Виды толкования права

2.1. Виды толкования права по субъектам. Субъекты толкования права – это лица, которые могут давать толкование действующим правовым нормам, уяснять и разъяснять их смысл. Поскольку в законодательстве нет никаких запретов относительно субъектов толкования права, толковать правовые нормы могут любые лица: и органы государства, и должностные лица, и негосударственные организации, и профессиональные юристы, и простые граждане. Вместе с тем необходимо иметь в виду, что есть лица, которым официально разрешено толковать нормы права, и есть лица, которые такими полномочиями не обладают, хотя толковать правовые нормы им не запрещено. Вследствие этого толкование права, исходящее от разных субъектов, имеет разное юридическое значение. В зависимости от субъектов, осуществляющих толкование норм права, принято различать официальное и неофициальное толкование права.

Официальное толкование права – это толкование, которое осуществляется уполномоченными на то субъектами (компетентными органами). Как правило, это государственные органы и должностные лица (например, органы исполнительной власти, суды, судьи в правоприменительном процессе). Результаты такого толкования обычно фиксируются в официальных документах и обладают юридической силой. Они носят обязательный характер для лиц, которым адресуются (например, для подведомственных органов). В ряде случаев официальное толкование приобретает общеобязательный характер. Так, например, общеобязательным характером обладают руководящие разъяснения, которые дает Верховный Суд РФ нижестоящим судам по вопросам применения законодательства при рассмотрении тех или иных категорий судебных дел. В зависимости от того, носит официальное толкование общий или индивидуальный характер, оно подразделяется на нормативное и казуальное.

Нормативное толкование носит общий характер и адресуется неопределенному кругу лиц. Результатом такого толкования является создание так называемых интерпретационных норм, которые закрепляются в соответствующих документах (нормативно-правовых актах или актах толкования права) и обязательны для неопределенного круга субъектов. Эти нормы предписывают, как следует понимать те или иные нормы права, и являются своеобразными нормами о нормах. Нормативное толкование подразделяется в свою очередь на аутентическое и легальное. Аутентическое (его называют также аутентичным) – это толкование, которое дается органом, издавшим нормы права (нормативный правовой акт). По общему правилу каждый правотворческий орган имеет право толковать те нормы, которые он издает. Никакого специального разрешения правотворческому органу для этого не требуется. Например, Государственная Дума РФ вправе давать толкование принятым ею законам, Президент РФ – принятым им нормативным указам, Правительство РФ – принятым им нормативным постановлениям. Легальное (его называют также делегированным) – это толкование, которое дается органами, не издававшими толкуемые нормы права (нормативные правовые акты), но наделенные со стороны государства правом их толковать. Так, согласно части 5 ст. 125 Конституции РФ Конституционный Суд РФ имеет право давать толкование Конституции Российской Федерации. Правом толковать законы и подзаконные нормативные акты наделяются также Верховный Суд РФ и некоторые другие органы.

Казуальное толкование в отличие от нормативного не носит общего характера. Это толкование, которое дается нормам права применительно к конкретному случаю (казусу). Чаще всего такое толкование дается правоприменительными органами либо в процессе рассмотрения конкретных юридических дел, либо в случае пересмотра решений, вынесенных нижестоящими правоприменительными органами. В этой связи казуальное толкование права можно называть также правоприменительным толкованием. Формально акты казуального толкования обязательны только для решения тех дел, по которым они даны. Поэтому их нельзя механически переносить на другие, пусть даже однородные дела. Вместе с тем на практике акты казуального толкования, особенно акты высших судебных инстанций, являются образцом для других правоприменительных органов и учитываются ими при решении аналогичных дел. В результате создается некий прецедент толкования, который, правда, источником права в Российской Федерации не является, поскольку решения вышестоящих судебных или административных органов не обязательны для нижестоящих органов при разрешении ими аналогичных дел.

Неофициальное толкование права в отличие от официального дается субъектами, специально на это не уполномоченными. Ими могут быть, например, научные организации, отдельные ученые, адвокаты, юрисконсульты и даже простые граждане. Результаты неофициального толкования никакой юридической силы не имеют и для кого-либо не обязательны. Вместе с тем они играют подчас неоценимую роль в плане уяснения норм права теми или иными лицами. Неофициальное толкование права принято подразделять на обыденное, профессиональное и доктринальное.

Обыденное толкование права – это толкование, которое дается лицами, не обладающими профессиональными юридическими познаниями. В нем проявляется уровень правосознания различных категорий субъектов в виде правовых чувств, эмоций, переживаний, представлений. Такое толкование права опирается не столько на знание правовых норм, сколько на житейский опыт и имеет большое значение при соблюдении гражданами запретов, исполнении ими юридических обязанностей или использовании субъективных прав.

Профессиональное толкование права – это толкование, которое дается нормам права либо юристами-практиками, либо государственными служащими, имеющими соответствующий уровень правовых знаний в пределах своей практической деятельности. Здесь, однако, необходимо иметь в виду, что не всякое толкование, даваемое специалистами в области права, в частности юристами-практиками, является неофициальным. Например, толкование, которое, скажем, в уголовном процессе дают прокурор и адвокат будет неофициальным. Но вот толкование, которое в этом же процессе дает судья, будет уже официальным. Поэтому когда речь идет о неофициальном профессиональном толковании, важно обращать внимание на то, что такое толкование не является обязательным и юридической силы не имеет. Толкование, которое дают нормам права прокурор и адвокат как участники уголовного процесса, не носит обязательного характера. Оно не влияет на судебное решение и судья не связан их мнением относительно понимания той или иной нормы права. А вот толкование, которое даст нормам права в этом же процессе судья, будет иметь юридическую силу, поскольку результаты его толкования лягут в основу судебного решения.

