Закон в отличии от традиции. Проблема происхождения права в политико-правовых учениях ведущих представителей исторической школы

по курсу «Общее право»

по теме: «Право и обычай»

Введение

1. Соотношение права и обычая

2. Обычное право. Обычаи в законодательстве РФ

Заключение

Нормативное регулирование представляет собой важнейший, достаточно сложный, но наиболее приемлемый для общества способ согласования противоречивых интересов людей. Суть этого вида регулирования состоит в создании в обществе правил поведения, которые, являясь общеизвестными и обязательными, предписывают, как поступать в тех или иных случаях. Эти правила представляют собой идеальный для данного состояния общества вариант поведения, способствующий сплочению общества как единого целого, создающий устойчивую основу для поступательного развития. В некотором роде правила можно сравнивать с законами природы, поскольку и те и другие предполагают однообразие и повторяемость явлений. Однако требования закона природы (например, закона притяжения) не могут быть изменены человеком, от них нельзя уклониться, в то время как нормы человеческого общества не только создаются и изменяются людьми, но и нарушаются ими.

Отсутствие нормативного регулирования неизбежно приводит к росту числа социальных конфликтов, к увеличению роли элементов случайности, что разрушает саму социальную общность как таковую.

Нормативное регулирование осуществляется посредством двух типов норм: технических и социальных. Социальные нормы представляют собой особую форму выражения должного поведения. Социальные нормы в отличие от технических регулируют отношения между людьми в различных сферах жизни общества. Они выступают важнейшим средством воздействия социальной общности на отдельных членов этой общности. Назначение социальных норм состоит не только в регулировании отношений между людьми. Социальные нормы выполняют важную оценочную функцию, аккумулируя критерии отношения к событиям и поступкам людей, оценку тех или иных явлений. Так как эти критерии во многом являются достижением культуры, требующим распространения, сохранения и передачи иным поколениям, можно говорить и об информационной функции социальных норм.

Различные общественные отношения для сохранения структуры требуют социально-нормативной регламентации различной силы. Выделяют следующие виды социальных норм:

1) нормы религии;

2) обычаи, традиции, обыкновения;

3) корпоративные нормы (нормы общественных организаций);

4) нормы морали;

5) нормы права.

В данной работе анализируется обычай как вид социальной нормы и его соотношение с правом.

Обычаи принято определять как устойчивые и достаточно распространенные в определенной сфере правила поведения, которые в результате многократного, длительного повторения становятся привычкой, обыкновением, соблюдаемыми добровольно. Привычки – мощное средство формирования менталитета личности.

Обычаи устанавливают целесообразные рамки совершения различных поступков. Поэтому в роли обычаев могут выступать и производственные навыки, и религиозные обряды, и гражданские праздники. В обычае закрепляется не только правило поведения, но и последовательность совершения определенных поступков.

Обычаи передаются из поколения в поколение, многие из них живут веками и тысячелетиями, освящены заветами предков. Немало из них носят религиозный или полурелигиозный характер (например, соблюдение поста). Подобные социальные стереотипы имеются у всех народов, они могут быть разными в разных слоях одного и того же общества, у разных этносов, национальных групп. Это древнейшая форма социальной регуляции.

Соблюдение некоторых обычаев (обрядов, ритуалов, церемоний) является для индивида не менее императивным требованием, чем исполнение законодательных предписаний, ибо здесь, как правило, ощущается жесткое давление общественного мнения, пересудов и молвы окружающих; боязнь подвергнуться осуждению со стороны знакомых, друзей, коллег; нежелание оказаться в положении человека, не уважающего общепринятые нормы поведения (гостеприимство, добрососедство, уважение старших; присутствие на похоронах, выражение сочувствия родным и близким покойного, традиция отмечать различные радостные события, неофициальные праздники, дни рождения, устройство свадьбы, новоселий и т.д.).

Поэтому каждый стремится к тому, чтобы не ронять своего достоинства в глазах других людей, не выбиваться из общего ряда, следовать сложившемуся порядку вещей, поступать как все, как принято, как завещано. Те, кто не придерживается этих канонов, могут оказаться в положении бойкота со стороны окружающих, прослыть «белой вороной», эгоистом и т.д.

В юридической науке все действующие в обществе нормы подразделяются на правовые (обычное право) и неправовые, или общегражданские. Правовые обычаи потому и называются правовыми, что они получают отражение в праве, им охраняются, защищаются, приобретая тем самым юридическую силу. Одни из них прямо закрепляются в законе, другие лишь подразумеваются, третьи логически вытекают из тех или иных правовых норм. Чаще всего они просто упоминаются, что означает, что ими можно руководствоваться.

Но во всех случаях правовые обычаи должны находиться в пределах правового поля, в сфере правового регулирования, а не за их границами. И конечно, они не могут противоречить действующему законодательству. Правовые обычаи призваны способствовать правореализационному процессу, дополнять и обогащать механизм юридического опосредования разнообразных общественных отношений.

Правовой обычай является одним из источников (форм) права.Одной из основных форм санкционирования обычая выступает судебное решение. Достаточно судам начать систематически применять ту или иную норму обычного права, чтобы она превратилась в санкционированный обычай. При определенных исторических условиях, сама юридическая практика может привести к образованию своеобразных судебных обычаев, со временем сложившуюся, например, в систему английского права – common law.

Следующей формой государственного санкционирования обычая является отсылка к нему в законе. В современный период это самый распространенный вид придания норме государственно-правового характера. Очень важно, что при такой санкции обычай превращается в элемент национального права, не утрачивая при этом характер обычая.

Обычаи и обычное право – явления тесно связанные, но не равнозначные. Термин «обычное право» в дореволюционной этнографии обозначал совокупность всех поведенческих норм доклассового общества. В современной зарубежной науке используются также термины «примитивное право», «племенное право», а соответствующий раздел этнографии обозначается как антропология права или правовая антропология. С точки зрения позитивного учения о праве, центральным звеном которого является признание тесной связи между правом и государством, ни термин «право», ни термин «обычное право» не могут быть применены к доклассовому обществу.

По мнению ряда правоведов и этнографов, обычное право не может регулировать отношения между индивидами, поскольку в качестве субъектов выступали группы лиц (общины). Даже с появлением парной моногамной семьи община утратила часть, но не потеряла вовсе роль субъекта обычного права.

С появлением закона обычное право не исчезло, но сфера его действия значительно сузилась. Если ранее нормы обычного права применялись и в связи с убийствами, то теперь лишь закон распространял свое действие на эту сферу. Изменились и субъекты обычного права: вместо родственников – индивиды. Постепенно стал исчезать и принцип коллективной виновности.

Отклонение от норм обычного права нельзя рассматривать как преступление или проступок. Главным моментом в нарушениях норм обычного права является причинение ущерба, которое рассматривается как причинение обиды. Суть норм обычного права состоит в прекращении вражды, примирении сторон, одним из принципов которого выступает эквивалентность причиненного ущерба и возмещения.

Таким образом, обычное право – санкционированные государством нормы первобытных обычаев, отражающие интересы общности и охраняемые силой государственного принуждения. Примеры:

Законы царя Хаммурапи,

Законы 12 Таблиц,

Законы Ману,

«Салическая правда»,

«Русская правда».

Если нормы не получали признания государства, они оставались лишь бытовыми обычаями.

Сегодня обычное право существует в ряде стран Южной Америки, Юго-Восточной Азии и Африки. Но и в развитых государствах нормы, регулирующие семейно-брачные отношения, наследование, ряд правил хозяйственной деятельности, есть узаконенные государством обычаи. Так статья 5 ГК РФ, посвященная обычаям делового оборота, гласит: «Обычаем делового оборота признается сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности правило поведения, не предусмотренное законодательством, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе». В ст. 848 ГК говорится: «Банк обязан совершать для клиента операции, предусмотренные для счетов данного вида законом, установленные в соответствии с ним банковскими правилами и применяемыми в банковской практике обычаями делового оборота, если договором банковского счета не предусмотрено иное». Аналогичные ссылки на обычаи содержатся в ст. ст. 852, 853, 862 и других нормах ГК РФ.

