова великие мыслители античного мира, Греции и Рима, языческого ведизма, зороастризма, ветхозаветные пророки оставили нам огромное наследие духовных знаний, которые вряд ли могут быть постигнуты за одну человеческую жизнь. И в последующем продолжали индивидуально зарождаться, распространялись, видоизменялись представления о том, что кроется за чувством Бога, это создавало религиозные учения, формировало их различия, образовывало конфессии. В наиболее завершенном виде это представлено в Православии, в святоотеческом богословии.

Так или иначе, религиозность можно понимать как чувственное соприкосновение с чем-то большим, чем законы земной жизни, с тем, что вне человеческой воли и является самостоятельным носителем смысла, стоящим над человеком и над всем сущим, но с чем можно установить связь, к чему можно обращаться с просьбами, мольбами или с благодарением и восславлением. Исторически те силы, которые олицетворяли добро, человеком стали пониматься как светлые и именоваться божественными, исходящими от Бога. Противоположные силы — темные силы, силы зла, они понимались как исходящие от сатаны. Религиозность подразумевает возможность духовной связи не только с Богом, но и с сатаной, что имеет место у сатанистов и оккультистов.

Чувство первично

Религиозные учения сами по себе не ведут к возникновению религиозного чувства. Основа религиозности не в содержании того или иного учения, а в названном выше чувстве соприкосновения с чем-то метафизическим. Осмысливание этого чувства и принятие для себя вероучения, его объясняющего, — естественный психологический процесс. И если человек сам по себе религиозное чувство зародить не может, то импонирующее ему религиозное учение, веру в принципе он выбрать может сам. Однако это бывает очень редко: когда приходит время осознанного отношения к своей религиозности, она оказывается уже определенной воспитателями — сердце и ум консолидировались, а поэтому радикального преобразования «ума» при прежнем «сердце» практически не происходит. Принятое верование идет как бы автоматически, по накатанной дорожке, «как у всех».

Однако личности более возвышенной духовности могут и не находить удовлетворения в ранее данном им учении. Духовный голод, неудовлетворенное «сердце» заставляет их искать Истину за пределами уже заложенных в них религиозных представлений. К сожалению, на пути этого поиска могут попасться те или иные лжеучения, которые обволакивают своей «любовью», уводя еще дальше от Истины. Но кого-то этот поиск может привести и к Православию. Православие делает человека не просто религиозным, а верующим : человек становится верующим, когда полученное религиозное знание создает у него доверие к своему религиозному чувству как к истинно духовному, божественному явлению. Именно это доверие делает человека верующим, он становится выше собственных помыслов и молит: «Да будет воля Твоя!». И уже верит всему, что сказано Господом.

В целом принятие того или иного религиозного учения обусловливается различиями конкретных социально-психологических влияний, исторически сложившейся культуральной экологией — той информацией к восприятию, которая непосредственно влияет на человека: не сможет он стать христианином или мусульманином, если никогда не слышал про Евангелие или Коран. Но вот доступным то или иное учение оказывается лишь тому, кто имеет религиозное чувство и ищет ему объяснение: такой человек может найти удовлетворение своего поиска в том или ином религиозном учении и принять его сердцем. Кстати, проведенное мной специальное исследование причин интереса к религии у неофитов различных культовых новообразований (сект) показало, что нередко это как раз попытки объяснить себе собственное религиозное чувство.

Чувство и ум

Слияние религиозного чувства («сердца») и смыслов религиозного учения («ума») создает консолидированную религиозную личность. Однако качество этой консолидации весьма различно. Выраженность религиозного чувства бывает разной — от едва уловимого в суете повседневной жизни проникновения в душу до глубокой охваченности переживанием этого чувства при истинной воцерковленности. Также различны и верования, религиозные учения, объясняющие человеку это чувство, — от наивных, примитивных языческих верований до Православия, представляющего мудрость красоты и красоту мудрости. Соответственно, говоря о религиозности человека, можно отмечать степень, например «глубоко религиозный», а также конкретизировать вероисповедание, конфессию, поскольку даже в пределах христианской религии религиозность католика и представителя какой-либо протестантской общины может существенно различаться, формируя различия социальных ориентаций.