Доктринальное (от слова «доктрина» – наука) толкование права – это толкование, которое дают правовым нормам ученые-юристы в монографиях, научных статьях, комментариях, на конференциях, в лекциях и т. д. Доктринальное толкование основывается на глубоком знании закономерностей развития и функционирования права, анализе законодательства, обобщении правоприменительной практики. Несмотря на неофициальный характер, доктринальное толкование оказывает большое влияние как на реализацию и применение права, так и на правотворчество. Особенно важное значение имеют научно-практические комментарии кодексов и других нормативно-правовых актов, которые широко используются в правоприменительной практике и служат незаменимым справочным пособием для правоприменителей.

2.2. Толкование права по объему. Подавляющее большинство норм в современном праве обладает, как известно, формальной определенностью. Это значит, что нормы права в основной своей массе имеют письменную форму и выражены в определенном тексте. Но за текстом правовой нормы всегда стоит известный смысл. В этой связи в норме права условно можно выделить два объема: текстовой (буква закона) и смысловой (дух закона). Текстовой и смысловой объемы правовой нормы могут совпадать, а могут и не совпадать. В принципе текст правовой нормы должен адекватно отражать ее смысл, т. е. буквальное выражение правовой нормы должно совпадать с ее действительным смыслом. Иначе говоря, буква закона должна адекватно выражать дух закона. Однако в действительности это происходит не всегда так. По тем или иным причинам законодателю не всегда удается в тексте правовой нормы адекватно выразить ее смысл, и в этом случае текстовой и смысловой объемы правовой нормы оказываются несоразмерными. Текст правовой нормы может либо сужать, либо расширять ее подлинный смысл.

В процессе толкования права, в частности в процессе его уяснения, интерпретатор (субъект толкования) должен установить, совпадают или не совпадают текстовой и смысловой объемы правовой нормы, адекватно текст правовой нормы отражает ее действительный смысл или нет. Если интерпретатор, толкуя правовую норму, приходит к выводу, что текст правовой нормы адекватно отражает ее действительный смысл, он дает норме буквальное (или адекватное) толкование. Если же в процессе толкования устанавливается несовпадение буквы и духа закона, т. е. несовпадение текстового и смыслового объемов правовой нормы, норме дается либо расширительное (по-другому – распространительное), либо ограничительное толкование. Иными словами, толкование права по объему может быть буквальным (адекватным), расширительным (распространительным) и ограничительным.

Поскольку текст правовой нормы в принципе должен адекватно отражать ее действительный смысл, толкование права должно быть буквальным . Толкуя правовую норму, интерпретатор устанавливает, что ее текст адекватно отражает ее смысл и дает ей буквальное толкование. В этом случае, как говорят французы, «что написано, то написано».

Если же интерпретатор устанавливает, что текст правовой нормы ограничивает ее подлинный смысл, он дает норме расширительное толкование. Так, например, норма, закрепленная в части 1 ст. 120 Конституции РФ, гласит: «Судьи независимы и подчиняются только Конституции Российской Федерации и федеральному закону». Если данную норму толковать буквально, то получится, что судьи не должны подчиняться федеральным подзаконным нормативным правовым актам, а также нормативным правовым актам субъектов Российской Федерации. Но так ли это на самом деле? Из общих положений о понятии права мы знаем, что нормы права – это общеобязательные правила поведения. Следовательно, каждый, кто окажется в сфере действия той или иной нормы права, должен следовать ее предписаниям. А значит и суд, если он окажется в сфере действия норм подзаконного нормативного правового акта или нормативного правового акта субъекта Федерации, должен следовать этим нормам, и они для него также обязательны, как нормы Конституции и федерального закона. Поэтому норма, закрепленная в части 1 ст. 120 Конституции РФ, подлежит расширительному толкованию, и это означает, что судьи подчиняются не только Конституции РФ и федеральному закону, но и вообще любому нормативно-правовому акту и даже любому источнику права.

В научной и учебной литературе широко распространено мнение, что расширительному толкованию всегда подлежат нормы, содержащие незаконченный перечень обстоятельств, субъектов и т. д. Например, как уже отмечалось, часть 1 ст. 61 УК РФ содержит незаконченный перечень обстоятельств, смягчающих наказание, и поэтому подлежит, по мнению многих исследователей, расширительному толкованию. Думается, однако, что ни эта, ни подобные ей другие нормы права в расширительном толковании не нуждаются, поскольку законодатель предусмотрел возможность усмотрения правоприменительным органом. И это прямо вытекает из смысла соответствующих норм права. Как совершенно обоснованно отмечает В. М. Сырых, «…во всех таких случаях толкование не будет распространительным, поскольку здесь нет рассогласования буквы и духа нормативно-правового акта. Текстовое содержание изложено таким образом, что не только позволяет, но и прямо предусматривает возможность его дополнения интерпретатором…».

Ограничительное толкование правовой норме дается тогда, когда интерпретатор устанавливает, что текст правовой нормы расширяет ее подлинный смысл. Так, например, в пункте 1 ст. 34 СК РФ записано: «Имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью». Буквальное толкование данной нормы приводит к выводу о том, что любое имущество, нажитое супругами во время брака, является их совместной собственностью. Однако из смысла пункта 2 этой же статьи вытекает, что к имуществу, нажитому супругами во время брака, относится только общее имущество супругов, а пункт 2 ст. 36 СК РФ прямо говорит о том, что «вещи индивидуального пользования (одежда, обувь и другие), за исключением драгоценностей и других предметов роскоши, хотя и приобретенные в период брака за счет общих средств супругов, признаются собственностью того супруга, который ими пользовался».

В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что интерпретатор не может произвольно давать нормам права расширительное или ограничительное толкование, поскольку это неминуемо приведет к произволу и беззаконию. Расширительное или ограничительное толкование может иметь место только тогда, когда текст правовой нормы неадекватно отражает ее действительный смысл.

В юридической науке судебному толкованию традиционно уделяется большое внимание, и неспроста. Дело в том, что это не обычное толкование. Более того, иногда возникает вопрос: а ли это в обычном понимании? Попробуем разобраться.