Примером правовых обычаев можно назвать ст. ст. 130, 131, 132, 149 Кодекса торгового мореплавания РФ 1999 г. Например, ст. 149 Кодекса Торгового Мореплавания гласит: «Перевозчик обязан доставить груз в срок, а если он не установлен, в обычно принятые сроки».

Статья 99 Конституции РФ, не употребляя слова «обычай», тем не менее, закрепляет давно сложившееся правило, согласно которому «первое заседание Государственной Думы открывает старейший по возрасту депутат». По мнению Е.В. Колесникова, именно на основе соответствующих обычаев изданы указы Президента РФ о Дне государственного флага, о символике России, о возвращении некоторым городам и населенным пунктам их старинных названий; введена процедура инаугурации (вступления в должность) избранных народом президентов и губернаторов, принятия ими присяги. Сохраняется обычай увековечивать память выдающихся людей – государственных и общественных деятелей, полководцев, писателей, поэтов, художников; лиц, погибших в Великой Отечественной войне.

Понятие и виды обычаев. Как уже говорилось,обычаи – это исторически сложившиеся и вошедшие в привычку вследствие многократного применения правила поведения, действие которых обеспечивается общественным мнением. Обычаи – наиболее древний вид социальных норм, возникший, как известно, еще в первобытном обществе. Они складываются в быту, на производстве, в семейных и иных отношениях. Внешне они выражены в ставшем привычным фактическом поведении людей и неотделимы от него. По своей природе обычаи достаточно консервативны и способны существовать без каких-либо изменений на протяжении многих веков. Это, однако, не означает, что обычаи совсем не меняются. С развитием общества происходят изменения и в обычаях. На смену одним обычаям постепенно приходят другие, новые, отражающие иные интересы и потребности людей.

Обычаи, действующие в обществе, не представляют собой какой-то единой системы норм. Как правило, они выступают в виде многочисленных, независимых друг от друга нормативных систем, действующих в различных социальных группах и различных сферах человеческой деятельности. При этом обычаи весьма и весьма разнообразны. Помимо обычаев как таковых выделяют также традиции, обряды, ритуалы, нравы и обыкновения.

Традиции (от лат. «traditio» – передача, повествование) – это то, что перешло от одного поколения к другому, что унаследовано от предшествующих поколений (например, идеи, взгляды, вкусы, образ действий и т. п.). Они в отличие от просто обычаев менее конкретны, в меньшей степени связаны с привычкой, с чувствами и эмоциями людей, складываются в более короткий промежуток времени. В то же время некоторые авторы выделяют традиции в самостоятельный вид социальных норм.

Обряды – это обычаи, которые внешне выражены в совокупности строго определенных согласованных друг с другом действий, совершаемых в известной последовательности и носящих символический характер (свадебные обряды, религиозные обряды и т. д.). Близко к обрядам стоят ритуалы. Ритуалы (от лат. «ritualis» – обрядовый) обычно определяются либо как совокупность обрядовых действий, сопровождающих какой-нибудь религиозный акт и составляющих его внешнее оформление, либо как церемония, церемониал.

Нравы – это обычаи, имеющие нравственное значение. В нравах находит выражение психология либо той или иной социальной группы, либо жителей определенной местности. При этом пережитки прошлого в области морали чаще всего удерживаются именно в нравах.

Обыкновения (деловые обыкновения ) – это обычаи, которые складываются в деятельности государственных органов, общественных организаций, в деловой, коммерческой деятельности.

Соотношение права и обычаев. Соотношение права и обычаев принято рассматривать с точки зрения их единства, различия и взаимодействия.

Единство права и обычаев, так же как единство права и морали, характеризуется наличием у них общих черт. К наиболее важным из них относится то, что, во-первых, право и обычаи – это правила поведения людей; во-вторых, это правила поведения общего характера и, в-третьих, это основные регуляторы общественных отношений . Кроме того, среди общих черт права и обычаев можно выделить и то, что право и обычаи обусловлены экономическими, политическими, социально-культурными и иными факторами и являются продуктами сознательно-волевой деятельности людей.

Различие права и обычаев можно провести по способу возникновения, по форме внешнего выражения, по степени определенности, по обязательности, по способу обеспечения и некоторым другим критериям.

По способу возникновения право и обычаи различаются тем, что право устанавливается или санкционируется государством, в то время как обычаи возникают стихийно. Они складываются в результате многократного повторения одних и тех же актов поведения, которые постепенно входят в привычку и становятся общим правилом.

По форме внешнего выражения право и обычаи различаются тем, что нормы права в основной своей массе закрепляются в официальных письменных источниках, тогда как обычаи нигде официально не закрепляются, а живут в сознании людей, составляют область общественной психологии.

По степени определенности право отличается от обычаев тем, что представляет собой преимущественно формально-определенные правила поведения. Обычаи же формальной определенностью не обладают, поскольку внешне выражены в конкретных актах поведения. Отсюда доступность обычаев для восприятия другими людьми весьма и весьма ограничена.

По степени обязательности различие права и обычаев состоит в том, что право составляют общеобязательные правила поведения, тогда как обычаи общеобязательными правилами поведения не являются. Они чаще всего носят локальный характер и распространяются лишь на небольшой круг субъектов. Исключение составляют обычаи, которые действовали в первобытном обществе. Там они являлись общеобязательными правилами поведения. Но там, как известно, не было позитивного права.

По способу обеспечения право и обычаи различаются тем, что право обеспечивается государством, а обычаи как таковые государством не обеспечиваются. Обычаи обеспечиваются силой привычки и общественным мнением. Государственную защиту получают только санкционированные государством правовые обычаи, но они в этом случае становятся уже нормами позитивного права.

Кроме того, различие права и обычаев может быть проведено и по некоторым другим критериям (например, по масштабам действия – право действует в пределах всего общества, обычаи носят локальный характер; или по системным характеристикам – право представляет собой единую для всей страны систему норм, обычаи носят полисистемный характер, т. е. представляют собой неопределенное множество локальных систем).

Взаимодействие права и обычаев тоже выражено в их взаимном влиянии друг на друга. Хотя право связано с обычаями не так тесно, как с моралью, поскольку ко многим действующим в обществе обычаям право относится безразлично, тем не менее, определенное взаимовлияние между правом и обычаями существует. Оно выражается в следующем. С одной стороны, право оказывает известное воздействие на обычаи. Это воздействие проявляется в том, что одни, наиболее вредные для общества обычаи право под угрозой наказания запрещает. Например, ныне действующий Уголовный кодекс Российской Федерации в п. «л» ч. 2 ст. 105 предусматривает ответственность за убийство на почве кровной мести, т. е. за соблюдение обычая кровной мести. Другие, полезные с точки зрения государства и общества обычаи, право, наоборот, поддерживает, придавая им юридическое значение и обеспечивая их государственной защитой. При этом одни обычаи формулируются в виде правовых норм и непосредственно включаются в тексты нормативно-правовых актов (например, обычай, согласно которому первую сессию законодательного органа очередного созыва открывает старейший по возрасту депутат, закреплен в настоящее время во многих регламентах законодательных органов Российской Федерации), другие же санкционируются государством в качестве правовых путем ссылки нормативных актов на обычаи (например, ст. 5 Гражданского кодекса Российской Федерации путем ссылки на обычаи делового оборота придает последним юридическое значение).

С другой стороны, обычаи способны оказывать определенное влияние на право. Во-первых, государство использует некоторые обычаи в качестве готовых, оправдавших себя на практике регуляторов общественных отношений, санкционируя их в качестве правовых норм и включая их в действующую систему права. Во-вторых, право, в принципе, должно учитывать существующие в обществе обычаи и не вторгаться без лишней надобности в сферу их действия. Тем более что такое вторжение едва ли способно привести к желаемому результату.

