«Арийские братство»: «белые блатные» в США .

Клеймо

Самая опасная из орудовавших в тюрьмах Америки банд

Сырым и холодным декабрьским утром 2002 года над пустынной местностью на северо-западе Калифорнии поднимался туман - эти малозаселенные земли известны главным образом зарослями гигантских секвой. В это же время после многих недель секретной подготовки федеральные приставы приступили к осуществлению одной из самых необычных операций за всю двухсотпятидесятилетнюю историю спецслужб.

С десяток агентов в черных комбинезонах и бронежилетах, с винтовками и рациями, проехав маленький городок, где было всего лишь почтовое отделение да магазин с товарами первой необходимости, собрались в условленном месте. Дальше они ехали лесом, пока не добрались до огромного пустыря, огороженного колючей проволокой (проволока была под высоким напряжением).

Ворота распахнулись, и под настороженными взглядами вооруженных часовых на вышках машины въехали на территорию. Приставы вошли в одно из зданий и по длинному коридору мимо камер слежения добрались до цели: блока строгого режима в недрах Пеликан-Бей, самой известной (печально известной) тюрьмы в Калифорнии. За стенами слышались лишь шаги заключенных в бетонных камерах без окон, площадью три на четыре метра.

В Пеликан-Бей содержится более трех тысяч преступников, слишком опасных, чтобы держать их в обычных государственных тюрьмах. Надзиратели могли бы подтвердить, что любой из арестантов «заслужил честь» находиться в этом заведении. Но блок строгого режима, он же «Дыра», был предназначен для «сливок» этого общества, для тех, кто представлялся настолько опасным, что их следовало изолировать даже от преступников.

Четверым заключенным приказали снять желтые комбинезоны и выложить их на поднос, который убирали через щель в двери. Пока одни полицейские проверяли снятую одежду, остальные через глазки в стальных дверях с помощью фонариков осматривали уши, ноздри и анальные отверстия заключенных, чтобы проверить, не спрятал ли кто-нибудь оружие. Досматриваемым приказывали по три-четыре раза нагнуться: тот, кто прятал лезвие, побоялся бы это сделать, чтобы не проткнуть себе кишку.

Закончив обыск, на заключенных надели наручники и повели на взлетную полосу поблизости от блока. Там уже ждал самолет без опознавательных знаков.

Одновременно шла такая же операция и в других концах страны. Одного заключенного извлекли из тюрьмы максимально строгого режима в Конкорде, штат Нью-Гэмпшир, другого - из тюрьмы города Сакраменто (Калифорния).

Под конец маршалы явились в административную тюрьму строжайшего режима во Флоренции, штат Колорадо. Эта «суперстрогая» тюрьма окружена снежными равнинами и зовется «Алькатрасом Скалистых гор». В этом федеральном заведении помимо прочих находились Тед Кащинский (Унабомбер) и Рамзи Юсеф, организаторы взрыва Торгового центра в 1993 году. Здесь агентов ожидали еще четверо узников, обвиняемых в убийстве десятка с лишним заключенных.

Всего набралось двадцать девять человек - тех, кто внушал особый страх в том специфическом сообществе, которое ограждено от нормальных людей тюремными решетками. Один из этих «героев» голыми руками задушил сокамерника, другой своего отравил. Человек по прозвищу Тварь, как подозревали, заказал убийство товарища, случайно толкнувшего его во время баскетбольного матча, - жертве нанесли семьдесят один удар и вырвали у несчастного глаз.

Особого внимания удостоился Барри Миллс по прозвищу Барон. Этот человек с сияющей лысиной и пристальным взглядом, с тихой сдержанной речью, по мнению прокурора, который вел его процесс, был «особо хитрым и расчетливым убийцей». Надзиратели сообщали, что у себя в камере Барри с наслаждением составляет списки своих будущих жертв. На суде он так и заявил:

Мы живем в разных обществах. В нашем насилие допустимо.

Барон и не старался выдавать себя за мирного человека. «Если вы не будете уважать меня и моих друзей, - говорил он, - я сделаю все, чтобы вас завалить. Таков я, и в этом моя суть». Однажды во время пребывания в тюрьме максимально строгого режима в Джорджии Миллс заманил другого заключенного в душевую кабинку и отрезал ему голову ножом.

Кроме этих трех десятков заключенных «с воли» забрали пятерых женщин, еще трех человек, уже отбывших свой срок, и одного бывшего тюремного охранника. Через несколько дней эти люди предстали перед судом в Лос-Анджелесе: им инкриминировали участие в заговоре в составе так называемого Арийского братства - оно же просто Brand, «Клеймо».

Прежде власти не принимали Арийское братство всерьез - мол, еще одна бредовая идея на тему превосходства белых, - но теперь стало ясно, что Братство не похвалялось, а на самом деле захватило контроль над большинством американских тюрем строгого режима. За десятилетия несколько сотен рецидивистов организовались в мощнейшее преступное сообщество, которое внушало страх тысячам других заключенных.

Братство, как выяснилось, заправляло поставкой наркотиков и проституцией в тюрьмах, рэкетом и вымогательством. Сидя в одиночках, руководители его умудрились организовать десятки убийств. Они уничтожали членов конкурирующих группировок, убивали чернокожих, гомосексуалистов, педофилов; убивали доносчиков; убивали за кражу наркотиков и за долг в несколько сотен долларов; убивали заключенных и охранников; убивали за деньги и даром. Но главным образом они убивали, чтобы поддерживать режим террора, тем самым укрепляя свою власть.

Поскольку Братство сплочено гораздо крепче, чем другие банды, оно ухитрялось на протяжении десятилетий действовать не только активно и безнаказанно: существование его оставалось неизвестным. «Это настоящее тайное общество», - сказал мне Марк Хамм, тюремный социолог.