При характеристике судебного толкования обнаруживаются три подхода.

Суть первого подхода, которого придерживались в советское время практически все ученые, состоит в признании судебного толкования разновидностью официального толкования (в том числе осуществляемого в виде руководящих постановлений судов высших инстанций), которое лается судами на основе разрешения или обобщения юридических дел. Советская идеология не оставляла другого варианта для определения места судебной практики в правовой системе. Но и сегодня этот подход привлекает большинство ученых, в основном старшего поколения.

В конце 1980-х гг., когда идеологическое давление ослабло, некоторые ученые стали вести речь о том, что в ходе обобщения судебной практики иногда не просто дается толкование , но и вырабатываются правоположения , т. е. некие сгустки правовой материи, которые очень близко стоят к нормам права (второй подход). Тогда это расценивалось как некое проявление научной смелости. Многие не восприняли эту позицию либо под давлением стереотипов, либо по идеологическим убеждениям. Тем не менее идея о правоположениях продвинула юридическую науку вперед.

В 1990-е гг. стали раздаваться призывы признать, что даваемые судами высших инстанций общие разъяснения норм права имеют правотворческий характер (третий подход). Некоторые ученые признают это неохотно, не желая вступать в противоречие с объективной реальностью-. Другие заявляют об этом во весь голос. Так, С. С. Алексеев считает, что в процессе судебного толкования вырабатываются нормы двоякого рода:

• правоположения — создаваемые судами путем толкования или аналогии нормы права для конкретного случая;
• нормы права как типизированные решения судов высших инстанций, вырабатываемые в результате обобщения судебной практики.

Одним словом, многие возросшую роль судебной практики по- прежнему либо стараются не замечать либо искренне отстаивают старые взгляды на данный феномен правовой реальности. Есть и еще одна причина, сдерживающая признание и дальнейшее расширение роли судебной практики в российской действительности: проблемы с судебной системой и подготовкой кадров для судов. Действительно, страшновато доверять судьям право творить нормы права, если иметь в виду их (в некоторых случаях) невысокий профессионализм, коррупцию, административное давление и другие негативные моменты нашей жизни. Однако при благоприятном развитии судебной системы в России судьи вполне могут действовать самостоятельно (там, где отсутствует надлежащее законодательное урегулирование). Особенно это касается сферы частного права.

Особенности судебного толкования

Эти особенности весьма красноречивы и оттеняют особый статус этого вида толкования:

1. судебное толкование осуществляется судебными органами, где заняты профессионально подготовленные работники, осуществляющие деятельность по рассмотрению юридических дел. Согласно действующему законодательству, чтобы стать судьей, надо обязательно иметь высшее юридическое образование, пятилетний стаж работы по юридической профессии;

2. судебное толкование бывает казуальным и нормативным.

Казуальное толкование могут давать все судьи в связи с рассматриваемыми делами. Однако если казуальное толкование дает суд высшей инстанции, оно в силу особой авторитетности толкователя может приобрести обязательный характер, т. е. учитываться и другими правоприменительными органами при разрешении аналогичных дел.

Нормативное толкование - прерогатива только высших судебных инстанций, где работают высшие профессионалы своего дела. Оно производится на основе обобщения судебной практики;

3. причинами и поводами судебного толкования являются выявленные недостатки и ошибки в применении закона, нарушения законов, отсутствие единства в правоприменительной практике, затруднения в применении законов, неправильное понимание и истолкование законов и т. п.;

4. судебное толкование преследует следующие цели:

• установить единообразие в применении законов;
• устранить недостатки в судебной практике;

5. основой судебного толкования является судебная практика;

6. результаты нормативного судебного толкования судов высших инстанций обязательны для нижестоящих судов.

— это мыслительная деятельность, пронизывающая весь процесс правового регулирования и претендующая на универсальность. Правотворческую работу необходимо начинать с толкования имеющихся нормативных актов, с тем чтобы уяснить, действенны ли они или нуждаются в замене. Толкование осуществляется и когда речь идет о реализации права: сначала надо уяснить суть нормы права, а затем принимать решение о ее реализации. И, конечно, особая роль принадлежит толкованию при применении нормативных актов, поскольку оно часто связано с наложением санкций или других юридических последствий

Научные подходы к характеристике судебного толкования

В юридической науке судебному толкованию традиционно уде­ляется большое внимание, и неспроста. Дело в том, что это не обычное толкование. Более того, иногда возникает вопрос: а тол­кование ли это в обычном понимании? Попробуем разобраться.

При характеристике судебного толкования обнаруживаются три подхода.

Суть первого подхода, которого придерживались в советское время практически все ученые, состоит в признании судебного тол ко ван ия разновидностью официального толкования (в том числе осуществляемого в виде руководящих постановлений судов вые- ших инстанций), которое дается судами на основе разрешения или обобщения юридических дел. Советская идеология не остав­ляла другого варианта для определения места судебной практики в правовой системе. Но и сегодня этот подход привлекает большин­ство ученых, в основном старшего поколения 1 .

В конце 1980-х гг., когда идеологическое давление ослабло, не­которые ученые стали вести речь о том, что в ходе обобщения су­дебной практики иногда не просто дается толкование, но и выра­батываются правоположения, т. е. некие сгустки правовой мате­рии, которые очень близко стоят к нормам права (второй подход) 2 . Тогда это расценивалось как некое проявление научной смелости. Многие не восприняли эту позицию либо под давлением стерео­типов, либо по идеологическим убеждениям. Тем не менее идея о правоположениях продвинула юридическую науку вперед.