В теории международного коммерческого права одним из важнейших считается вопрос о соотношении таких категорий, как торговый обычай, обычай делового оборота и национальное законодательство.

В статье 5 ГК РФ дается легальное определение обычая делового оборота, под которым понимается «сложившееся и широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности правило поведения, не предусмотренное законодательством, независимо от того, зафиксировано ли оно в каком-либо документе». Кроме того, согласно ст. 309 ГК РФ «обязательства должны исполняться надлежащим образом в соответствии с условиями обязательства и требованиями закона, иных правовых актов, а при отсутствии таких условий и требований - в соответствии с обычаями делового оборота или иными обычно предъявляемыми требованиями»; исходя из чего в литературе справедливо замечают, что «обычаи делового оборота» являются разновидностью «обычно предъявляемых требований», выступают как обычаи в сфере предпринимательской деятельности. Иной точки зрения придерживается О.Н. Садиков, считающий, что по сравнению с обычаями делового оборота обычно предъявляемые требования не получили общего статуса дополнительного источника в ГК РФ и, следовательно, приравниваться к обычаю не должны.

В совместном Постановлении пленумов Верховного Суда РФ и Высшего Арбитражного Суда РФ говорится, что под обычаем делового оборота следует понимать «не предусмотренное законодательством или договором, но сложившееся, то есть достаточно определенное в своем содержании, широко применяемое в какой-либо области предпринимательской деятельности правило поведения, например, традиции исполнения тех или иных обязательств и т.п.» (п. 4).

Согласно п. 3 ст. 28 Закона о международном коммерческом арбитраже и Регламенту МКАС применимые к сделке торговые обычаи должны учитываться при разрешении споров. Применение торговых обычаев при разрешении споров предусмотрено и в Европейской конвенции о внешнеторговом арбитраже (ст. VII), в которой участвует Российская Федерация, и в Арбитражном регламенте ЮНСИТРАЛ (п. 3 ст. 33), который Генеральная Ассамблея ООН одобрила в 1976 г., и в Арбитражном регламенте Европейской экономической комиссии ООН (ЕЭК ООН) (ст. 38).

Применение обычных норм в качестве источника правового регулирования договора международной купли-продажи прямо предусмотрено в Венской конвенции. Согласно ст. 9 стороны связаны тем обычаем, относительно которого они договорились. При отсутствии соглашения об ином считается, что они подразумевали применение к своему контракту или его заключению обычая, о котором они знали или должны были знать и который в международной торговле широко известен и постоянно соблюдается в соответствующей области торговли. Таким образом, обычай Конвенцией признается в качестве подразумеваемого условия договора, составляющего его неотъемлемую часть. К тому же в силу ст. 8 Конвенции при толковании намерения стороны в качестве одного из основных критериев должны учитываться обычаи.

Согласно российскому праву обычаи делового оборота применяются только в той части, в которой они не противоречат императивным нормам гражданского законодательства или договору (п. 2 ст. 5 ГК РФ).

Торговый обычай неприменим, если он противоречит обязательным для сторон положениям законодательства или договору, из чего следует его подчиненное относительно указанных регуляторов положение. Императивная норма (п. 1 ст. 422 ГК РФ), как наиболее жесткая, имеет безусловное преимущество над всеми прочими регуляторами (в том числе над всяким договором и торговым обычаем), а поскольку императивные нормы для сторон обязательны всегда (п. 1 ст. 422 ГК РФ), торговый обычай, противоречащий таким нормам, не применяется (п. 2 ст. 5 ГК РФ).

Диспозитивные нормы не являются для сторон обязательными и могут быть изменены (исключены) договором (абз. 2 п. 4 ст. 421 ГК РФ). При этом в договорных отношениях перед обычаями делового оборота имеют преимущество не только условия договора, но и диспозитивные нормы закона (п. 5 ст. 421 ГК РФ).

В п. 5 ст. 421 ГК РФ сказано, что «если условие договора не определено сторонами или диспозитивной нормой, соответствующие условия определяются обычаями делового оборота, применимыми к отношениям сторон». Таким образом, применение торгового обычая в каждом конкретном случае возможно в части, не охваченной нормативным или договорным регулированием, при этом оно не обусловлено наличием отсылки ни закона (в силу рамочного санкционирования применения всякого торгового обычая вообще), ни договора (так как речь идет об источнике права).

Приоритет императивных правил законодательства и условий договора над торговыми обычаями никогда не вызывал сомнений, этого, однако, нельзя утверждать в отношении правил диспозитивных. Если до принятия ГК РФ отдельные авторы ратовали за безусловный примат торгового обычая над диспозитивной нормой закона, то теперь они указывают на то, что правило п. 5 ст. 421 ГК РФ испытывает ограничения. В иерархии регуляторов гражданско-правовых отношений свободу договора ограничивают только императивные нормы, диспозитивные же сами могут испытывать влияние со стороны закона, иных правовых актов, договора, а также торговых обычаев.

В ряде диспозитивных норм ГК РФ прямо указано, что они применяются в случаях, когда иное не определено законом, иными правовыми актами или договором либо не явствует из обычаев делового оборота. Таковы, например, ст. 311 (об исполнении обязательства по частям), ст. 314 (о сроке исполнения обязательства), ст. 315 (о досрочном исполнении обязательств при осуществлении предпринимательской деятельности), ст. 316 (о месте исполнения обязательства), ст. 508 (о порядке поставки товаров отдельными партиями в пределах периода поставки), ст. 510 (о выборе способа доставки товаров). Не вызывает сомнения, что обычаи делового оборота имеют преимущество перед такими нормами.

Поэтому единая категория торгового обычая представлена двумя его разновидностями: торговыми обычаями «в дополнение к закону» (общее правило) и «против закона» (исключение, при котором торговый обычай изменяет диспозитивную норму закона). Вот почему законодатель помимо рамочного санкционирования применения торгового обычая в ст. 5 ГК РФ в целом ряде случаев упоминает о них в специальном контексте, имея в виду эту - последнюю - их разновидность.

Необходимо учитывать, что в силу ст. 431 ГК РФ обычаи делового оборота входят в число тех обстоятельств, которые должны учитываться судом, арбитражным судом или третейским судом для определения содержания договора при выяснении действительной общей воли его сторон. Из этого можно сделать вывод, что отечественным законодательством обычаи делового оборота отнесены аналогично тому, как это предусмотрено в Венской конвенции, к подразумеваемым условиям, которые стороны должны иметь в виду при заключении договора.

В ряде случаев применение диспозитивной нормы отечественного законодательства, которая имеет общий характер и не предназначена для регулирования отношений по внешней торговле, вместо обычая делового оборота, широко известного в международной торговле и постоянно соблюдаемого сторонами в договорах данного рода, привело бы к результатам, противоречащим общепринятой практике международной торговли. Оно, по-видимому, не соответствовало бы и намерениям сторон, хотя прямо ими не выраженным.

М.Г. Розенберг считает, что, «применяя отечественное законодательство к отношениям по договору международной купли-продажи, следовало бы исходить из приоритета обычая делового оборота над диспозитивной нормой закона». По мнению автора, «в силу п. 2. ст. 427 ГК РФ как обычаи делового оборота к отношениям сторон применяются примерные условия, разработанные для договоров соответствующего вида и опубликованные в печати, если в договоре нет ссылки на эти условия». И далее: «В силу ст. 431 ГК РФ обычаи делового оборота входят в число тех обстоятельств, которые должны учитываться судом… для определения содержания при выяснении действительной общей воли его сторон», из чего «можно сделать вывод, что отечественным законодательством обычаи делового оборота отнесены… к подразумеваемым условиям, которые стороны должны иметь в виду при заключении договора».