Этот тайный мир впервые обнаружил себя 28 августа 2002 года. После этого было предпринято более десяти попыток проникнуть в него, пока наконец ничем до тех пор не прославившийся помощник прокурора из Калифорнии по имени Грегори Джесснер не выявил практически весь круг главарей организации.

Грегори расследовал сотни приписывавшихся Братству преступлений - от нераскрытых убийств сорокалетней давности до самых последних. В кратком - на сто десять страниц - обвинительном заключении Джесснер возложил на лидеров Братства ответственность за убийства, подготовку убийств, вымогательства, грабежи и торговлю наркотиками. Джесснер собирался представить дело в суд в начале будущего года и потребовать двадцать три смертных приговора - более, чем когда-либо выносилось по одному делу за всю историю Америки.

Я наведался в прокуратуру Соединенных Штатов - в тот офис в Лос-Анджелесе, где как раз готовили к передаче в суд последнее из сорока дел. В холле я встретился с худощавым молодым человеком в сером костюме, с коротко стриженными темными волосами. Под мышкой молодой человек держал папку с бумагами, точно какой-нибудь клерк, голос у него был тихий, не слишком уверенный. Молодой человек представился: это и был Грегори Джесснер.

Мне сорок два года, - поспешил сказать он. - Хотите верьте, хотите нет, но прежде я выглядел и вовсе мальчишкой. - Он достал из кармана старое удостоверение личности и показал мне: пареньку на фотографии никто не дал бы и семнадцати.

Грегори проводил меня в свой офис. Голые стены, чуть ли не до потолка картонные коробки с бумагами. На столе - пачка черно-белых фотографий, на одной из которых я с некоторым испугом узнал заключенного, удавленного членами Братства.

Один из «арийцев» вошел к нему в камеру и набросил на шею гарроту, - пояснил Джесснер. Вытянув руки, он наглядно продемонстрировал движения, какими скручивают разорванную простыню в удавку. - Это организация убийц, - пояснил Грегори. - Их основное занятие - убивать.

Даже помощник прокурора, привыкший по роду деятельности к таким вещам, был в свое время поражен жестокостью банды.

Думаю, на их совести гораздо больше смертей, чем на счету мафии. От рук бандитов погибает немало людей, но все их группировки хуже организованы, и насилие у них зачастую происходит спонтанно. - Грегори замолчал, как будто что-то мысленно подсчитывая. - Арийское братство несомненно самая опасная и жестокая преступная организация в стране.

В Соединенных Штатах были сотни преступных организаций: «Калеки», «Кровавые», «Латинский дракон», «Народ тьмы», «Линчеватели» и многие другие. Но Арийское братство отличается от них уже хотя бы тем, что зародилось оно в тюрьме.

В 1964 году, когда раздиравшие страну расовые волнения захлестнули также исправительные заведения, группа белых арестантов в Сан-Квентине (округ Марин, Калифорния) устроила собрание во дворе тюрьмы. Эти люди в основном были байкерами - все длинноволосые, с закрученными кверху усами. К ним присоединилось несколько неонацистов, и они договорились напасть на чернокожих, которые под руководством знаменитого Джорджа Джексона сформировали военизированную группу - «Черную герилью».

Эти белые именовали себя «Бандой алмазного зуба»: их отличительным признаком были зажатые в зубах и сверкающие на солнце осколки стекла. Вскоре они объединились с другими расистами Сан-Квентина и стали называться Арийским братством. Хотя в тюрьмах и раньше действовали «кланы», впервые заключенные разделились по цвету кожи, и тогда началось невиданное даже по меркам Сан-Квентина насилие - а ведь эту тюрьму сами заключенные именуют «школой гладиаторов».

Начались сражения банд, объединенных по расовому признаку; появились также и латиноамериканские банды «Наша семья» (La Nuestra Familia) и «Мексиканская мафия». В ход шло все - трубы, арматура, самодельные ножи, которые изготовляли из подручного материала и прятали в матрасах.

Все дело было в расовой принадлежности, - подытожил в разговоре со мной бывший заключенный Эдвард Бункер; со временем он написал книгу и сыграл роль «мистера Синего» в фильме «Бешеные псы».

Все тюремные банды вербуют мелкую «рыбешку», новичков, но согласно показаниям бывших членов Братства, отчетам ФБР, рапортам тюремной охраны и протоколам судебных заседаний, Арийское братство пошло радикально иным путем, вербуя в свои ряды не молодых и слабых, но самых сильных и агрессивных. Новые члены приносили клятву в стихах:

Арийский брат страха не знает,

Идет туда, куда трус не ступает,

А если споткнется и упадет,

Подхватит его братский народ.

Достойному брату ни в чем нет отказа,

Его просьба для всех равносильна приказу.

Арийского брата смерть не страшит:

Он знает, что Братство всегда отомстит.

К 1975 году Братство проникло в большинство государственных тюрем Калифорнии, и разразилась полномасштабная расовая война. Жертвы исчислялись уже десятками, когда в организацию попал новичок по имени Майкл Томпсон. В колледже этот двадцатитрехлетний «белый брат» играл в футбольной команде, но схлопотал срок за пособничество в убийстве двух наркодилеров - он помогал похоронить трупы.

При росте под два метра и весе сто тридцать килограммов Майкл обладал такой силой, что легко ломал обычные кандалы. Волосы он аккуратно расчесывал на пробор, а взгляд его голубых глаз, говорили, обладал какой-то гипнотической силой. Хотя он был осужден за насильственное преступление, однако мог досрочно освободиться менее чем через десять лет, ибо прежде ни разу не привлекался. Поэтому он старался держаться особняком, поначалу даже и не догадываясь, какие бури бушуют вокруг него.

Рыбешка с растопыренными жабрами, - так отзывался он потом о себе самом.