Повторюсь: чувство связи с внематериальным, духовным миром является основой религиозности; высшим проявлением, главным свидетельством религиозности является не принятие какого-либо вероучения, а ощущение реальности этой связи. История знает много учений, претендующих на религиозность, но без религиозного чувства они оставались мертвыми писаниями. Ряд языческих верований (арийские, в том числе древнеславянские) и многие сектантские (в частности, сайентология Рона Хаббарда) не могут относиться к религиям именно потому, что в них нет духовности, нет взаимосвязи (напомню: религия от лат. геligio — «связь») с высшим духовным миром, нет чувства этой связи. Здесь всего лишь смесь вербальной эквилибристики с метафизической лексикой при полной бездуховности, хотя все они претендуют на «религиозность» своих учений.

Чувству не обучишь

Более чем нелепо положение, будто религиозность можно внушить, навязать. Расхожим утверждением атеистов является тезис о «придуманности» религии хитрыми, корыстными жрецами и прочими «попиками». Религиозности нельзя обучить: если нет религиозного чувства, то религиозным человек стать не может. Знание деталей и тонкостей какого-либо религиозного учения не делает человека религиозным. К примеру, воинствующий атеист Сталин был религиозно образованным человеком, он обучался в духовном училище и духовной семинарии. Религиовед, знаток фундаментальных положений и тонкостей своей науки может не иметь религиозного чувства, и, стало быть, он не будет религиозным человеком. Познание религиозных учений при отсутствии религиозного чувства не делает человека религиозным, так же как полученное в результате обучения знание нотной грамоты при отсутствии слуха и чувства музыки не делает человека музыкальным: обучить можно нотной грамоте, но обучить чувствованию музыки нельзя!

Каждая религия, каждая конфессия имеет свое вероучение, каждая из них претендует на свою абсолютную истину и нетерпима к другим религиозным позициям. В каждой из них, несомненно, есть умные, честные и бескорыстные люди. Что же мешает им понять друг друга и прийти к согласованным позициям? Конечно, согласованность позиций достижима, но только там, где не затрагиваются те принципиальные позиции, которые содержат понимание сущности своей веры, своего Бога.

Вместе с тем, как отмечалось, и сила «сердца» бывает разной, и глубина убежденности в истинности своей веры тоже бывает различной. И там, где нет сильного чувства и крепкой убежденности, можно повлиять на религиозность человека. Он может под натиском антропогенного воздействия изменить своей религиозности, перейти в другую веру и даже оказаться в тоталитарной секте.

Эта слабость одновременно предполагает толерантность к иным верованиям, даже если они несовместимы со своей исходной верой. В этих случаях открыта дорога к экуменизму, к иной религиозности. Но для православного это путь к потере истинной веры.

Больное чувство, больной ум

Проблема религиозности осложняется тем, что существует религиозность как проявление естественной духовности (чувства Бога) и религиозность, измененная или даже извращенная психическим заболеванием. Примером последней является так называемая «токсическая вера». Она может наблюдаться при медленном развитии психических расстройств и внешне носит характер утрированного, фанатичного исполнения канонических предписаний. Постепенно становясь все более гротескной, такая сверхценная религиозность отрывается от смысловых основ учения Церкви и по существу становится психопатологическим поведением с суицидальным риском (например, из-за упорного отказа от пищи по «религиозным» соображениям).

Трудно оценить обращение к религии, возникающее после острых психотических приступов. Академик А. В. Снежневский, иллюстрируя постпсихотические изменения личности, упомянул больную, которая до приступа была воинствующей атеисткой, а после него — религиозно фанатичной. По моим наблюдениям, фабула острого приступа (особенно с манихейским бредом) вызывает потребность разобраться в своих переживаниях, и в этих случаях имеет место обращение к религии. Можно ли здесь говорить о религиозности как образе жизни в со-бытии с Богом или это толь- ко попытка понять себя, найти новую опору в жизни?