В соответствии с п. 2 ст. 9 Венской конвенции ООН о договорах международной купли-продажи 1980 г. приоритет над обычаем, соответствующего названным в данной норме критериям, имеет только соглашение сторон. Следовательно, для регулирования гражданско-правовых отношений с иностранным элементом, вытекающих из указанных сделок, применение диспозитивных норм российского законодательства не обязательно. В силу Венской конвенции ООН 1980 г., имеющей приоритет перед номами внутреннего российского законодательства, в соотношении «диспозитивные нормы - обычаи» приоритет отдается обычаям. Из ст. 9 Венской конвенции ООН 1980 г. вытекает приоритет обычая перед диспозитивной нормой Конвенции, что следует из ее положения, предусматривающего, что стороны связаны обычаем, который они «знали или должны были знать и который широко известен в международной торговле и постоянно соблюдается сторонами в договорах данного рода в соответствующей области торговли». Указание только на соглашение сторон не исключает действия императивных норм национальной правовой системы, которые исходя из особого значения применимы к таким отношениям (ст. 1192 ГК РФ).

Принятые в международной торговой практике обычаи применяются МКАС в тех случаях, когда это обусловлено в договоре, из которого возник спор, и тогда, когда к обычаям отсылает норма права, подлежащего применению к спорному правоотношению, а также если применение обычая основывается на положениях международного договора, действующего в отношениях между государствами, к которым принадлежат стороны в споре. Кроме того, в арбитражной практике допускается применение торговых обычаев и в случаях, когда в нормах права, подлежащего применению к спорному вопросу, не содержится необходимых указаний, а обращение к торговому обычаю вытекает из характера условия, относящегося к спору, например условия, обозначенного одним из распространенных в международной торговле терминов FOB, CIF и т.п. Вследствие расхождения в содержании торговых обычаев, применяемых в отдельных странах, в практике МКАС принимается во внимание (при установлении содержания обычая) опыт внешнеторговых отношений между соответствующими странами и практика применения сторонами обычно принятых в торговых отношениях условий, связанных с обычаем, необходимость в обращении к которому возникла при разбирательстве спора.

В свете вышеизложенного можно оценить юридическую природу и значение ИНКОТЕРМС в качестве одного из регуляторов международного коммерческого права. Ссылка в контракте на ИНКОТЕРМС делает их контрактными условиями, следовательно, вопрос соотношения положений ИНКОТЕРМС и национального законодательства, ИНКОТЕРМС и международных договоров - это вопрос соотношения конкретного договора (контракта) с указанными источниками права. Коль скоро положения контракта действуют в пределах, определяемых международным договором и национальным законодательством, то и соответствующие условия ИНКОТЕРМС применяются в пределах, заданных вышеуказанными источниками права. Таким образом, юридическая возможность существования и применения ИНКОТЕРМС заложена в принципе диспозитивности регулирования прав и обязанностей по внешнеэкономической сделке. Необходимо отметить, что существование международного торгового обычая само по себе не зависит от того, закреплен он в письменной форме или нет. Однако фиксация правила, изначально носившего характер обычая, в письменной форме ориентирует суд и стороны внешнеэкономических сделок на обращение именно к положениям письменного источника, который в известной степени может рассматриваться как доказательство существования самого обычного правила. Отсюда даже в случаях, когда стороны не сослались на положения ИНКОТЕРМС, суд может применить к договору эти правила, рассматривая их как одно из доказательств существования торгового обычая. То обстоятельство, что возможность использования обычая создается законами, не превращает его в закон. Место обычая в иерархии правовых регуляторов остается последним. Он всегда следует за договором. Это означает, что действие любого обычая как такового может быть парализовано договором, если только условие этого последнего не противоречит правилу поведения, закрепленному в законе или в подзаконном акте, обязательном для сторон.

Г.Ф. Шершеневич усматривал одну из особенностей русского дореволюционного законодательства в том, что оно «всегда неблагосклонно относилось к обычаю, вследствие близкой связи последнего с идеей местной автономии, и постоянно стремилось выставлять на первом плане указы, уставы и т.п. законодательные источники». Негативное отношение к обычаю в широком смысле этого понятия сохранилось и в послереволюционной литературе. «обычное право, имеющее в малоразвитом обществе исключительно большое значение, по мере развития хозяйственной жизни отступает на второй план: постепенность его образования и неопределенность содержания не отвечают требованиям усложнившейся общественной жизни». Однако новый Кодекс, столь широко использовавший применительно к договорам правовой обычай, заставляет по-иному оценить этот источник права. Несомненно, что ниша в правовом регулировании, оставленная для обычаев делового оборота, является признанием роли децентрализованных мер правового регулирования рынка в целом и свободно складывающихся на нем договорных связей. Благодаря обычаям делового оборота в рамках действующего в стране законодательства появляется как в законодательном, так и в договорном регулировании особый способ восполнения их пробелов, опирающийся в конечном счете на признании особой роли договорной и судебной практики.

В подобных случаях появляется возможность диверсификации регулирования договоров с учетом особенностей не только, например, предпринимательства в целом, но и отдельных его сфер, каждая из которых обладает своими чертами и соответственно в отдельных случаях требует различных решений для аналогичных вопросов.

Коренная перестройка экономической системы в стране, а тем самым и методов ее регулирования, включающая резкое сужение сферы применения императивных норм, последовательное применение принципа договорной свободы в самых различных ее проявлениях, объективно содействовали повышению значимости обычаев.

В цивилистической литературе, прежде всего учебной, до последнего времени либо вообще не называли обычаи разновидностью регуляторов поведения участников гражданского оборота, либо традиционно ограничивались двумя сферами действия обычая, охваченными соответственно ст. 77 Земельного кодекса РСФСР 1922 г., которая определяла, что при разделе имущества крестьянского двора могут применяться «местные обычаи», и несколькими статьями Кодекса торгового мореплавания 1929 г., которые говорили именно об обычаях, принятых в морской торговле.

торговля международный обычай законодательство

Там же, с. 70. 50

В настоящее время для истории права, так же как в XIX в., важно разграничение понятий «обычай» и «обычное право» и определение сути самого обычного права. Сейчас, так же как и раньше, распространено тавтологическое понимание этих категорий (см.: Мартинсон-Гнидкин А. Государственное опровержение лжеучений об обычном праве и правовом отношении. М. 1906, с. 149, 153).

187 названного «предправом».152 Хотя на эти выводы в последние годы обращали внимание, впрочем - достаточно редко, юристы, историки, этнографы, значение данного явления по сей день в должной мере не оценено для характеристики догосударственного правового состояния. Понятие предправа появилось, конечно, не без влияния западных исследований, которые использовали его для оценки архаических правовых состояний. Однако В.В. Иванов и В.Н. Топоров внедрили его в отечественную литературу, дополнили и обеспечили установление научного открытия. В этом они значительно опередили этнографов, историков права и других исследователей архаического периода. Значение категорий для истории права в том, что расширяется сфера нормативности первобытного общества, преодолевается упрощенное деление на право и мораль, по-новому определяется структура начальной нормативности и ее соотношение с обычным правом.

Упрощенная схема в понимании обычного права из работ дореволюционных историков «дожила» до нашего времени. Ее суть заключается в том, что обычное право представляет собой совокупность догосударственного правового состояния, кроме него ничего нет. Причем, очень широко распространено мнение об идентичности обычая и обычного права. В.И. Сергеевич, например, утверждал, и эта позиция была свойственна всему его творческому пути, что в летописных известиях IX-X вв. обычай и закон были идентичными явлениями в силу их примитивного понимания. Это просто «свойственное древнему языку многословие».153 Отсюда и рождалось, и продолжает существовать сведение в единое целое всей догосу- дарственной нормативности.