Поскольку Томпсон не входил ни в одну из банд, он был как бы законной добычей для афроамериканских и латиноамериканских группировок. Ему недолго пришлось ждать, прежде чем он подвергся нападению во дворе тюрьмы (тогда он отбывал срок в Трейси, штат Калифорния). Затем Майкла перевели в Фолсом, где, как и в Сан-Квентине, уже вовсю шла война.

В первый день, вспоминает Майкл, с ним никто не заговаривал, а потом вожак «Черной герильи», худощавый и угловатый, в шортах и майке, начал его «цеплять» и в итоге велел назавтра «выйти во двор». Ночью у себя в камере Томпсон отчаянно пытался найти или изготовить хоть какое-нибудь оружие. В итоге ему удалось оторвать от двери металлическую планку и заточить ее края. Вышло обоюдоострое лезвие длиной сантиметров двадцать пять. Нужно было куда-то спрятать оружие, потому что перед выходом на прогулку охранники обыскивали заключенных. Томпсон попытался засунуть лезвие себе в зад.

Ничего не получалось, - рассказывает он. - Мне стыдно было раскорячиваться.

Но он пробовал вновь и вновь, и наконец у него получилось.

Утром во дворе вожак «Черной герильи» принялся кружить вокруг намеченной жертвы. Томпсон видел, как сверкают на вышках штыки охранников, но никто из них не спешил вмешаться, даже когда в руках у нападающего появилось лезвие. Томпсон лег на землю и с трудом принялся извлекать из себя припасенное оружие. Наконец вынул, вскочил на ноги и нанес врагу удар. А когда тому на помощь подоспел другой, Томпсон рубанул и его. Охрана вмешалась с большим запозданием: Томпсон был весь окровавлен, но зато один из членов «Черной герильи» умирающий валялся на земле.

Вскоре после этого с ним заговорили белые заключенные.

Предложили мне вступить в Братство, - рассказывал Томпсон.

Сперва он колебался, расизм не привлекал его, но принадлежность к Братству сулила нечто большее, чем защита и покровительство.

Тебя вроде как допускали в святая святых, - рассуждает он. - Ты проходил посвящение и в одночасье становился мужиком.

Но в качестве как бы вступительного взноса (об этом свидетельствуют и другие члены Братства помимо Томпсона) требовалось «кинуть кости», то есть убить кого-то. Один новобранец впоследствии показал под присягой, что этот обряд «должен был скрепить вечный союз с Братством и доказать отвагу нового члена».

Томпсону пришлось произнести клятву «пролития крови»: этим он обязывался пролить чужую кровь и таким образом купить себе пропуск в Братство, а затем никогда уже не покидать его ряды.

Многим новобранцам назначали длинный, до года, испытательный срок, но Томпсона, уже доказавшего и силу, и умение обращаться с ножом, приняли в банду почти сразу и «пометили» самодельной татуировкой. Татуировки заключенные научились делать с помощью триммера для усов, который можно было приобрести в тюремной лавочке, гитарной струны, украденных из больницы игл от шприцев и даже авторучки. Членов Братства клеймили буквами АБ или «числом зверя» - 666.

На левой руке, над костяшками пальцев, у Томпсона появился почетный знак - зеленый трилистник.

Стоило показать его, и я везде становился главным, - поясняет он.

Томпсона часто переводили из одной тюрьмы в другую из-за нарушений дисциплины, но благодаря этому он становился лишь все более известен, так что парень успешно поднимался по иерархической лестнице Братства.

Он был представлен Барри Миллсу - Барону, который впервые попал в тюрьму за угон автомобиля, но постепенно сделался вожаком Братства. Его не интересовало возвращение на свободу. Он хотел оставаться в тюрьме, где, по выражению Томпсона, считался «кабаном с самыми большими яйцами».

Познакомился Томпсон и с Бингэмом, знаменитым грабителем банков. Этот силач выжимал более двухсот килограммов и носил прозвища Медведь и Горилла. За его простонародной манерой Медведь скрывался, по словам знавших его людей, острый ум. На фотографиях той поры Бингэм предстает с висячими черными усами и в лыжной шапочке, надвинутой на самые брови. Поскольку он был наполовину евреем, то вытатуировал на одной руке звезду Давида, а на другой - свастику, вероятно не видя в этом никакого противоречия. Однажды, давая показания по делу другого известного члена Братства, Бингэм заявил на суде:

Один из приятелей Бингэма считал его склонность к насилию чем-то вроде инстинкта. Он говорил мне:

Иногда у него возникала потребность в этом, понимаете? Просто тяга.

Томпсон быстро свел дружбу с главными членами Братства. В их числе был и Томас Силверстейн, талантливый художник, который, как отмечал в его досье тюремный психолог, «подпал под влияние этих людей и старался им угодить». Зарезав свою очередную жертву, Силверстейн возвращался в камеру и часами рисовал портреты. Я видел один любопытный набросок: человек сидит в камере, а к нему тянется когтистая лапа.

Познакомился Томпсон и с Далласом Скоттом, наркоманом, от которого журналист Пит Эрли услышал и включил в свою книгу «Теплица: Жизнь в тюрьме Ливенворт» такое откровение: «В вашем обществе я никто, а здесь - человек».

Был в этой компании также Клиффорд Смит, потерявший в Сан-Квентине глаз от укуса паука черная вдова. Когда ему предложили совершить первое убийство по поручению Братства, он ответил: «Нет проблем, прикончу ублюдка».

Образование Томпсон получил только школьное, но он жадно читал, и постепенно из прочитанного у него складывался собственный взгляд на жизнь. Он осилил «Искусство войны» Сунь-цзы и «Государя» Макиавелли, читал Ницше и заучивал его афоризмы («Следует умереть с достоинством, если не можешь с достоинством жить»). Но читал он также и грошовые романы о ковбоях, скакавших во весь опор по прериям, чтобы успеть первыми поставить на бычках или мустангах свое тавро. Отсюда, кстати, и прозвище Братства - Клеймо или Тавро.