В 1990-е гг. стали раздаваться призывы признать, что даваемые судами высших инстанций общие разъяснения норм права имеют правотворческий характер (третий подход). Некоторые ученые признают это неохотно, не желая вступать в противоречие с объ­ективной реальностью 3 . Другие заявляют об этом во весь голос. Так, С. С. Алексеев считает, что в процессе судебного толкования вырабатываются нормы двоякого рода:

1) правоположения - создаваемые судами путем толкования или аналогии нормы права для конкретного случая;

2) нормы права как типизированные решения судов высших инстанций, вырабатываемые в результате обобщения судебной практики 4 .

Одним словом, многие возросшую роль судебной практики по- прежнему либо стараются не замечать либо искренне отстаивают старые взгляды на данный феномен правовой реальности. Есть и еще одна причина, сдерживающая признание и дальнейшее рас­ширение роли судебной практики в российской действительно­сти: проблемы с судебной системой и подготовкой кадров для су­дов. Действительно, страшновато доверять судьям право творить нормы права, если иметь в виду их (в некоторых случаях) невысо-

1 См., например: Вопленко Н. Н. Официальное толкование норм права; Чердан- цевА. Ф. Толкование права и договора; Тарасова В. В. Акты судебного толкования правовых норм. Саратов, 2002; Сырых В. М. Теория государства и права; Радь- ко Т. Н. Теория государства и права.

2 См., например: Лазарев В. В. Правоположения: понятие, происхождение и роль в механизме правового регулирования // Правоведение. 1976. № 6.

3 См., например: Червонюк В. И. Теория государства и права. М., 2006. С. 548.

4 См.: Алексеев С. С. Право нового тысячелетия. М., 2000. С. 120, 121.

кий профессионализм, коррупцию, административное давление и другие негативные моменты нашей жизни. Однако при благопри­ятном развитии судебной системы в России судьи вполне могут действовать самостоятельно (там, где отсутствует надлежащее за­конодательное урегулирование). Особенно это касается сферы частного права.

Особенностисудебноготолкования

Эти особенности весьма красноречивы и оттеняют особый ста­тус этого вида толкования:

1) судебное толкование осуществляется судебными органами, где заняты профессионально подготовленные работники, осуще­ствляющие деятельность по рассмотрению юридических дел. Со­гласно действующему законодательству, чтобы стать судьей, надо обязательно иметь высшее юридическое образование, пятилетний стаж работы по юридической профессии;

2) судебное толкование бывает казуальным и нормативным.

Казуальное толкование могут давать все судьи в связи с рассмат­риваемыми делами. Однако если казуальное толкование дает суд высшей инстанции, оно в силу особой авторитетности толковате­ля может приобрести обязательный характер, т. е. учитываться и другими правоприменительными органами при разрешении ана­логичных дел.

Нормативное толкование - прерогатива только высших судеб­ных инстанций, где работают высшие профессионалы своего дела. Оно производится на основе обобщения судебной практики;

3) причинами и поводами судебного толкования являются вы­явленные недостатки и ошибки в применении закона, нарушения законов, отсутствие единства в правоприменительной практике, затруднения в применении законов, неправильное понимание и истолкование законов и т. п.;

4) судебное толкование преследует следующие цели:

Установить единообразие в применении законов;

Устранить недостатки в судебной практике;

5) основой судебного толкования является судебная практика;

6) результаты нормативного судебного толкования судов выс­ших инстанций обязательны для нижестоящих судов.

Толкование - это мыслительная деятельность, пронизываю­щая весь процесс правового регулирования и претендующая на универсальность. Правотворческую работу необходимо начинать с

толкования имеющихся нормативных актов, с тем чтобы уяснить, действенны ли они или нуждаются в замене. Толкование осущест­вляется и когда речь идет о реализации права: сначала надо уяс­нить суть нормы права, а затем принимать решение о ее реализа­ции. И, конечно, особая роль принадлежит толкованию при при­менении нормативных актов, поскольку оно часто связано с наложением санкций или других юридических последствий.

Еще по теме § 5. Судебное толкование:

1. Толкование закона (понятие толкования закона и его виды; судебное толкование]
2. Толкование норм права (сущность толкования и его воды; способы толкования]
3. Толкование норм права (сущность толкования; способы (приемы) тилкования; виды толкования]
4. Толкование норм права (приемы толкования правовых норм; виды толкования)
5. 99. Виды толкования норм права по объёму и юридической силе результатов толкования
6. §3. Результаты толкования (толкование норм права по объему)
7. Толкование права и юридическая аналогия (критика нормы праоа, ее виды; толкование нормы права, его виды и приемы; результаты толкования; аналогия как средство восполнения пробелов права)
8. § 2. РЕЗУЛЬТАТЫ ТОЛКОВАНИЯ НОРМ ПРАВА. ОГРАНИЧИТЕЛЬНОЕ И РАСТ1РОСТРАНИТЕЛЫЮЕ ТОЛКОВАНИЕ ПРАВОВЫХ НОРМ
9. §1. ПОНЯТИЕ ТОЛКОВАНИЯ ПРАВОВЫХ НОРМ. ТОЛКОВАНИЕ-УЯСНЕНИЕ НОРМ ПРАВА
10. § 3. ТОЛКОВАНИЕ-РАЗЪЯСНЕНИЕ ПРАВОВЫХ НОРМ. ОФИЦИАЛЬНОЕ И НЕОФИЦИАЛЬНОЕ, НОРМАТИВНОЕ И КАЗУАЛЬНОЕ ТОЛКОВАНИЕ ПРАВОВЫХ НОРМ

- Кодексы Российской Федерации - Юридические энциклопедии - Авторское право - Адвокатура - Административное право - Административное право (рефераты) - Арбитражный процесс - Банковское право - Бюджетное право - Валютное право - Гражданский процесс - Гражданское право - Договорное право - Жилищное право - Жилищные вопросы - Земельное право - Избирательное право - Информационное право - Исполнительное производство - История государства и права - История политических и правовых учений - Коммерческое право - Конституционное право зарубежных стран - Конституционное право Российской Федерации - Корпоративное право - Криминалистика -

Анализ сущности феномена толкования позволяет дать ему следующее определение. Толкование (лат. interpretatio) - познавательная процедура установления содержания понятия, разъяснение неясного или скрытого значения символа или текста посредством установления истинного соответствия между символом и репрезентируемым им фрагментом онтологической реальности.