Для серьезных аналитиков было ясно, что первобытная нормативность очень разнообразна. В первую очередь это относится к религиозной сфере.154 И.Н. Срезневский еще в середине XIX в. показал, что отдельную область архаической нормативности представляют ритуалы в религиозной сфере. Даже строительство языческих храмов у славян имело определенную систему, т.е. было регулировано правилами и нормами. Языческое богослужение также подчинялось определенным правилам. Эти области были тесно связаны с другой сферой нормативности - мифологией, также устанавливавшей нормативы поведения и общежития. Вся эта совокупность представляла собой определенную догосударственную систему.155 Можно констатировать, что градация в подходах к древней нормативности наметилась в отечественной филологической и исторической литературе еще в середине XIX в. Но в трудах историков права XIX в. доминировала тенденция сведения всего богатства норм только к обычному праву, а еще хуже - просто к обычаям. Немудрено, что на современном этапе пересмотра отношения к обычному праву, груз старых преде ґавлений дает о себе знать. В сборнике по истории обычного права последних лет известный автор по теории государства и права Г.В. Мальцев справедливо указал на необходимость понимания разницы между обычаем и обычным правом, но при этом сохранил представления о «слитности» этих понятий. Регулятивная роль отводится именно обычаю, а не обычному праву, обычай считается нормативным, следовательно разница между явлениями исчезает.156 Подобные подходы к вопросу ведут к последствиям, которые четко охарактеризовал другой участник издания - Р. Куадже. Он справедливо отметил преобладание упрощенного представления по схеме: обычай - это отдельная норма, обычное право - это совокупность норм.157 Между тем, как в зарубежной, так и в отечественной науке, пересмотр таких представлений связан с пролонгацией права в архаическую древность, в результате чего оно предстает в ней как сложная система, отнюдь не ограниченная совокупностью обычаев. При этом возникает понимание «системы древних нормативных уровней».158 В новых подходах изменяется вся совокупность отношений права, государства и культуры.159 Возникновение права теряет связь с государством и «приобретает» связь с культурой. Вместе с тем подмена обычаев обычным правом или их тавтологичность продолжают иметь место в литературе.160 В ряде случаев различия обычного права и законодательства рассматриваются по линии принуждения: «психического» в первом варианте и «физического» со стороны государства. Хотя в данном случае имеется в виду уже государственное время, а не состояние права в архаический период.

В связи с введением в науку понятия «множественной нормативности» в архаический период возник вопрос о градации и характеристике нормативных древних регуляторов. При достаточной спорности вопроса к ним относят в настоящее время обычаи, ритуалы, традиции, табу, мифы. У разных авторов сама классификация выглядит различно, а самое главное - нет пока единого основания для разграничения системы регуляции. В результате в такой системе понимания обычаи вновь выступают то как тип поведения, то как тип нормативного регулятора. В первом случае обычай считается «стереотипной формой поведения», имеющей практическое значение. Ритуал мыслится как «чисто знаковая форма поведения», «не имеющая непосредственного практического значения». Традиция понимается совсем не ясно.161 При такой проблемносте и дискуссионности понятий особое значение имеют позиции, которые связывают множественность

состояний «предправа» с характером его нормативности. Иными словами, все составляющие предправа являются носителями определенных регулятивных норм, усвоенных и обязательных в архаическом обществе. Ритуал «связывает» поведение индивидов или групп с признанными правилами, нарушение которых вызывает негативные реакции. Ритуал «требует» соблюдения обрядовых правил при рождении ребенка, совершении похорон и т.д. Он несет регулятивную функцию в конкретной жизни.162 Как показал Д.К. Зеленин на примере русской мифологии о «неправильно умерших», эти ритуально-мифологические требования содержат целую систему правил-нормативов о похоронах, поминально-бытовых действиях и обрядах, нарушать которые было нельзя из-за мести со стороны такого рода

Хотя в настоящее время полинормативность догосударственного общества признается практически всеми, оценки в отношении связи с моралью и особенно обычным правом авторы дают различные. А.И. Першиц полагает развитие норм права и морали на древнем этапе как относительно целостный процесс.163 Здесь главный вопрос какой характер носит начальная полинормативность архаического общества, как мораль «сопоставляется» с правом. Однако зачастую полинормативность считают единым комплексом обычного права. Ю.И. Семенов выдвинул мнение о «поэтапном» развитии множественности нормативов. В догосударственный период развитие идет по «нарастающей»: сначала возникает табуитет, затем - мораль, наконец - обычное право и право. Последнее представляет уже государственный продукт.164 Полученная схема - чисто логическая и «приспосабливает» старые классовые воззрения к новой ситуации. Не случайно в статье нет никаких ссылок на конкретные источники, нет источниковедческого обоснования и рассуждения носят предположительный характер. Источников из древнего периода действительно мизерное число. Тем важнее языковые данные. Вряд ли могут возникнуть сомнения и в том, что табуитет, мораль и обычное право могут сосуществовать одновременно. Более обоснована версия Х.М. Думанова и А.И. Першиц, которые считают, что множественность и разноплановость нормативности в архаическом обществе (ритуал, мораль, этика, обычаи и т.д.) настолько явственны, что создается «невозможность» применения к древнему обществу только понятия обычного права. Его нормативность значительно шире и авторы ис- пользуют для характеристики понятие «предправо», которое В.В. Иванов и В.Н. Топоров применяли еще в 60-е гт. прошлого века.

Состояние вопроса о полинормативности и праве в архаический и догосударственный периоды требует основательных монографических исследований совместными усилиями этнографов, языковедов, историков, религиоведов и историков права. Роль последних связана с категорией обычного права, по поводу которого нужно иметь в виду следующее.

Аксиомой должен быть факт, что исходящее от государства законодательство по сути своей не может быть обычным правом. Оно может быть только государственным законодательством, независимо от использования до государственных традиций. В государственном законе проявляется новое качество: он распространяется на всю территорию, независимо от местных порядков. Вполне обоснованы указания в литературе о появлении общеобязательности и государственной принудительности. При этом характеристика предправа будет меняться по мере изучения вопроса.

Под обычаем целесообразно понимать фактический поступок, который становится повторяемым в силу практической традиции. Обычаи могут возникать и в XV-XVI вв. и значительно позднее. Примером древнего обычая в «племенной период» может служить обмен невестами между различными родственными обществами, где переговоры об условиях проводились и возглавлялись старейшинами или служителями культа. Это становится обязательной практикой, это - обычай. Обычай это действие, а не норма. Нормой обычного права правило поведения становится в древнем обществе тогда, когда оно абстрактно фиксируется в устной или письменной форме и становится отвлеченной от практики. Совокупность просто обычаев есть только совокупность определенных действий, одобряемых или запретительных со стороны «нормативной идеологии». Совокупность обычаев как действий не может быть обычным правом. Обычное право в догосударственный период безусловно влечет определенное принуждение родовых или племенных властей. И все же главный его признак проявляется в нормативности. В дореволюционное время Ф.И. Леонтович справедливо отметил, что обычное право это бытовая форма права, которая является нормативно обязательной в силу общего сознания и убеждения в его обязательности.165 Кровная месть как нормативное установление в догосударственный период - это обычное право, а не обычай. Она обязательна и за отказ от нее могут иметь место «догосударственные санкции»: бойкот коллектива, принуждение в форме общественного презрения, а возможно и лишение покровительства родственного коллектива. В этой связи не случайно при переходе в государственное состояние характер кровной мести меняется и она становится альтернативной, а не обязательной (ст. 1 Кр. Пр.). Можно полагать, что обычное право существовало и в письменной форме, хотя вопрос о древней письменности славян очень полемичен. При любых обстоятельствах обычное право представляет собой явление фиксированное. Материальная фиксированность выражается в существовании размеров эквивалентов в форме выкупа за невесту, компенсаций за преступления, размеров приданого и т.д.