Чтение Томпсон считал своего рода ученичеством, боевой подготовкой. Он вообще был прирожденным лидером.

Мы приходим сюда, заранее ненавидя систему, - говорил он. - В тюрьме человек похоронен заживо, и ему становится гораздо легче, если он воображает себя воином. Мы так и называли друг друга - бойцами, воинами. Я чувствовал себя солдатом, идущим в бой.

Как и других новичков, Томпсона учили убивать без сожаления, не моргнув глазом. Одна из рукописных инструкций Братства, попавшая в руки властям, гласит: «Запах только что пролитой крови ужасен, но убийство похоже на секс: первый раз не так уж хорошо, но с каждым разом все лучше и лучше».

В запротоколированной беседе один из членов Арийского братства рассказал, что все они изучали анатомию, «чтобы убивать наверняка, одним ударом ножа». В одном тюремном отчете засвидетельствовано, что в 1981 году Томпсон подошел сзади к одному из врагов Братства и «принялся наносить ему ножом удар за ударом», причем продолжал это, когда жертва уже «лежала на полу». Томпсон в одном из писем заявил: «Хорошая поножовщина похожа на танец. Главное - обескровить противника, когда он ослабеет, изуродовать ему лицо».

Заключенные часто нападали друг на друга не из-за личных обид, а из-за расовой вражды. Так, однажды Силверстейн и его товарищ по Братству Клейтон Фонтейн, мечтавший, как сообщил его приятель, «кинуть кости», закололи вождя конкурирующей группировки Ди Си Блэкса. Они поймали его в душе и нанесли шестьдесят семь ударов ножом, затем протащили окровавленный труп по нескольким этажам, а другие белые в это время распевали расистские песенки. В суде, где Силверстейну было предъявлено обвинение в убийстве заключенного, он с гордостью заявил:

Я ходил по трупам. В этих войнах с черномазыми я понавыпускал кишок - аж по грудь.

Чтобы как-то совладать с разгулом Братства, власти не придумали ничего лучше, как перетасовать его членов по разным тюрьмам. Заметим, что ни один член Братства публично не признает себя таковым, а под присягой на прямой вопрос возражает: «Сэр, на это я отвечать не стану». Разумеется, размещение по разным тюрьмам только способствовало распространению Братства в Техас, Иллинойс, Канзас и далее на восток, вплоть до Пенсильвании и Джорджии.

В 1982 году ФБР в закрытом отчете предупреждало, что лидеры продолжают «рекрутировать новичков, но теперь в их распоряжении вся страна».

В руки тюремных социологов в Техасе попало письмо одного члена Братства, которое вполне подтверждало это: «Все братья, увезенные неделю назад, сообщают: наша семья растет». Другой употребил более страшное сравнение: «Мы растем как раковая опухоль».

Перейдя в новую тюрьму, члены Братства часто заявляли о себе ритуальным убийством, чтобы запугать «местное население». Барон приказывал «убивать у всех на глазах, чтобы эти засранцы понимали серьезность наших намерений». Бандиты не скрывали своих преступлений, они, наоборот, кичились ими и не боялись никакого наказания - даже пожизненного срока или смертной казни.

Пусть люди думают, что мы сумасшедшие, - говорил Томпсон. - Ницше учит: таким образом можно прогнуть мир под себя.

В субботу утром осенью 1983 года в федеральной тюрьме Марион (Южный Иллинойс) Томас Силвер-стейн ожидал охранников, которые должны были проводить его в душ. Эта тюрьма в ста восьмидесяти километрах от Сент-Луиса открылась в 1963 году, в тот самый год, когда был закрыт Алькатрас. Марион предназначалась для склонных к насилию бандитов, подобных Силверстейну, который успел уже расправиться с тремя заключенными и заработал прозвище Том-террорист (именно так, с шикарным росчерком, подписывал он свои письма).

Прежде чем отвести Силверстейна в душ, охранники обыскали его, проверив, нет ли при нем самодельного оружия (Силверстейну давали ручки и карандаши для рисования, однако он мог употребить их и не по прямому назначению). На Силверстейна надели наручники, и его окружили трое охранников, один из которых был закаленный, прослуживший девятнадцать лет ветеран Мерле Клаттс. Ему оставались считаные месяцы службы, и он был, вероятно, единственным во всей тюрьме человеком, не испытывавшим страха перед Силверстейном; более того, однажды он заявил арестанту: «Здесь я главный, а не ты».

Когда охранники вели Силверстейна по коридору, он приостановился возле камеры своего приятеля, а тот, как было заранее условлено, мгновенным движением протянул руку и отомкнул ключиком наручники Силверстейна. Тут же Силверстейн выхватил спрятанное у сообщника в поясе лезвие длиной почти тридцать сантиметров и бросился на Клаттса.

Он мой! - орал Силверстейн, пытаясь нанести удар.

Один из охранников успел крикнуть:

У него нож!

Но помочь Клаттсу никто уже не мог: убийца зажал его в углу, а оружия у охранника при себе не было. Клаттс поднял руки, защищая лицо, а Силверстейн вонзил лезвие ему в живот. Потом выдернул и снова вонзил.

Он тыкал ножом в Клаттса как одержимый, - вспоминал присутствовавший при этой расправе охранник.

Потом Силверстейн бросил нож и заявил:

Этот человек проявил ко мне неуважение, и я должен был его наказать.

Несколько часов спустя по тюремному коридору вели ближайшего друга Силверстейна Клейтона Фонтейна. Он тоже остановился возле чьей-то камеры, также мгновенно избавился от наручников и с кличем «Получайте, засранцы!» бросился на охранников. Он ранил троих, один из которых умер на руках сына, тоже работавшего охранником. Свой поступок Фонтейн объяснил чрезвычайно просто: ему требовалось сравняться с Силверстейном по числу убитых.