Представляют интерес случаи сочетания традиционной религиозности с религиозным бредом. Так, одна из моих подэкспертных называла себя «подлинной богородицей», считала, что способна творить чудеса, и всячески стремилась помогать людям. Конечно, патологическое самосознание себя в роли «богородицы» никакого отношения к религиозности не имеет, а вот стремление использовать свое особое положение для пользы людям можно понять как отражение христианской религиозности.

Можно различать два основных варианта патологической религиозности. Первый исходит от феномена ксенопатии — особого чувства насильственного воздействия «божественной» или же «сатанинской» силы. Это «искажение сердца». Другим вариантом патологической религиозности является «искажение ума» — бредовые озарения, легшие в основу патологического религиозного учения. Например, широко известная и многочисленная секта «Богородичный центр» (она же «Фонд Новой Святой Руси») создана больным шизофренией В. Я. Береславским (он теперь «епископ» Иоанн), в 1984 году он якобы получил откровение Божией Матери. С этого времени «откровения» периодически повторялись, и «епископ» издал уже свыше двадцати книг этих «откровений»; на каждой странице сквернословие и явная нелепица. Однако последователи Береславского верят, что он — «святой старец», через него Богородица руководит миром и т. д. Фанаты этой секты очень агрессивны и активны в наборе неофитов.

История знает немало случаев, когда на подобной основе возникали новые «религиозные» учения, реформации, движения. Некоторые из них существуют достаточно длительное время и представляют большую сложность для однозначной оценки: это психопатология или что-то другое (а что другое? Не норма же!).

Объективность чуда

Явно вне зоны психопатологии, но и вне зоны общей психологии находятся те явления, которые вызывают недоумение у атеистов и называются чудом у верующих людей. При глубокой религиозности у православных святых открывается провидческий дар. Подтверждают реальность и значение религиозной веры описания случаев телесного исцеления по глубокой молитве, которых более чем достаточно и в художественной, и в мемуарной литературе. Более того, в 2010 году в Московской медицинской академии имени Сеченова была даже защищена докторская диссертация с описанием и анализом подобных случаев.

У религиозных личностей с обостренным чувством и глубокой верой бывают такие изменения, которые, несомненно, подтверждают христианское учение о единстве тела, души и духа. Строгая аскеза, «самораспятие» поднимают личность к такому духовному совершенствованию, которое изменяет свойства тела.

Однако религиозное чувство может быть искусственно, по умыслу человека экзальтировано до ощущения визуального общения с божественными или сатанинскими (как у Мартина Лютера) образами, вербального контакта с ними или ощущения «нисхождения Святого Духа», что культивируется пятидесятниками. Все это нарушает гармонию сугубо духовного чувства взаимосвязи с Богом, которое совсем не аналогично человеческим психологическим ощущениям.

Счастье как характеристика личности

Таким образом, в широком смысле слова религиозность следует рассматривать как образ жизни, основанный на чувстве связи с Богом или с нечистой силой. Это предполагает особое понимание роли и позиции конкретного человека в системе экзистенциональных смыслов (смыслов бытия жизни от ее начала и даже после смерти) и соответствующий модус поведения, как в сфере ритуальных действий, так и при построении межличностных, социальных отношений — то есть альтернативные варианты поведенческих ориентаций на все случаи жизни. Принятие и усвоение этих ориентаций создает обобщенные формы религиозных представлений — религиозные вероучения, в которых раскрывается суть этих духовных связей.

Итак, религиозное чувство — «сердце», религиозное учение — «ум», все вместе — религиозная личность.

Смею утверждать, что православно-религиозный человек — это счастливый человек: он чувствует себя в со-бытии с Богом, он уверен в своей защищенности, он видит благостную перспективу. Атеист лишен всего этого, и ему труднее жить в этом мире. Это различие более очевидно во время болезни, особенно душевной, в острой стрессовой ситуации, при социальных и природных катаклизмах. Религиозная личность устойчива, всегда богата, а вот без чувства со-бытия с Богом и без знания сущности этой связи личность, несомненно, духовно ущербна.