В сравнении с обычным правом «предправо» - явление более широкое и сложное. Оно включает жесткие обязанности религиозных ритуалов, правила религиозных гимнов, многочисленных установок, связанных с понятием «должного». Ф.И. Леонтович указал на существование многочисленных и разнообразных «нормативных терминов» для характеристики древних правил: обычай, покон, старина, предание, пошлина и т.д.166 В контексте этого термин «право» рождается у славян задолго до государства и его содержание связано с религиозно понимаемой справедливостью. Интересно, что отличия обычного права от более широкой нормативной системы древности также отмечались Ф.И. Леонтовичем, который выделил несколько источников нормативных установлений в древний период: обычаи предков, правду, законы богов, отделенные от других обычаев и законов.167

В древнем чешском эпосе о Любуше есть выражение «судить по закону правды», что констатирует существование наряду с обычным правом системы морально-нравственных нормативов. По этому поводу историк права Н. Загоскин писал о существовании у древнейших славян «общего духовного первоисточника, из которого нормы обычного права черпали свое содержание».168

Современные западные и отечественные авторы включают в нормативные по сути мифы и ритуалы как социальные, так и бытовые правила- нормативы, правила межличностного общения. Из этой системы правил оформляется в древности понятия табу, запреты, понятия «священного и нечистого».169 В свое время Ф. Леонтович привел интересные доказательства в пользу существования у славян более широкой нормативности в сравнении с обычным правом. Существовали запреты на браки с определенной степенью родства, исходящие из религиозных установок. Обычное право древности не охватывало всю совокупность разнообразия правил семейных языческих отношений. В IX в. изживается институт многоженства. До принятия христианства моногамные семейные отношения регулировались обычным правом. Однако в реальной жизни полигамия существовала не на уровне обычного права, а как фактическое дозволенное событие. Полигамия вызывала определенные последствия (дети, наследство), к ним относились по определенным правилам, но вне стандартных установок обычного права.170

В государственный период Древней Руси государственная идеология стремится изменить соотношение обычаев с системой законодательных установлений, признаваемых государством и христианской идеологией единственно возможными.

«Закон и обычай», соседствующие на древнем этапе, должны были означать какие-то различия. Вероятнее всего, эта разница заключалась в более строгой обязательности закона. Очень возможно, что закон был наиболее приближен к религиозным установкам, столь важным в древности, тогда как обычай отражал практику и обряды регионального уровня. Для истории права в этом плане источники совершенно отсутствуют, нужны специальные лингвистические исследования. Некоторые летописные факты позволяют иметь вероятностные суждения. В договоре с греками 944 г. (ст. 13) предписывается имущественная ответственность для состоятельных людей в случае совершения ими убийства. Ситуация закреплена на уровне переходного времени от обычаев к жесткой нормативной системе правил, хотя термин закон здесь и не употребляется. Однако более поздняя

Тверская летопись содержит при пересказе текста приписку, что делается это «по закону»: часть имущества «по закону возьмет ближний убитого».74 Современное понимание кровной мести, языческих ритуалов, порядка наследования как однозначно обычаев недостаточно точно отражает ситуацию XI-XII вв. В X-XI вв. эти «обычаи» принудительно включались государственной властью в государственное законодательство и становились «законами». В XI в. при создании правовых сборников санкционировалась, видоизменялась и запрещалась кровная месть, принудительно изменялся старый порядок наследования, менялся традиционный порядок займов и т.д. Борьба с обычаями, в том числе путем включения их части в признаваемую государством правовую сферу, в эту эпоху стала важной го- сударственно-правовой функцией. «Угодные» обычаи включаются в систему законодательства. В XIV в. летописи указывают, что действие может стать «законным обычаем» при соответствующих стандартах, при отсутствии этого - беззаконным.75 Не столь многочисленные упоминания в X в. «закона и обычая» и в последующем XI столетии практически всегда связаны с их противопоставлением другим нормативам. В договорах с Византией это противопоставление «закона русского» греческому (ст. I).76 Как «закон Божий» термин присутствует в церковных уставах Владимира (ст. 5) и Ярослава (ст. 8).77 В светских оттенках термин направлен на разграни- чение коллизий светского и церковного законодательства. Употребление в таком светском смысле связано с недавней еще языческой стариной, когда закон означал исходящий сверху норматив не связанный с христианской идеологией. Иногда употребление термина закон носит в уставах характер смешанного светско-церковного понимания, поскольку на этом этапе разделение этих двух правовых направлений было почти невозможно. Наиболее весомое влияние византизма на употребление слова-термина закон в X в. проявилось в усилении придания ему свойства установленно- сти государственной властью. Но это в определенной степени совпадает со значением термина во время языческое. В византийских правовых текстах, в Кормчих книгах слово-термин употребляется в смысле правовых установлений византийских царей. Можно сказать, что колебания смыслов термина в русских текстах происходит под влиянием как национальных, так и греческих веяний. Переведенные на русский язык к началу XII в. с греческого «Пандекты» Никона Черногорца содержали огромное число упоминаний термина закон и его производных исключительно и только в смысле установлений государства. О законе как «законе Божьем» упоминания в памятнике крайне минимальные. Отсюда следует, что русская юридическая среда в XII в. хорошо представляла разницу в понимании

74ПСРЛ.Т. 15. М. 2000, с. 41. 75 ПСРЛ. Т. 6. М. 2000, с. 151.

ПРП. Вып. первый, С. 77

Там же, с. 242, 245. 78

Там же, с. 200, 262,268 . ;, - термина греками, несмотря на перемещение его смысла в национальном употреблении в контекст «закона Божьего». Для обозначения церковных установлений в «Пандектах» используется набор специальных терминов - канон, заповедь, правило и т.д. По отношению к этим терминам закон имеет более обязательное и более жесткое значение. В некотором смысле перемещение термина закон в вариант «закон Божий» на этапе ранней государственности было вызвано стремлением русской христианско- юридической среды к усилению значения религиозных установлений. Но при этом на протяжении всего дальнейшего периода сохранилось понимание государственно-нормативного его значения. И.И. Срезневский, например, указывал на факт XIII в. в Ипатьевской летописи, где польский закон понимался как карательное и властное установление: закон у ляхов «челяди не бити, но лупяху их».171 В XIV в. при проведении судебной реформы в Новгороде прекрасно осознавались отличия суда «по закону греческому» и суда по «закону Евангелия».172 В то же время на уровне практической лексики термин закон вытесняется в период средневековья понятием «правда». На весь средневековый период антиподом термина не является, как следовало бы логически, его производное - беззаконие. «Беззаконие» противопоставляется понятию «правда», более широкой категории нравственно-морально-правового характера, нежели чисто юридическое.

Сказанное выше относится к раннегосударственному периоду с существованием письменных текстов, в том числе юридических. Однако для архаичной праславянской эпохи с отсутствием письменных текстов историки права не располагают материалами для анализа интересующих нас понятий. Поэтому осознание правовых процессов архаической древности может дать языковый анализ. Основные наблюдения о значении и различиях слов-терминов закон и обычай в архаической древности принадлежит лингвистам. На базе их исследований можно сделать логические заключения о нормативной обязательности закона и обычая.

Отечественные исследования проходят не без влияния зарубежной лингвистики.

В работе французского лингвиста Э. Бенвениста обосновывается концепция, согласно которой понятие «закон», означающее правило, установленное свыше, как и понятие «право», которое будет рассмотрено в дальнейших главах книги, возникло на уровне индоевропейской общности и было направлено на упорядочение окружающего ми-

ра. Появление такого понимания можно относить ко времени 2-3 тыс. лет до н.э. Понимание закона в древнем санскрите связано с поддержанием порядка. В группе индоевропейских языков понятие закона связано с «основанием» и волей богов.173 С этими положениями согласуются позиции отечественных лингвистов. Отмечается, что возникновение концепта «закон» (т.е. нормативная установленность понятия) относится к стадии индоевропейской общности, т.е. по крайней мере - к глубоким векам до нашей эры. В архаическом сознании «концепт закона» тесно связан с пониманием его как способа достижения другого концепта - «концепта порядка». При помощи последнего в архаическом сознании устроен и упорядо-

чен окружающий мир. Следовательно, важнейшая функция понятия «закон» уже с момента возникновения направлена на упорядочение окружающего мира и связано с сакральностью. Такой подход возможен лишь на стадии некоторого «философского» осмысления мира, на некоторой сложной стадии развития человеческого мышления и общества. Важно, что для достижения «порядка», «концепт закона» логически и неизбежно предполагает известные ограничения действий человека. Это соотносится с божественными запретами, с общей религиозной концепцией мира. Таким образом, понятие «закон» было известно славянам еще во времена праславянской общности, оно значительно древнее государства и в своем возникновении никак с ним не связано. Связь закона с религиозными воззрениями у славян прослеживается для догосударственной эпохи даже по письменным источникам. Еще в середине XIX в. историк В. Никольский отмечал эту связь на примере чешского эпоса, где закон IX в.