Впервые в истории американских тюрем двое охранников погибли и двое были тяжело ранены в один и тот же день.

Все ясно? - спрашивал Томпсон. - Ребята сидят в «Дыре», самой охраняемой тюрьме Штатов, и все-таки они сумели разделаться с охраной. Мы можем добраться до вас в любое время и в любом месте.

Множились легенды о неукротимой жестокости банды; множились и ряды Братства. Хотя «клеймо» по-прежнему получали только самые лучшие, считавшиеся полноправными членами, Братство насчитывало тысячи приверженцев, которые всеми силами старались стать членами банды, рассчитывая на покровительство и всевозможные привилегии: Братство обеспечивало защиту своих, снабжение их контрабандным товаром, легкие работы (распределением работ в тюрьме ведали «исправившиеся» заключенные, которые из страха выполняли все требования Братства).

Томпсон четко формулирует: «Охрана контролирует периметр тюрьмы, а мы - все, что происходит внутри». Однако популярность Братства имела и свою оборотную сторону: с ростом его численности все труднее становилось контролировать организацию.

Пока Братство складывалось, каждый его член имел право голоса при решении важных вопросов, но к началу 80-х такая политика привела к анархии. В показаниях, которые до сих пор оставались нерассекреченными, Клиффорд Смит сообщил властям: «Во всем у нас было так: один человек - один голос. Принять новенького, убить кого-то - во всем. То есть получалось, что чуть ли не со всего штата голоса надо было собирать… Приходилось посылать «голубей» (то есть неподцензурные письма) с гонцами, с адвокатами или как-то еще. Пока получишь ответ: «Ладно, пришей этого парня» - все успевало выйти наружу, и тот парень попросту не выходил на прогулки».

По словам Смита, банда превратилась в «дюжину жеребцов, запряженных в одну телегу, причем все тянули в разные стороны». В это же время внутренний отчет Калифорнийского департамента исправительных учреждений рискнул предсказать, что «А.Б. в скором времени не будет уже представлять серьезной угрозы для служащих исправительных учреждений, если только в этой организации не сложится четкая, обладающая высоким авторитетом иерархия».

Вместе с другими руководителями банды, отбывавшими срок в Чино (Южная Калифорния), Томпсон разработал стратегический план. Тем членам Братства, которые ожидали суда за нападения на других заключенных и за убийства, приказано было самим вести свою защиту и вызывать на суд других заключенных в качестве свидетелей. Члены Братства принялись писать «повестки», и власти вынуждены были, согласно закону, переводить в Чино очередного «свидетеля». Таким образом, за несколько дней, используя ту самую юридическую систему, которая пыталась положить конец их бесчинствам, большая часть Братства получила возможность сойтись в тюремном дворе и устроить «конференцию».

Калифорнийские лидеры решили создать иерархию примерно по образцу итальянской мафии. Во главе всей организации поставили совет из дюжины членов, контролирующий все операции. Каждого члена совета решено было избирать голосованием. «Политические решения» совета отныне скрывались от рядовых членов. Член совета мог в любой момент отдать приказ убить любого заключенного, если только тот не состоял в Братстве. Действия совета контролировались комиссией из трех человек.

Власти считают доказанным, что Томпсон и Смит входили в калифорнийский совет, а на федеральном уровне (эту структуру Братству удалось внедрить в десятке тюрем строжайшего режима) высшие посты заняли, по всей вероятности, Барон и Ти Ди Бингэм.

Новая организация А.Б. оказалась намного надежнее прежней, но доносчики все равно оставались главной проблемой. Соблазн предательства в тюрьме очень велик (с этим приходится иметь дело любым преступным сообществам), сделать это проще простого: достаточно шепнуть словечко охраннику на ухо.

В начале 1980-х бывший член Братства Стивен Барнс давал показания по обвинению в убийстве члена «комиссии». Его поместили в надежное убежище, где Братство никоим образом не могло до него добраться. Тогда «арийцы» применили новую тактику: если невозможно убить врага, доберемся до его семьи.

«Мы решили прикончить жену Барнса, - свидетельствовал Смит. - А если не сможем добраться до нее, убьем его брата или сестру».

Для осуществления этого требовался исполнитель, тот, кто, как принято было выражаться в Братстве, мог «взять на себя». Предположительно Братство обратилось с этим поручением к Кертису Прайсу. Он как раз должен был получить условно-досрочное освобождение и, согласно показаниям бывшего члена банды, собирался «убивать по инструкциям, полученным от совета А.Б.». Курировавший Прайса офицер полиции называл его «самым опасным преступником, с каким мне доводилось иметь дело за двадцать два года службы».

Прайс был ростом метр восемьдесят, с короткими темными волосами и пронзительным взглядом голубых глаз. На фотографиях его бледное худое лицо так обтянуто кожей, что он кажется ходячим мертвецом. В юности он сам собирался стать полицейским или охранником, но в тюрьме нанес сокамернику удар ножом и захватил в заложники двух охранников.

В судебном протоколе засвидетельствовано, что, едва выйдя из тюрьмы, Прайс 14 сентября 1982 года свел знакомство с двадцатидвухлетней Элизабет Хикки и украл из дома ее отчима двенадцатизарядный обрез и автомат «маузер». С этим оружием Прайс поехал к дому отца Стивена Барнса, Ричарда, - тот жил в Темпл-Сити, Калифорния, - и трижды выстрелил ему в голову.

После «казни» Прайс вернулся в дом Элизабет Хикки и забил ее насмерть - очевидно, хотел избавиться от лишнего свидетеля. Затем он купил билет на фильм «Ганди». Члены банды, остававшиеся в тюрьме, вскоре получили открытку с надписью: «Дело сделано».

Недавно я предпринял попытку разыскать Майкла Томпсона. Мне сообщили, что он каким-то образом ухитрился выйти из Братства вскоре после убийства Барнса и давал показания против Прайса, который в 1986 году был осужден за двойное убийство.