В философии выделяется два структурных момента толкования: толкование как «работа мышления» и толкование как результат указанной процедуры . В первом случае речь идет о моменте раскрытия смыслового содержания интерпретируемого объекта до подбора соответствующих языковых средств для описания. Этот момент корректно обозначать термином «истолкование». Во втором случае - в случае достигнутого результата истолкования, можно говорить о «конкретной интерпретации»; об интерпретации, выражающейся в наличии устного, письменного или иного текста.

В теории права при рассмотрении выделенных двух моментов процедуры толкования они связываются с волевой и интеллектуальной стороной познавательной процедуры интерпретации правовых актов и называются компонентом уяснения «для себя» и компонентом разъяснения для других: «Толкование (интерпретация) - это не само познание, а деятельность по установлению содержания нормативных предписаний. Эта деятельность, как и вообще юридическое толкование, складывается из двух основных элементов:
а) уяснения содержания нормативного предписания и б) его разъяснения. Уяснение - первый и обязательный элемент толкования, выражающий его познавательную функцию. Здесь лицо раскрывает содержание нормативного предписания для себя. В полной же мере значение толкования как деятельности проявляется в разъяснении, когда лицо в той или иной форме внешне выражает свое понимание».

Так, А. Ф. Черданцев выделяет в толковании права четыре аспекта: познавательный процесс, идущий от текста правовых актов
к объективному содержанию норм права и одновременно - от норм права к правовой теории; результат познавательной деятельности - совокупность значений (смыслов), придаваемых правовому тексту или его фрагментам; сравнение правового текста с совокупностью суждений о его смысле; разъяснение как коммуникативная связь между двумя субъектами, один из которых стремится донести смысл права до другого.

Согласно определению Н. Н. Вопленко, «толкование права есть акты интеллектуально-волевой деятельности по уяснению и разъяснению смысла норм права в целях их наиболее правильной, законной реализации».

Распространенное в юридической литературе представление,
в соответствии с которым толкование права - это процесс уяснения и разъяснения правовых норм, обладает как достоинствами, так
и недостатками. К сильным сторонам такого подхода относится то, что он позволяет зафиксировать два реально существующих аспекта интерпретационной деятельности: внутренний и внешний. Действительно, нельзя не различать две стороны интерпретации как интеллектуального процесса: она протекает как в сознании человека,
в виде цепочки ассоциаций и умозаключений, так и в социально-речевой среде, как совокупность высказываний субъекта о смысле интерпретируемого текста или события. На первом этапе интерпретатор формирует свое собственное представление по существу проблемы, на втором - пытается повлиять на других, способствовать тому, чтобы они разделили его выводы и суждения.

Более того, можно выделить и третий аспект толкования -
поведенческий, так как интерпретация может выражаться не только
в словесной форме, но и конкретных действиях субъекта, обусловленных его пониманием соответствующего текста. Однако в области права практически не совершается «молчаливых» действий, которые не имели бы вербального сопровождения. Тем не менее поведенческий аспект юридического толкования имеет место
в рамках процесса применения права, когда интерпретация проявляется не только в разъяснении смысла правовой нормы, но и в индивидуально-властном решении, вынесенном на основании проделанного толкования этой нормы.

В то же время такое представление о толковании права, когда оно рассматривается как «уяснение и разъяснение», может вызвать иллюзию, будто бы речь идет о двух механически соединенных явлениях, т. е. что толкование - это своего рода собирательное понятие.

Таким образом, необходимо выделить нечто общее и существенное, что характерно и для уяснения, и для разъяснения, а значит, составляет основу процесса толкования в целом. Таким объединяющим началом, например, может считаться выявление смысла. Действительно, выявление вполне может происходить и «для себя», как внутренняя мыслительная процедура, и «для других», как процесс коммуникации, в ходе которого смысл текста (нормы) становится ясным не для одного субъекта, а для нескольких или многих.

Классик герменевтики П. Рикер пользуется по отношению
к процессу толкования такими выражениями, как «распечатывание», «рассекречивание»: «Что подразумеваем мы здесь под рассекречиванием? Оно означает, что в каждой герменевтической дисциплине интерпретация находится на стыке лингвистического и нелинг­вистического, языка и жизненного опыта (каким бы он ни был)…». Это означает, что изначально любой текст, в том числе юридический, является «закрытым» для читателя, и только в ходе процедуры толкования происходит соотнесение данного текста как системы знаков с жизненным миром субъекта, в результате чего происходит своеобразная расшифровка текста, который становится не механическим набором букв и слов, а носителем социально значимого смысла.

Необходимость выделения судебного толкования как самостоятельного явления обусловлена в первую очередь соображениями практического порядка. Дело в том, что официальное толкование правовых норм, осуществляемое судебными органами, представляет очевидный интерес с точки зрения степени влияния на общее состояние правовой системы. Защита прав и свобод человека, интересов государства и общества во многом обеспечивается именно органами судебной власти. Более того, именно суд выступает тем институтом, который «переводит» волю законодателя в форму конкретных решений, непосредственно затрагивающих судьбу отдельных граждан и социальных групп.

В современной западной философии права значительное внимание уделяется особой роли суда и правосудия в организации человеческого сообщества. Так, в герменевтической концепции права
П. Рикера право и суд рассматриваются как особые средства, направленные на то, чтобы совладать с насилием в обществе: «Суд предстает перед нами как регламентированная форма конфликта
и тем самым - противоположность насилию. Можно сказать, что процесс - это правовая переработка насилия посредством перенесения насилия в пространство слова и речи (parole et discours), ведь
в суде борьба происходит в словесной (de parole) форме».