P.S. Конечно, религиозность предполагает определенно положительный ответ на вопрос: «Есть ли Бог?». Я специально не поднимал его в данном контексте, потому

что для религиозной личности ответ однозначен. Кроме того, такая личность вне искусственного противопоставления науки и религии, это противопоставление в принципе невозможно: научная психология имеет проблемой познание законов психической деятельности, психологического устроения, религия же своими проблемами обращена к Тому, Кто это устроение создал. Психиатрия оказалась в самом проблемном месте: психика не может функционировать (и болеть) без материального субстрата (организма), однако продукт этого функционирования выходит из зоны материального мира и подчиняется духовным законам. Материалистические и метафизические позиции при изучении религиозности человека не только не исключают, но и дополняют друг друга, если каждая из них занимает свое поле.

Журнал "Православие и современность", №23 (39), 2012 г.

В 1990-х годах в западном религиоведении сформировалось направление, возвращающее изучение религии в русло объяснительных теорий. Их авторы связывают происхождение религиозного сознания не с чем-то метафизическим, а с особенностями языка и мышления. Веру в сверхъестественные силы они рассматривают как форму познавательной деятельности, которая объясняется эволюционными процессами.

Еще в 1979 году исследователь Стюарт Гатри написал статью «Когнитивная теория религии», которая вызвала широкий резонанс среди антропологов и религиоведов. Стюарт выдвинул идею религиозного антропоморфизма, согласно которой людям свойственно представлять неведомые им силы как живые и похожие на них.

В 1980 году антрополог Паскаль Буайе изложил альтернативную концепцию в книге «Естественность религиозных идей». По его мнению, вера в высшие силы — это частный случай объединения явных и интуитивных представлений.

«По всей видимости, некоторые формы религиозного мышления есть путь наименьшего сопротивления для наших познавательных систем. В противоположность этому неверие в целом является результатом преднамеренной и трудной работы против наших естественных познавательных предрасположенностей», — пишет Буайе.

Таким образом, признается, что вера присуща практически каждому, что атеизм — это скорее аномалия, но при этом анализ происхождения религиозности редуцируется до биопсихических механизмов. Некоторые когнитивисты даже сравнивают религию с вирусом, который процветает за счет функций мозга, изначально не созданных для религиозного мышления.

В то же время специалисты подчеркивают: гипотеза о естественном характере религии не утверждает, как некоторые могут подумать, что религиозность является чем-то врожденным или инстинктивным.

«Она утверждает, что религиозное поведение и религиозные представления, во всем своем великолепии, бурно произрастают и тысячелетиями передаются из поколения в поколение потому, что они как нельзя лучше соответствуют врожденным, инстинктивным психологическим механизмам и процессам. Религиозные представления не являются предметом осознанного выбора. Они выживают, потому что соответствуют чертам, отобранным самим процессом эволюции», — отмечает доктор философии Марианна Шахнович.

Кто больше думает, тот меньше верует?

В 2012 году Уилл Жерве и Ара Норензаян из Университета Британской Колумбии (Канада), проведя исследование со студентами, пришли к выводу, который может подтверждать когнитивную теорию религии. Ученые заявили, что когда люди мыслят аналитически, они менее склонны выражать сильные религиозные убеждения.

В первом эксперименте участники прошли тест на аналитические способности и ответили на вопросы о своем отношении к религии, после чего исследователи сопоставили религиозность и рациональность испытуемых. Опыт показал, что люди с аналитическим складом ума и высокими когнитивными способностями меньше верят в сверхъестественные силы по сравнению со студентами, которые пытались решить задачи при помощи интуиции.

Во втором эксперименте ученые предложили добровольцам выполнить интеллектуальные задания, переключая их мозг в аналитический режим, или демонстрировали им атрибуты мыслительной деятельности, после чего проводили анкетирование. Результаты показали, что сила веры участников с интуитивным мышлением несколько снизилась и приблизилась к значениям, характерным для людей с врожденными аналитическими способностями.