Томпсон оказался изменником самого высокого ранга за всю историю банды. («Здоровый, злобный, умеющий убивать - и вдруг переворачивается брюхом кверху!» - с изумлением отозвался о его предательстве один из собратьев.) Томпсону, разумеется, тоже угрожали смертью, но его родственников власти вовремя переселили в другие города, а сам он проходил по программе защиты свидетелей - под разными именами его перемещали из тюрьмы в тюрьму, сажали в особо охраняемые одиночки, подальше от других заключенных.

Я долго его разыскивал и позвонил однажды в ту тюрьму, где, по слухам, находился в это время Томпсон. Мне ответили, что заключенного с таким именем нет. Но сразу после этого мне перезвонила знакомая из системы исправительных заведений, которой было известно о моих поисках.

Они решили, что вы собираетесь его убить, - сказала она. - Теперь его переводят в другую тюрьму.

После того как я объяснил властям, с какой целью добиваюсь встречи с Томпсоном, мне позволили вступить с ним в переписку, а затем с его согласия я приехал в тюрьму особо строгого режима, где он содержался без имени, обозначенный просто как «Заключенный».

Мой автомобиль обыскали на пропускном пункте и выдали мне клетчатую рубашку взамен моей голубой - оказалось, почти такого цвета рубашки носят заключенные, и, чтобы не возникло путаницы, посетителям запрещается надевать голубые рубашки. Рядом со мной ждали свиданий матери с детьми. Белые платьица, хорошо отглаженные брючки - точно в церковь собрались.

Мы прошли через ряд стальных дверей, и я слышал, как эти двери с грохотом захлопываются за нами. Наконец вошли в ярко освещенную комнату с деревянными столами и стульями. Остальным посетителям позволили рассесться за столиками вместе с их родственниками-заключенными, а меня отвели в дальнюю часть помещения, где в стене было пуленепробиваемое окно размером примерно 90 на 90 сантиметров. Перед окном поставили стул, я сел и всмотрелся сквозь толстый слой прозрачного пластика. По ту сторону была маленькая бетонная камера, внутри - стул и телефон. Единственный вход в камеру - стальная дверь - располагался против окна.

Дверь отворилась, и появилась огромная фигура Томпсона, казавшаяся еще крупнее в белой тюремной робе. Охранник снял с него кандалы, Томпсон подался вперед, и я смог разглядеть его лицо, заросшее бородой, как у отшельника. Волосы, падавшие ему на плечи, были расчесаны на пробор по моде 70-х, когда он впервые сел за убийство.

Когда Томпсон подошел поближе, я разглядел под лохмами седеющих волос его ярко-голубые глаза. Он сел и взял телефонную трубку.

Как добрались? - любезно спросил он.

Я спорил с ними изо дня в день, - рассказывал он. - Все повторял: «Мы же воины! Мы не воюем с детьми. Мы не убиваем стариков, чьих-то отцов и матерей». Но я проиграл, и они убили его, устроили показательную казнь. А потом еще и Хикки, которая вовсе ни при чем, просто знала, где Прайс раздобыл оружие. Тогда я ушел. Я им сказал: «Это дело вышло из-под контроля». - Томпсон наклонился к самому окошечку, дыхание его облачком легло на пластик. - Я и сейчас готов подраться с кем угодно, один на один, лицом к лицу. Так устроен мир, в котором я живу. Но я не хотел убивать людей снаружи, из вашего мира.

А что изначально привело вас в Братство? - спросил я.

Томпсон надолго замолчал.

Хороший вопрос, - проговорил он после паузы.

Он начал перечислять: чувство принадлежности, защищенности. Но главным для него стало пьянящее ощущение своей силы.

Я был наивен, я считал всех нас доблестными воинами, - сказал Томпсон.

В 1980-е годы он попытался изменить политику Братства.

Я думал, что если мы станем более организованными, так и кровищи будет литься поменьше. Думал, прекратятся бессмысленные убийства. Я был глуп, избавиться от насилия не удастся никогда и никому. Иерархия только сделала Братство еще более жестоким.

Во время разговора Томпсон неоднократно цитировал философов, в особенности Ницше, чей «истинный гений», как он позднее писал мне в письме, «банда часто трактует неверно». Что-то не сходилось: как было совместить этого интеллектуала с убийцей, который, по его же собственному признанию, как-то раз в один день зарезал или помог зарезать шестнадцать заключенных?

При встрече я спросил его насчет боевой подготовки, и Томпсон, вытянув руку, стал чуть ли не академически излагать мне, как нанести ранения, которые наверняка окажутся смертельными:

Вот здесь, справа от сердца, аорта, или вот так в шею, или в спину в этом месте - попадете в позвоночник. - Короткие, резкие движения рукой, будто колбасу резал. - Я просидел в тюрьме без малого тридцать лет, и свобода мне не светит. Я человек опасный. Не сказал бы, что я люблю насилие, но в драке я по-прежнему хорош.

Томпсон сказал, что старается держаться подальше от других заключенных.

Я почти не выхожу во двор. Это небезопасно.

Он общался только с охранниками, потому что заключенные могли его узнать.

По здешним меркам я хуже педофила и детоубийцы: дезертировал из Братства.

С ним уже несколько раз пытались расправиться даже в специально охраняемом блоке. Однажды подослали «крота», который попытался его зарезать.

Понимаете, - продолжал Томпсон, - Арийское братство не сводится только к идее превосходства белого человека. Главное - власть. Люди пойдут на все ради власти. Абсолютно на все.

Охранник постучал в дверь.

Мне пора, - сказал Томпсон.

Поднимаясь со стула, он оперся рукой на стекло, и я разглядел на ладони какой-то выцветший зеленый рисунок. Я всмотрелся и различил очертания трилистника. Этот знак, пояснил Томпсон, давал ему власть в любой тюрьме в Штатах.