Согласно Р. Жирару, судебная система выступает единственным способом избавления общества от жертвоприношений и кровной мести. Это возможно благодаря «суверенной самостоятельности» судебной власти, «которая обрела полномочия раз и навсегда и решения которой не может оспорить - по крайней мере, в принципе - ни одна группа, ни даже единодушная воля всего коллектива.
Не представляя ни одну частную группу, будучи лишь собой, судебная власть не связана ни с кем в частности и потому служит всем сразу, и все склоняются перед ее решениями. Лишь судебная система без колебаний всегда бьет по насилию прямой наводкой, поскольку обладает абсолютной монополией на насилие. Благодаря этой монополии, ей обычно удается погасить, а не обострять, не распространять, не умножать месть, к чему привело бы подобное поведение в первобытном обществе».

Таким образом, общий лейтмотив этих и других теоретических построений, касающихся природы судебной власти, можно свести
к тому, что суд является той социальной инстанцией, которая своим существованием и деятельностью поддерживает в обществе необходимый минимум порядка и безопасности, предохраняя от вспышек насилия. При этом гарантией такого статуса судебной власти является известная привилегированность, обособленность ее положения в обществе.

«Создатели теории разделения властей, - указывает, в частности, В. М. Лебедев, - придавали суду первостепенное и совершенно самостоятельное значение в обеспечении законности, справедливости и свободы при условии, что судебная власть не будет зависеть от других властей. Поэтому самостоятельность и независимость судебной власти нужна не для того, чтобы стать неконтролируемой
и неуправляемой, не для самоутверждения судебного корпуса и его элитности, а для обеспечения реальной возможности пресечь произвол других властей и защитить права и свободы как отдельных граждан, так и их объединений и общества в целом».

В отмеченной выше ситуации усложнения социальной жизни, связанной с нарастанием неопределенности и характерной для ранних ступеней развития цивилизации, именно суд становится тем институтом, который принимает на себя миссию формирования необходимой мирной и стабильной социальной среды путем решения возникающих конфликтов.

Более того, «при определении критериев отличия правовых явлений от неправовых целесообразно взять за основу юстициабельность права как единство правила и процедуры, обеспечивающего институционально и процессуально организованное принятие решения на основе нормы». Иными словами, именно суд изначально выступает тем субъектом, который конституирует те или иные социальные правила поведения в качестве юридических норм.

Характерные особенности судебного толкования права можно объединить в виде нескольких групп.

1. Субъект . Судебное толкование права - это особый подвид официального толкования права, выделяемый по признаку субъекта. Суд - это самостоятельный государственный орган, т. е. организационно обособленное подразделение государственного механизма, наделенное собственными полномочиями и располагающее необходимыми средствами для их осуществления.

Суд обладает независимостью. Согласно ст. 10 Конституции РФ судебная власть является самостоятельной по отношению к двум другим ветвям власти - законодательной и исполнительной. В ч. 1 ст. 120 Конституции РФ закреплен несколько иной принцип - независимость судей. В соответствии с ч. 4 ст. 1 Федерального закона «О статусе судей» от 26 июня 1992 г. № 3132-1 (в ред. Федерального закона
от 21 июня 1995 г. № 91-ФЗ) «судьи независимы и подчиняются только

Конституции Российской Федерации и закону. В своей деятельности по осуществлению правосудия они никому не подотчетны» (в ред. Федерального закона от 21 июня 1995 г. № 91-ФЗ).

Применительно к толкованию права это означает, в частности, что суд в своей интерпретационной деятельности не подчиняется никаким иным субъектам или инстанциям, однако он связан текстом самого интерпретируемого документа. Таким образом, по точному смыслу приведенного положения, суд не может в процессе толкования корректировать и видоизменять текст закона, так как
в этом случае не шла бы речь о «подчинении закону».

Решения суда, по общему правилу, являются обязательными. Следовательно, особое значение судебного толкования права состоит в том, что оно носит императивный, а не рекомендательный характер и обладает принудительной государственной силой.

2. Основания . Специфика правосудия состоит в том, что оно
начинается и протекает лишь при наличии определенных обстоятельств. Суд не обладает свойством инициативности, т. е. не может начать рассмотрение какого-либо вопроса исключительно по собственной воле. Как правило, необходимым условием начала судопроизводства выступает наличие обращения со стороны заинтересованных лиц.

По данному признаку можно выделить следующие основные случаи, когда судебный орган осуществляет толкование права:

В рамках рассмотрения конкретного уголовного, гражданского, административного и т. п. юридического дела (суды общей юрисдикции, арбитражные суды);

В связи с поступлением от физических или юридических лиц, государственных органов запроса или жалобы, непосредственно направленных на получение разъяснения смысла закона (органы конституционной юстиции);

В рамках обобщения судебной практики по той или иной категории дел с целью дачи нижестоящим судебным органов рекомендаций по правильному применению закона (Верховный, Высший арбитражный суды РФ и др.).

3. Процедура . Судебное познание, равно как и научное, обладает признаком процедурности, т. е. происходит в строго определенном порядке и в соответствии с установленными правилами и требованиями.

Более того, в случае с судебным толкованием права действует принцип инстанционности, который означает, что результат толкования в каждом конкретном случае может стать предметом последующей проверки. В ходе кассационного или апелляционного рассмотрения дела вышестоящий суд заново оценивает степень корректности, обоснованности и адекватности того варианта толкования права, который был предложен судом предшествующей инстанции. Такая многоступенчатая система контроля обязывает судебные органы к тщательности при осуществлении интерпретации.

Кроме того, судебные органы вынуждены учитывать и то обстоятельство, что даваемое ими толкование непосредственно затрагивает интересы сторон судебного разбирательства, а также иных участников судопроизводства. Это означает, что суд должен стремиться сделать свое понимание смысла правовой нормы максимально доступным и убедительным для всех лиц, участвующих
в рассмотрении дела, потому что именно они, в случае несогласия
с этим толкованием, могут обратиться с соответствующей жалобой в вышестоящую судебную инстанцию.