«Наше исследование подкрепляет предыдущие эксперименты в этой области, выявившие связь между интуитивным мышлением и религией. Выводы нашей работы указывают, что активация аналитической мыслительной системы в мозге может подорвать интуитивную веру, по крайней мере на некоторое время», — заключает Норензаян.

Камень в огород когнитивистов

Однако новое исследование, проведенное группой ученых из Оксфорда и Университета Ковентри (Великобритания), доказывает, что религиозные убеждения не связаны с интуицией или рациональным мышлением.

Участниками стали люди, совершавшие паломничество к предполагаемой могиле святого Иакова (Сантьяго-де-Компостела, Испания). Эксперимент заключался в мозговой стимуляции и тестировании. Испытуемым задавали вопросы, насколько сильны их религиозные убеждения, сколько времени они провели в паломнической поездке и так далее.

Затем ученые оценивали уровень интуитивного мышления паломников. Им предлагалось пройти тест на оценку вероятности того или иного явления.

Тест был построен таким образом, что на каждый вопрос можно было ответить логически или интуитивно. Исследователям не удалось установить взаимосвязь религиозности с интуитивным или аналитическим мышлением.

В заключительном опыте к головам испытуемых подсоединили два электрода, между которыми шел электрический ток. Процедура была безболезненная и безвредная. Тем самым добровольцев стимулировали подавлять нежелательные мысли (функция аналитического мышления).

Эксперимент показал, что у паломников повысился уровень контроля мыслей, но не изменился уровень убежденности в существовании высших сил.

«Почему мы верим в Бога? Это рациональный или интуитивный выбор? Мы выбираем сердцем или разумом? На этот счет было и есть немало споров. Наше исследование доказывает, что религиозность человека не определяется тем, насколько он полагается на интуитивное или аналитическое мышление. Люди не рождаются с предрасположенностью к вере и атеизму. Религиозные убеждения человека развиваются в процессе его воспитания, и они никак не связаны с особенностями мышления человека. Врожденная интуиция человека не является предпосылкой к религиозности. Это целиком и полностью вопрос воспитания человека», — говорит Мигель Фариас, один из авторов исследования.

Что есть вера?

Однако возникает вопрос: если происхождение религиозного сознания не объясняется биопсихическими механизмами, сводится ли все к социальным факторам?

Доктор медицинских наук и психиатр Федор Кондратьев дает отрицательный ответ на этот вопрос. По его мнению, идея, согласно которой веру в сверхъестественные силы можно внушить и навязать, более чем нелепа.

«Религиозности нельзя обучить: если нет религиозного чувства, то религиозным человек стать не может. Знание деталей и тонкостей какого-либо религиозного учения не делает человека религиозным. К примеру, воинствующий атеист Сталин был религиозно образованным человеком, он обучался в духовном училище и духовной семинарии. Религиовед, знаток фундаментальных положений и тонкостей своей науки может не иметь религиозного чувства, и, стало быть, он не будет религиозным человеком. Познание религиозных учений при отсутствии религиозного чувства не делает человека религиозным, так же как полученное в результате обучения знание нотной грамоты при отсутствии слуха и чувства музыки не делает человека музыкальным», — отмечает Кондратьев.

При этом ученый подчеркивает: чувство связи с внематериальным, духовным миром — это основа веры, а высшим проявлением и главным свидетельством религиозности является не принятие какого-либо вероучения, а ощущение реальности этой связи.

От смерти к смыслу

Подобная точка зрения близка к другому направлению в религиоведении — феноменологическому. Его сторонники придают особое значение взглядам приверженцев религии и стремятся выявить ее сущность, абстрагируясь от научных и общепринятых ценностей и предрассудков.

Один из представителей этого подхода — историк религии Андрей Зубов. Акцентируя на том, что вера в высшие силы характерна практически для любого народа, он связывает природу религиозности прежде всего с духовной сферой. А именно с переживанием трех экзистенциальных проблем — неминуемости смерти, глубинного отчуждения людей друг от друга и человеческого несовершенства.