был равнозначен «закону вечных богов».

Немаловажно, что в группе германских языков и в группе славянских языков происхождение термина-слова закон имеет некоторые различные основания, хотя все эти языки и относятся к индоевропейской группе. В западноевропейских языках происхождение исходит от латинского «leg», что означает явное внешнее, привнесенное от латыни становление семантики понятия. В славянских и древнерусском языках вопрос вызывает достаточные споры. В одной версии происхождение слова закон связано с корнем «кон», означающем в славянских языках «основание». В другом понимании происхождение связано с преемственностью от греческого языка. Нельзя, правда, исключать и возможность комплексного влияния двух направлений. Еще в XIX в. в литературе имелись ссылки на то, что древнеславянское слово закон в смысловом значении связано с греческим «уоцо87

в форме церковнославянского. Если следовать версии А. Мейе, то терми- ны-слова «закон и обычай» вошли в состав этого языка, не изменяя смысла и сути языческого догосударственного периода. Эта сторона смыслового значения терминов безусловно отразилась в договорах с греками X в.

На наш взгляд, трудности в определении смысла и происхождения термина закон в договорах X в. связаны, помимо филологических проблем, с развитием правовых тенденций. В X в. сталкиваются несколько тенденций вокруг этого понятия: изменение смысла в связи с влиянием христианства, угасание векового языческого догосударственного значения, взаимосвязь с государственно-правовыми византийскими представлениями. Какая из них преобладала в лексике договоров определить действительно трудно. Аргумент о «слабом развитии письменности» в X в. вряд ли имеет твердые основания. Известный филолог Б.А. Ларин полагал, что высокая письменная культура Руси в XI в. не могла «быстро» возникнуть после принятия христианства в конце X в. Он считал возможным появление письменности у славян за несколько веков до принятия христианства.175 Вокруг типа языка договоров велась серьезная полемика, является ли он церковнославянским или древнерусским. Все это ставит преграды в определении византийского и древнерусского в термине закон.176 Однако возможно достаточно точно определить логически-смысловое значение юридических терминов. М. Фасмер, определяя слово закон, пишет о его распространении во всех славянских языках, т.е. справедливо связывает возникновение с пра- славянской общностью. Его происхождение он связывает со значением «кон», «искони», что в первооснове означает «начало». К праславянской основе относится и слово «обычай», распространенное во всех славянских языках.177 По нашему мнению, обычай в происхождении связан со словом «общий», которое отражает характер и способ действия людей. В договоре с Византией 944 г. записано, что «обычаи послы» - эго общие послы.178 В этимологическом словаре Л.Г. Преображенского подтверждается происхождение закона от корня «кон». При этом совершенно не расшифровывается какое-либо правовое значение закона и обычая. Не ясно и то, какую роль играет приставка «за» и в каком смысле ее можно трактовать как обо-

значение предела. Я полагаю, что связь с корнем «кон» единственно правильное объяснение возникновения термина, и это означает чисто славян- ско-языческое его происхождение. Отметим, что Л.Г. Преображенский указывает на взаимосвязь происхождения указанных слов и слова «право»,179 но без всякого определения юридического смысла понятий. Впрочем, лингвисты вообще обходят правовые аспекты.180 Между тем, архаическое состояние обычая на праславянском уровне имеет непосредственно нормативную составляющую и означало уже в тот момент установившуюся традицию, желательный порядок, какие-то правила поведения.181 В ПВЛ смысл обычая уже выходит за сложившиеся архаические рамки и часто означает просто привычку, характер, образ действия. Есть в летописи употребление по линии взаимосвязи обычай=норов=нрав. Этот разнобой, вызванный распространением термина на бытовое сознание продолжается на протяжении нескольких столетий. Для примера: существует «обычное пение надгробное» (XIV в.).182 Исследователь древнерусской летописной лексики А.С. Львов соглашается с общеславянским происхождением слов «обычай и закон» и считает, что их происхождение связано со смыслом -

«установить исходное решение». По моему мнению, в этом суждении есть определенная связь с корнем «кон», означающим основание, но смысла обычая как явления такая трактовка не отражает. Сложный вопрос о соотношении слов-терминов «закон и обычай» А.С. Львов решает недоста- точно убедительно. В целом совершенно очевидно, что уже с архаического периода «закон и обычай» представляют собой какие-то правила, нормативы. Это обстоятельство порой рождает в литературе отождествление понятий. А.С. Львов полагает, что в ПВЛ «закон и обычай» отождествляются, не учитывая различий источников их происхождения с архаических времен, различий в обозначениях с принятием христианства и «перемещения» понимания закона в религиозную область. В результате этого в X в. языческий смысл закона меняется. Смешение в летописях понятий в более поздние века вызваны бытовой речью, произвольным отношением к терминам бытового сознания. Тем не менее, закон как исходящее от власти установление, требующее определенного правила поведения, всегда сохраняется в средневековое время. В XIII в. в таком смысле закон присутствует в летописи, когда в 1220 г. князья отпустили в свою землю болгар для

«присяги по их закону». В таком же ключе, как заведенный порядок и «правила», летопись упоминает обычай в XIII в." Но между обычаем и правилом есть даже на бытовом уровне различия, тем более в официальном правосознании развитой государственности. Обычай имеет более независимое по отношению к личности значение, включает какой-то более абстрагированный порядок действий. Правило более «привязано» к личности, более субъективно. В XIII в. при установлении господства Орды обычай несколько «консервируется» при деформации устоявшихся понятий. Он как бы несколько «приближается к закону». Например, «обычай брать княжение в Орде».183

В работе А.С. Львова имеется еще одна неточность, которую следует оговорить. Он полагает, что в эпоху ПВЛ слова, обозначающие юридическую терминологию - ряд, урок, правда, закон, право - основываются в обозначении на обычном праве. Строго говоря, это совсем не правильно. Возможно, автор хотел подчеркнуть, что эти слова-термины формировались в той древности, когда проходило становление так называемого обычного права.184 Но в ПВЛ эти слова-термины зафиксированы на уровне правовой реальности уже «переросшей» просто обычное право.

Вообще, смешение слов-терминов «закон и обычай» применительно к эпохе ПВЛ имеет давнюю традицию и связано с работами известного дореволюционного историка права В. Сергеевича. Его концепция «обычного права» очень уязвима. Автор ошибочно полагал, что в древний период закон и обычай означали одно и то же. Такой же смысл имело и второе название обычая - «покон». К X в. все эти термины означали «предания, идущие от предков». Автор считал, что «закон и покон» имеют одинаковое значение из-за единой корневой основы «кон». Корень «кон» трактовался как «начало». Все эти слова означают «порядок», которому должен следо- вать человек. «Русский закои» в договорах с греками означает русский обычай. Такое однотипное понимание терминов существовало вплоть до проникновения в X в. на Русь византийского права, после чего под его влиянием значение терминов стало изменяться (они «разошлись»). Это достаточно ошибочные рассуждения и даже приставки «за» и «по» к кор-

ню «кон» по непонятным причинам именуются предлогами. В хронологии терминов следует разобраться подробно.