Итак, судебное толкование права - это выявление смысла правовой нормы, осуществляемое органом судебной власти в ходе процедуры судопроизводства . В этом смысле не являются примерами судебного толкования, например, комментарии к законодательству, подготовленные судьями, так как последние в данном случае выступают в качестве носителей частного мнения, а не представителей судебной власти. Аналогичным образом можно оценивать феномен «особых мнений» судей Конституционного суда Российской Федерации, которые, скорее всего, следует отнести к доктринальному типу толкования права.

Стратегическое значение, безусловно, имеет вопрос о цели толкования права. Является общим местом, что суд должен дать «правильное» толкование права, установить «истинный смысл» правовой нормы. Однако критерии правильности и истинности не являются сами собой разумеющимися, а напротив, носят ярко выраженный проблемный характер. По поводу того, что именно устанав­ливает суд или другой интерпретатор в процессе толкования, существуют несколько принципиальных позиций.

Первая классическая позиция сводится к тому, что задачей толкования права выступает установление воли законодателя. Наиболее отчетливо этот подход был сформулирован Н. М. Коркуновым: «Закон служит настолько источником права, насколько он выражает волю законодателя. Поэтому, если случайно выражения закона окажутся шире действительной воли законодателя, законом должно считать только то, что составляло действительную волю законодателя. Ошибка или неправильность языка не может служить источником права. Поэтому, ближайшим образом, задачу толкования законов составляет изъяснение воли законодателя, насколько оно выразилось в законодательном акте». Несмотря на последнюю оговорку (относительно выражения воли в законодательном акте), вполне очевидно, что абсолютный приоритет принадлежит воле законодателя, в том числе в случае ее конфликта с точным текстом закона.

Такое представление о задачах толкования в целом является характерным именно для дореволюционной российской юриспруденции. Например, крупнейший исследователь проблем толкования права Е. В. Васьковский указывал, что «задача толкования норм может быть определена наиболее точным образом так: толкование должно воспроизвести те представления и понятия, которые связывал с данной нормой ее создатель . Эти представления и понятия составляют смысл и содержание нормы и в то же время выражают мысль и волю автора. Поэтому задачу толкования можно еще формулировать как ″раскрытие содержания нормы ″, или ″развитие ее смысла ″, или ″выяснение мысли и воли законодателя ″». Может создаться впечатление, что автор этих суждений вообще не видит разницы между смыслом нормы и волей законодателя, т. е. не допускает возможности разрыва между ними, когда намерение законодателя выражено неадекватно или вообще осталось невыясненным. Дальнейшие пояснения Е. В. Васьковского несколько проливают свет на данную проблему: «Можно даже, олицетворяя норму, говорить о ″выяснении мысли или воли самой нормы″, но не следует забывать, что это не более, как фигуральное выражение. Норма
сама по себе не имеет ни воли, ни мысли; она представляет собой совокупность слов, т. е. известных условных знаков, посредством которых ее создатель сообщает гражданам то, что он думает и чего желает». Таким образом, в итоге Е. В. Васьковский все-таки
отрицает самостоятельную предметность правовой нормы и сводит ее к высказыванию законодателя.

Аналогично и мнение Е. Н. Трубецкого: «Такое толкование, которое не идет дальше буквы закона, в высшей степени опасно и может повести к многочисленным злоупотреблениям. Выяснение духа закона, намерений и целей, имевшихся в виду законодателем, - вот истинная и основная задача всякого толкования».

Второй подход к цели юридического толкования был в большей степени характерен для юридической науки советского периода.
Он связан с некоторым перенесением акцентов: центральным предметом толкования считается все-таки текст права, а не сама по себе воля законодателя. В частности, авторы фундаментального курса «Марксистско-ленинская общая теория государства и права»
по этому поводу писали: «Воля законодателя выражается в нормативном акте и при строгом режиме законности не может выступать как особый объект толкования отдельно от нормативного акта. Иная позиция ведет к отрыву этой воли от правового акта, противопоставляет содержание воли форме ее выражения. Задача толкования - выяснить смысл того, что законодатель сформулировал, а не то, что он намеревался выразить при издании нормативного акта… Советская правовая наука, отвергнув ненаучное противопоставление ″воли закона″ ″воле законодателя″, выработала правильное положение о том, что в процессе толкования установлению подлежит не всякая воля законодателя, а государственная воля, которая объективно выражена и закреплена в нормативных актах. Поэтому главным объектом толкования при строгом режиме законности должны быть нормативные акты, их текст».

Эта точка зрения является достаточно распространенной и в современной российской юридической науке: «В процессе толкования установлению подлежит воля законодателя, получившая свое объективное выражение в действующем законодательстве. Не намерения и мотивы законодателя, оставшиеся за пределами созданного им нормативного акта, а государственная воля, содержащая в себе меру и объем свободы, официально выраженной и объективно закрепленной в письменной форме, - является объектом познания
и интепретации».

Наконец, третья позиция относительно цели и смысла толкования права, по существу, отказывается признавать необходимым установление воли законодателя, этот фактор отодвигается на второй план или вообще устраняется из концепции толкования. Взамен предлагается учитывать более широкий социальный контекст. Такова, например, была позиция немецкого ученого-юриста И. Колера - «законы должны быть толкуемы не по мысли и воле законодателя,
но должны быть толкуемы социологически, т. е. должны быть изъясняемы, как продукты всего народа, органом которого является законодатель»; «закон есть орудие блага, средство для достижения человеком целей, для успехов культуры, для отстранения враждебных культуре сил, для развития народных сил... Соответственно тому определяется задача толкования: и орудие блага должно действовать различно, смотря по тому как складываются обстоятельства с течением времени и как изменяется культурная среда» .