Ощущая свою беспомощность перед этими бытийными фактами, человек ищет связь с тем, что властвует над ними — бессмертным, объединяющим и совершенным абсолютом, знание о котором существует в родовой памяти, отмечает Зубов. Согласно его концепции там, где возникает стремление преодолеть смерть, отчуждение и несовершенство через соединение с трансцендентной силой, ощущаемой на экзистенциальном уровне, начинается религия.

Выводы Зубова коррелируют со взглядами психологов-экзистенциалистов. Например, психотерапевт Ирвин Ялом, анализируя многолетний опыт своей работы с клиентами и результаты различных исследований, пишет, что человеческая жизнь завязана на четырех конечных данностях — смерти, свободе, одиночестве и бессмысленности. Конфронтация с ними, подчеркивает Ялом, порождает глубинные внутриличностные конфликты.

В свою очередь, психолог Виктор Франкл, прошедший четыре концлагеря и создавший логотерапию (терапия смыслом), утверждает, что ключевой мотивационный фактор, проявляющийся в человеке, — это воля не к удовольствию (Зигмунд Фрейд) или власти (Альфред Адлер), а к смыслу.

Франкл пишет, что жизнь становится осмысленной в одном из трех случаев — посредством деятельности, через любовь или нахождение смысла в страданиях, когда они неизбежны. Религия же, по мнению ученого, дает человеку беспрецедентную возможность, которую он не в состоянии найти где-либо еще — возможность укрепиться и утвердиться в трансцендентном и абсолютном.

Введение

В религиозной сфере чувства играют особенную роль.

Многие богословы, философы и социологи давно уже заметили тот факт, что в сфере религии чувства играют важную роль. Христианские богословы, начиная с "отца церкви" Августина (IV-V вв.), подчеркивали значение религиозных чувств и настроений.

Традиционная позиция богословов и большинства буржуазных философов состоит в том, что всякому человеку присуще некое врожденное религиозное чувство, особое стремление, тяготение к богу и что это религиозное чувство отличается от всех других эмоциональных процессов, которые испытывает человек, своей уникальностью.

Многие богословы и философы-идеалисты подчеркивают при этом, что религиозное чувство по существу своему непостижимо для разума. Они пытаются уверить, что "приобщение к богу", приобщение к религии - это акт мистического озарения, в основе которого лежит религиозное чувство.

Источник религиозного чувства они видят в боге.

Специфика религиозных чувств

религия чувство верующий общество

В действительности же нет никакого врожденного "религиозного чувства", принципиально отличного от других человеческих эмоций Эмоциональные процессы верующих людей с точки зрения их физиологической основы и основного психологического содержания ничего специфического в себе не содержат. С религиозными верованиями связываются самые обычные человеческие чувства и страх, и любовь, и ненависть, и гнев, и восхищение и т. п. Поэтому несостоятельна попытка психологически обособить религиозное чувство, противопоставив его всем остальным.

Но, возражая против понимания религиозного чувства теологами и идеалистами, мы не должны забывать, что, связываясь с религиозными представлениями, эмоции верующих приобретают известную специфику.

Своеобразие психологии верующих людей следует искать не в области их нервно-физиологических механизмов. Нет никаких особых физиологических процессов или механизмов, которые лежали бы только в основе религиозного сознания, которые были бы присущи исключительно религиозным людям. Физиологические законы высшей нервной деятельности, лежащие в основе психических процессов и явлений, одни и те же как у верующих людей, так и у неверующих. Поэтому с помощью физиологии высшей нервной деятельности нельзя обнаружить специфики религиозного сознания. Попытки, предпринимавшиеся в этом направлении, неизбежно вели к биологизации религии.

Сказанное не означает, будто данные физиологии высшей нервной деятельности бесполезны и не нужны для атеистов. Поскольку физиологические законы лежат в основе всякой психической деятельности, в том числе и психической деятельности верующих, то знание их необходимо для нахождения правильных путей и методов воздействия на сознание людей. Но физиология высшей нервной деятельности бессильна вскрыть особенности религиозного сознания.