Осенью 1994 года автобус с заключенными прибыл в Ливенворт, штат Канзас, - построенную почти сто лет назад федеральную тюрьму строжайшего режима. Из автобуса вышел высокий мужчина с черными усами. Руки его были покрыты татуировками, а вскоре он появился в прогулочном дворе без рубашки, и все увидели огромный трилистник у него на груди. Кучка белых заключенных тут же столпилась вокруг него. Кое-кто заплатил тюремному фотографу за снимок вместе с вновь прибывшим. Эти фотографии люди носили с собой, как удостоверение личности. «Это все равно что сняться рядом с любимой поп-звездой», - пояснил один из заключенных.

Человека звали Майкл Макэлини, но все обращались к нему попросту «Мак». Этот известный член Братства был доставлен из тюрьмы Марион, где он сидел с Барри Миллсом, пресловутым Бароном. Позднее Миллс, давая в суде показания по делу Макэлини, заявил: «Он был мне как сын».

Макэлини был осужден за торговлю наркотиками и попытку устранения свидетеля. В частной переписке, попавшей в руки тюремного начальства, Мак откровенно признавался, что в нем скрывается «зверь», и кичливо называл себя «злобным сукиным сыном». Работавший в Ливенворте агент ФБР предполагал, что он психопат, а один из его друзей говорил: «Он хочет, чтобы в нем видели бога».

Арийское братство давно заправляло в Ливенворте. Эту тюрьму из-за ее крохотных камер называли «теплицей». И в этой «теплице» организация вызрела и окрепла, но Макэлини решил распространить влияние банды как можно шире. Братство все еще придерживалось своей расистской идеологии, но теперь, согласно рассекреченному отчету ФБР, главной его деятельностью стали «убийства и запугивание охранников и заключенных с целью взять под свой контроль тюрьмы». ФБР предупреждало о намерении Братства контролировать все, от контрабанды наркотиков до сутенерства (в роли проституток выступали так называемые «опущенные», или «петухи»), а также вымогательства и убийства по контракту.

Иными словами, банда превращалась скорее в криминальную коммерческую организацию. Член совета Клиффорд Смит сообщил властям, что их теперь не интересует исключительно уничтожение черных, евреев и прочих меньшинств - «всего этого дерьма», как он выразился.

С помощью «дроздов» - тех, кто хотел стать полноправным членом Братства или рассчитывал на его покровительство, Макэлини попытался наложить лапу на подпольную экономику Ливенворта. Его люди начали обходить камеры, требуя налог от продажи «бодяги» - самодельного вина, которое изготовлялось практически из любого появлявшегося в тюремной столовой продукта - яблок, клубники и даже из кетчупа.

В то время некий Кит Седжьен держал в блоке «В» небольшой банчок для друзей. Однажды вечером его встретил Мак. Позднее на суде Седжьен рассказал, как все происходило: Мак приказал ему сесть. Седжьен не решался.

В чем дело? - спросил он.

И он поинтересовался, нет ли у Седжьена возражений.

Я ответил, что возражений нет, и с тех пор больше не держал банк, - закончил свои показания Седжьен.

Вскоре Мак открыл подпольные казино в каждом блоке, чуть ли не на каждом этаже. На торговлю самодельным вином охранники обычно закрывали глаза, не желая раздражать и без того опасный контингент. Многие, по-видимому, начали воспринимать Арийское братство как неизбежное зло и даже признавали его силу. Однажды охранник в Ливенворте даже спросил у Макэлини разрешения, прежде чем выпустить другого заключенного на прогулку.

Один из давних членов Братства сравнил нелегальные операции в тюрьмах строгого режима с контрабандой спиртного в пору «сухого закона» и с крупной игрой в Лас-Вегасе. У заключенных нет при себе денег, поэтому долги Братству они выплачивали различными услугами, контрабандой или передачами родственников - сигаретами, конфетами и тому подобным. Проигрыш разрешалось вернуть в течение месяца. Специальный бухгалтер вел учет. Наступал конец месяца, и подручные Мака собирали долги. Если проигравший не мог расплатиться, то просил кого-то из родных или друзей послать чек доверенному члену Братства, остававшемуся на свободе. Если деньги вовремя не поступали, то, согласно тюремным отчетам, несчастного «трубили», то есть избивали металлической трубой. Макэлини позднее признался, что прибылью он делился со своим наставником Миллсом и с другими главарями, поскольку заключил с ними «контракт» на контроль за игорным бизнесом.

Но этого Макэлини показалось мало, и он решил сосредоточиться на контрабанде наркотиков. Братство и прежде вербовало людей, которые могли помочь с переправкой «товара». Однажды (об этом я узнал от нескольких заключенных) Братство взяло под покровительство некоего Чарльза Мэнсона и даже попыталось - правда, безуспешно - устроить ему побег. За это остававшиеся на свободе подружки Мэнсона переправляли в тюрьму «дурь».

Как отмечено в тюремных и судебных отчетах, Мак начал прощупывать заключенных в поисках наиболее податливых - должников, наркозависимых, просто запуганных - всех, кого можно было использовать в качестве «мулов». Одним из них оказался Уолтер Моулз, наркоман, страшно боявшийся Братства.

Отец Уолтера, умиравший от эмфиземы, собирался приехать в Ливенворт повидаться напоследок с сыном. Моулз, как он позднее свидетельствовал, получил четкие инструкции от Мака: его поставщик переслал старику шесть пакетиков героина, а Моулз, позвонив с тюремного телефона и зная, что разговор записывается, обиняками уговорил отца привезти посылку.

Примерно месяц спустя отец приехал к сыну. Они сидели в комнате для посетителей, охранник не сводил с них глаз, и старик не знал, как извлечь спрятанную в трусах «посылку». Моулз попросил отца сходить в туалет, засунуть два пакетика в рот и выплюнуть их в стоявший перед Уолтером стаканчик кофе. Тот возразил: ничего не получится, героин не в шести пакетиках, а в одном большом.