В IX-XI вв. в письменных источниках обычай именуется двумя терминами - «обычай» и «покон».185 Согласно М. Фасмеру, покон связан со словом «искони», т.е. имеет логически более древнее происхождение. В Краткой Русской Правде обычай зафиксирован только как «покон» за убийство огнищанина и как «покон вирный» (ст. ст. 21, 42). В Пространной редакции покон упоминается только один раз как «покон вирный» (ст. 9). Есть основания считать, что отмирание термина связано с «переходом» его значения в понятие «узаконенного» обычая, т.е. государственно обязательного законодательства. Помимо упоминания в договорах с Византией, в летописной лексике термин «покон» совершенно отсутствует. В летописи используется термин «обычай». В статьях Русской Правды о «поконе вириом» очень подробно описано, какое количество денег и продуктов, в какие дни недели и на какой срок может получить с общины княжеская администрация. Упорядочить так четко все элементы взысканий мог уже только закон, а не обычай. Совершенно логично в Краткой и Пространной Правде есть указание на иной источник этой подробной разработки. Это был «урок», правовое княжеское установление при Ярославе Мудром. Иначе говоря, Ярослав конкретизировал и зафиксировал законодательно сложившийся вариант «обычиых» взысканий, сохранив их для населения в виде обычного права для страны, где законодательство превратилось в го-

сударственное. В трудах историков советского периода установление «покона вирного» однозначно связывалось с усилением классовой борьбы. Л.В. Черепнин гипотетически отнес его возникновение ко времени движения изгоев в 1024-1026 гг., в результате которого князь издал это постановление для противодействия народу «прятавшему хлеб»; администрация испытывала нужду в пропитании и новое постановление несколько раз подчеркивает, что она может брать припасы «в неограниченном количест-

ве». Однако важно было бы задаться вопросом, почему установление «покона вирного» названо не уставом, законом и т.д., а все-таки поконом (обычаем). Получается, что роль населения в фиксации элементов обычая была очень велика, а указания исследователей на неограниченный характер поборов - чистейшая фантастика. Когда статья Русской Правды указывает на количество хлеба («колико могут ясти») имеется в виду совсем противоположное: ограничение поборов возможностями ежедневного потребления.

К пониманию «покона» как узаконенного обычая подводит и статья об убийстве огнищанина. В конце этой статьи имеется приписка - такой же «покон и тивунице». Во всех остальных статьях о посягательствах на княжескую администрацию (ст. ст. 19-27 Краткой Правды) таких добавлений нет. Добавления имеются лишь в статье о конюхе, которого «убили дорогобужцы», и отсюда следует, что приписка о «поконе» за убийство «тивунице» родилась в результате конкретного случая, который рассматривался с применением в суде обычной практики, побудившей законодателя указать дополнительно на соответствие нормы «покону». Понимание «узаконенного покона» как государственного закона следует из позднего текста Русской Правды по Софийской первой летописи. Там «покон вирный» прямо именуется «законом вирным» при великом князе Ярославе."06 О превращении «покона в закон» свидетельствует текст договора с греками в Ипатьевской летописи, где известная фраза о существовании «закона русского» со штрафом в 5 литр за убийство передана не как закон русский, а «по покону русскому».186 Значит, этот русский закон вырастал из «узаконенного покона».

Термин «источники права» мы употребляем в смысле формы выражения права, формы правообразования. Классический юрист Гай приводит следующие виды источников римского права: законы, сенатусконсульты, конституции императоров, эдикты магистратов, ответы юристов.
В Институциях Юстиниана проводится различие между правом писаным (юс скри птум) и неписаным (юс нон скри птум). Первое – это закон и иные нормы, которые исходят от власти и зафиксированы ею в соответствующей редакции. Неписаное право – это нормы, сложившиеся в практике людей. Если таковые не получили признания и защиты от государственной власти, то они относятся к категории простых (бытовых) обычаев; если же обычаи заимствованы и защищаются государством, то это уже юридический обычай (мо рес), или обычное право.
Самым почитаемым и древнейшим обычаем у римлян являлся мо рес майо рум – обычай предков, затем следовали юсус (обычная практика), комментарии понти фикум (обычаи жрецов-понтификов), комментарии магистра тум (практика магистратов) и мо рес регио нис (обычаи регионов). В период империи все эти обычаи стали именоваться одним словом – консуету до (обычай).
Закон в Риме обозначался словом лекс, а законы – ле гес. Законами считалось то, что народ принял на народном собрании. Римляне установили и процедуру принятия закона: 1) консул, диктатор или претор должны были выработать проект закона и испросить его у народного собрания; 2) в народном собрании законопроект не обсуждался, а голосовался; 3) затем принятый закон поступал на утверждение сената.
Закон должен был состоять из трех составных частей: 1) прескрипцио – имя инициатора закона и вид народного собрания, принявшего его; 2) рогацио – нормативное предписание и 3) са нкцио – последствия нарушения закона. Как структурные элементы эти части закона существуют и поныне – гипотеза, диспозиция, санкция.
1.2. Сенатусконсульты

В период республики и до начала II в. н.э. постановления сената (сенатуско нсульты) не имели силы закона. Его акты имели лишь значение инструкций магистратам (учредить особые уголовные суды, или поручить им провести желаемый закон, или внести изменение в эдикт). Законодательная же функция ограничивалась правом сената утверждать или отклонять законы, принятые народными собраниями. В период принципата, когда народные собрания пришли в упадок, возрастает нормотворчество сената. В это время акты сената становятся основным источником права, т.к. сенатусконсульты стали правовым оформлением пожеланий принципса, высказанных им в устной или письменной форме. Следовательно, сенатусконсульты – это императорские указы, облеченные в республиканскую форму.
1.3. Эдикты магистров

Законы и сенатусконсульты республиканского периода в совокупности составили цивильное право (юс ци виле) – исторически первую систему римского права. Из-за формализма оно еще называется строгим правом. Однако это формальное право не могло быстро приспособиться к развиваю-щемуся товарному обороту. На помощь пришли эдикты магистратов.
В 367 г. до н.э. римляне учреждают должности двух магистратов: претор (городской претор) и курульный эдил. Первый ведал судебными делами граждан, а второй наблюдал за рынками. Они сыграли большую роль в развитии римского частного права.
При вступлении в должность претор издавал эдикт – программу своей деятельности на год. При составлении эдикта претор, как правило, сохранял те нормы прежнего эдикта, которые зарекомендовали себя на практике и прижились. Эти заимствования получили название трансла тика – переходящая часть. В течение года претор мог дополнять свой эдикт новыми нормами – парс но ва (новая часть).
Деятельность первых преторов сводилась к проведению в жизнь цивильного права, восполняя его пробелы. С усложнением делового оборота преторы вынуждены были корректировать старое цивильное право. Хотя они и не могли изменять или отменять нормы цивильного права, но в их компетенции было разрешать конкретную правовую ситуацию вопреки юс цивилис. Эта разрешенная претором ситуация включалась сначала в постоянный эдикт, а затем – и в транслатико. В результате старые нормы переставали действовать, становились «мертвыми», превращаясь в «голое право».
В отличие от формального цивильного права, следовавшему не смыслу, а букве закона или договора, преторы, рассматривая конкретное дело, обращали внимание на смысл, исходили из принципа справедливости (бо нэ фи де), создавая новые нормы права и институты. Появляется пре торское или бонита рное право.
Цивильное и преторское право охватывали лишь отношения между римскими гражданами. Около 240 г. до н.э. возникает должность пре тора перегри нов с полномочиями городского претора. Преторы перегринов создали новую правовую систему – юс ге нциум (права народов). Она сложилась из обычаев международного торгового оборота греков, египтян и др. цивилизованных народов. Городские преторы заимствовали права народов, перенеся его на почву цивильного права. В свою очередь юс цивилис воздействовало на юс генциум. Происходило взаимное обогащение прав, в результате чего появляются новые типы контрактов, строившиеся не на формальном цивильном праве, а на основе простого соглашения сторон, без торжественных обрядов и формальностей.
Различия между цивильным правом и правом народов окончательно стерлись в результате издания эдикта императора Каракаллы в 212 г., когда все население империи стало считаться римскими гражданами.

Главная » Недвижимость » Закон в отличии от традиции. Проблема происхождения права в политико-правовых учениях ведущих представителей исторической школы