Указанная задача не может быть решена и общей психологией. Общая психология изучает те общие закономерности психической деятельности человека, которые свойственны ему в любых специальных условиях, в любом обществе.

Лишь с помощью социальной психологии можно выявить главную особенность религиозных чувств, состоящую в том, что они направлены на вымышленный, иллюзорный, сверхъестественный объект. Это определяет специфическую социальную направленность религиозных эмоций, их роль в жизни общества и отдельного человека. Объектом религиозных чувств верующих являются бог, дух, "нечистая сила" и тому подобные вымышленные, созданные человеческой фантазией образы. Поскольку объект религиозных чувств реально не существует, постольку все чувства, испытываемые верующим, направлены в пустоту, представляют собой бесплодную растрату его энергии, его духовных и физических сил.

В случаях, когда религиозные чувства, казалось бы, направлены на реально существующий объект, например на какого-либо человека ("святой", "праведник" и т. п) или на материальный предмет ("чудотворная" икона, "святой" источник и т. п.), они в действительности всегда связаны не с самим объектом, как таковым, а лишь с приписываемыми ему сверхъестественными свойствами - способностью творить чудеса, исцелять больного и т. п.

При всех обстоятельствах религия направляет эмоции человека в сторону вымысла, которому приписывается реальность. Именно это и ведет к деформации обычных человеческих чувств

Сами верующие вреда религиозных эмоций не осознают. Они нередко говорят о том, что религиозные эмоции приносят им определенное облегчение, "забвение тягот жизни", помогают преодолевать жизненные трудности и невзгоды. Действительно, чисто субъективно, психологически религиозные чувства выступают как средство преодоления конфликтов в сознании человека, они создают известную психологическую устойчивость к внешним травмам, дают в ряде случаев особую эмоциональную "разрядку" накопившимся отрицательным впечатлениям. Но подобное преодоление жизненных конфликтов и трудностей носит иллюзорный характер, ибо религиозные эмоции не способствуют изменению реальных условий жизни людей, а лишь временно "выключают" человека из окружающего мира. "Разрешение" жизненных противоречий, которое предлагает религия, -- это бегство от них в мир иллюзий и вымыслов. Хотя верующему и кажется, что религия принесла ему облегчение, но на самом деле условия его жизни остались прежними. Религиозные чувства уводят человека от действительности и тем самым мешают ее преобразованию, затушевывают социальные антагонизмы и противоречия.

Эмоциональные процессы относятся к наиболее подвижным элементам религиозного сознания. Религиозные настроения и религиозные чувства масс весьма чутко реагируют на изменения социальных условий жизни. Вспомним, к примеру, приливы фанатической религиозности масс в эпоху крестовых походов или же внезапное широкое распространение так называемых ересей.

Быстрое распространение религиозных чувств и настроений во многом связано с действием социально-психологических механизмов подражания и внушения. Механизмы психологического внушения и подражания умело использовались и используются церковниками в целях усиления религиозных эмоций. Особую роль играют указанные механизмы в коллективных молениях некоторых сект, где религиозные чувства искусственно возбуждаются с помощью некоторых специальных средств психологического воздействия (в ходе молитвы практикуется, например, длительное коллективное повторение отдельных слов, ритмичные телодвижения и т. д.). В результате подобных исступленных молений человек иногда доходит до экстаза, он перестает воспринимать окружающее, выкрикивает бессмысленные слова. Пятидесятники именно такое состояние человека и считают его "высшим духовным озарением", нисхождением на него "святого духа".

Какие же именно чувства используются религией, какие чувства являются наиболее характерными для верующих? Чувства верующих разных вероисповеданий, разных исторических эпох существенно отличаются друг от друга. Тем не менее, если иметь в виду современные монотеистические религии, и в частности современное христианство, то можно выделить несколько эмоций, которые играют главенствующую роль в переживаниях "среднего", наиболее типичного представителя верующих.