А большой пакет? - спросил Моулз.

С шарик для пинг-понга.

Отец исхитрился-таки уронить пакет в кофе, и Моулз попытался его проглотить. Но «шарик» застрял у него в горле. Отец запаниковал.

Сынок, отдай мне это, и дело с концом, - упрашивал он. - Отошлю его обратно тем, кто прислал.

Нельзя, - простонал Уолтер. - Парни ждут зелье.

В этот момент Моулз заметил, что охранник отвлекся, и поспешил попрощаться с отцом.

Разве уже пора? - огорчился тот.

Это единственный шанс проскочить, - ответил сын.

Пока старик отвлекал охранника, Моулз задрал рубашку, запихал пакет с наркотиком в анус и благополучно доставил пакет одному из подручных Мака.

На следующее утро Моулз дожидался во дворе, рассчитывая получить долю, как вдруг его огрели сзади по голове, и он рухнул на землю.

Я пытался встать, - рассказывал он в суде, - но меня стали избивать ногами.

Подручные Мака окружили его, велели оставаться на земле и лежать смирно.

За что? - повторял Моулз. - За что?

Когда тот же вопрос задал Маку один из членов Братства - почему он отказал Моулзу в доле и велел его избить? - Мак ответил просто:

На фиг мне сдался этот придурок?

Наркотик потоком хлынул в Ливенворт. В 1995 году тысяча двести анализов на героин дали положительный результат. По подсчетам, «потребляло» более сорока процентов населения тюрьмы.

Героин все глушит, - рассуждал один заключенный. - Колеса бодрят, ты скачешь весь день, но зато ночью не уснуть. Но героин… с героином даже боли не чувствуешь.

Спрос был огромен, а доставлять наркотик в тюрьму было трудно, поэтому цена грамма, продававшегося на улице за шестьдесят пять долларов, в Ливенворте достигала тысячи. Один бывший член «совета» признался мне, что Братство зарабатывало только в одной тюрьме от полумиллиона до миллиона долларов в год.

Империя росла не по дням, а по часам, и у Мака, по словам его бывшего сообщника, начало «сносить крышу». Хотя самим членам Братства строжайше запрещалось «употреблять», некоторые видели, как Мак «ширяется» у себя в камере с помощью самодельного шприца - такие делали из украденной из кабинета врача иглы и баллона от чернильной ручки. Взбодрив себя дозой, Мак собирал палачей Братства и назначал наказания: он мог приказать все, что угодно, - изувечить или даже убить.

Он был убежден, что какой-то предатель собирает против него улики, и однажды объявил, что «крыса» обнаружена: это Бубба Леджер, доверенный член Братства, татуировщик. А вскоре один из завербованных Маком новичков по прозвищу Зигги, которому не терпелось «кинуть кости», напал в общей камере на Буббу и несколько раз ударил его ножом. Истекая кровью, тот дотащился до стальной двери камеры и заколотил в нее кулаками, зовя охранника на помощь. Но даже на глазах у охранника Зигги еще пять или шесть раз вонзил нож в несчастного.

И тут, согласно показаниям свидетелей, еще один из подручных Мака вытащил из кармана заточенную зубную щетку и бросил ее возле трупа, давая понять, что он тоже участвовал в деле. Как позже выяснилось, Макэлини требовал от всех свидетелей, чтобы они давали ложные показания.

У каждого из вас есть выбор, - говорил Макэлини. - Солгать или умереть.

Макэлини обрил себе голову, празднуя убийство «предателя», и послал Зигги письменные инструкции: «Будешь ссылаться на самозащиту. Держись, крепыш! Как только раздобудешь адвоката, пошли его ко мне. Втолкуй ему, чтоб он поговорил сначала со мной, а потом уж ты решишь, стоит ли иметь с ним дело».

Зигги получил двадцать семь лет сверх прежнего срока и украсил свою ногу заветной татуировкой в виде трилистника. Доказать причастность Мака к этому убийству так и не удалось. Единственное, что удалось, - это осудить его за контрабанду наркотиков.

На следствии выяснилось, что Бубба вовсе не был предателем.

Нашел себе занятие, - вздыхает Грегори Джесснер.

Помощник федерального прокурора таскал на погрузку деревянные ящики с документами, тринадцать здоровенных ящиков - материалов по делу Арийского братства. Его крахмальная белая рубашка успела здорово пропотеть.

Что я, грузчик, что ли? - ворчит он.

Действительно, этот сын математика выглядит скорее интеллектуалом, чем сыщиком. Он не любитель детективов, и в перерывах судебного заседания читает Сервантеса и Дэвида Фостера Уоллеса.

Затащив ящики, он раскладывает их на длинном деревянном столе и молчит, отдуваясь. Потом говорит:

Тут только одно убийство. Семечки.

Джесснер занимается Братством с 1992 года. Тогда осужденный убийца был найден задушенным в камере федеральной тюрьмы в Ломпоке, штат Калифорния, и дело поручили Джесснеру.

Следователи часто обозначают подобные дела аббревиатурой ЧЖН - «человеческих жертв нет», - поскольку не считают заключенных за граждан и не видят необходимости искать убийцу. Но Джесснер решил разорвать порочный круг равнодушия властей и ложных показаний заключенных. Ему удалось найти свидетелей, которые подтвердили, что этот член братства был убит другим «арийцем» за гомосексуальную связь.

Куземко В

1. Опасная банда Служил в тамошнем РОВД 32-летний капитан милиции, обойдёмся без фамилий, и - хорошо служил, старательно, продуктивно…Поэтому со временем и доверили ему немалую должность заместителя начальника районного угрозыска. Без всяких преувеличений - был он