В современной российской юридической науке также существуют аналогичные подходы. Например, А. И. Овчинников полагает: «Если ранее считалось необходимым установление того, что хотел сказать в тексте законодатель, то теперь эта задача видится не решаемой в принципе. Процесс интерпретации правовой нормы является творческим, соавторским, и, по сути, правоприменитель, выступая созаконодателем, создает новую норму, осуществляя акт подведения конкретного случая под общую норму». Иначе говоря, интерпретатор не выявляет изначальную волю автора текста,
а самостоятельно конструирует новый смысл, при этом опираясь не только на рациональные основания, но и на свои эмоции, желания, интуицию: «В юридической герменевтике положение, согласно которому судья осуществляет применение норм с помощью логического приема - дедукции (дедуктивного силлогизма), не испытывая никаких чувств (в ″оптимальном″ варианте), отвергается. Судья понимает и применяет нормы через ″желаемое право″, часто неосознаваемое, интуитивное, зависящее от ценностных предпочтений человека и возникающее под влиянием правового чувства. Это утверждение корректирует, на наш взгляд, широко распространенную ориентацию ученых-юристов, согласно которой оптимальным вариантом для функционирования правовой системы является создание ″беспробельных″, ″всеохватных″ законов с ликвидацией или минимизацией судейского правотворчества».

К пересмотру некоторых традиционных представлений о цели толкования права призывает также Ю. Е. Пермяков, критически относящийся к тому, что толкование права «понимается как отгадывание воли законодателя». Он полагает, что основное назначение толкования права состоит вовсе не в том, чтобы определить чью-то волю, лежавшую в основании правотворчества, а в том, чтобы сделать возможным «правовое суждение» (т. е., по существу, принятие практического решения на основании правовой нормы): «Теоретическая модель толкования, где юрист познает выраженную в норме волю законодателя, метафизична. Помимо этого, она - уже с точки зрения самой метафизики - неверна, поскольку воли законодателя нет, есть текст закона и воля субъекта права, которая его принуждает к соблюдению правил при оформлении самой себя в правовой поступок… О том, как толковать чужую волю, знает лишь тот, кому она открылась в акте мистического озарения». Иначе говоря, субъект толкования - интерпретатор - должен быть озабочен не тем, что хотел сказать законодатель в созданной им правовой норме, сколько принятием логичного и целесообразного решения, что неосуществимо без толкования применяемой нормы.

Такая эволюция взглядов, наблюдаемая в отечественной теории права на протяжении более чем ста лет, представляется в целом вполне объяснимой. Отождествление толкования права с установлением воли законодателя выглядит очень уязвимым по целому ряду причин. Прежде всего, достаточно очевидна прагматическая
и технологическая невыполнимость этой задачи. Дело в том, что само понятие «законодатель» является откровенной условностью, фикцией, собирательным выражением. Требовать выяснения воли законодателя - означает по меньшей мере предполагать, что законодатель представляет собой какого-то реального субъекта, обладающего единой волей и сознанием. Но кто же именно понимается под законодателем? Эту проблему пытался разрешить Е. В. Васьковский, говоря
о законе: «Автором его считается тот, кому в указанный момент принадлежит законодательная власть… Отсюда следует, что для определения смысла закона важно знать, что думал и желал выразить
в момент утверждения закона сам законодатель, т. е. в неограниченной монархии - государь, а в республиках и конституционных монархиях - те лица, которым в совокупности принадлежит законодательная власть». Но именно здесь, очевидно, и кроется принципиальное затруднение. Когда фигура законодателя представлена одним лицом – монархом, то выявление его воли представляет собой задачу если и непростую, то во всяком случае выполнимую.
Но когда речь идет о законодательном корпусе, то наличие у него какой-то единой воли представляется далеко не очевидным. Возможно, именно в этом заключается причина того, что учение о толковании права как установлении воли законодателя было наиболее распространенным именно в России при абсолютной монархии.

В современных государствах законодательная власть, как правило, принадлежит представительному органу и осуществляется им при участии органов исполнительной власти. Таким образом,
«законодатель» - это коллективный субъект. По мнению французского ученого М. Тропера, закон, принятый коллегиальным органом, - наиболее впечатляющий пример того, что попытки свести смысл закона к замыслу законодателя несостоятельны: «Автор текста - весь коллегиальный орган, а не только проголосовавшие за него действующие члены; но коллегиальный уполномоченный орган не может иметь замысла, ибо он не является психическим субъектом. Замысел отдельно взятых членов тоже не подлежит установлению. Например, в парламенте не все проголосовавшие за принятие текста выразили свое мнение в ходе дебатов, а те, кто высказался, могли скрыть свой истинный замысел. Даже если они высказывались
искренно, их намерения могли быть неоднозначными и даже противоречивыми». Наконец, в ряде случаев воля законодателя может не поддаваться установлению просто потому, что правовая норма применяется к такому случаю, который вообще не мог быть предусмотрен при создании закона.

Собственно, сама апелляция к воле законодателя при интерпретации нормативного текста представляется недостаточно обоснованной. Предполагается, что воля законодателя существует отдельно от самого закона и к тому же обладает по отношению к нему приоритетом, однако остается неясным, что придает ей такую высокую ценность. Современная западная правовая традиция основывается на идее верховенства закона, но не воли законодателя.

С другой стороны, преувеличенными представляются радикальные взгляды противоположного толка – о полной невозможности установить волю законодателя и о правоприменителе (судье) как подлинном и единственном авторе права, который создает его интуитивно, в каждом случае заново. Противоречие наблюдается
в уже цитированных словах А. И. Овчинникова о том, что судья-интерпретатор выступает соавтором, созаконодателем. Ведь соавторство возможно лишь при том условии, что участники творческого процесса понимают друг друга, хотя бы частично и на расстоянии. Модель соавторства означает, что судья и законодатель выполняют в правовом регулировании одинаково важные функции, хотя и различные по своему содержанию.

Таким образом, при толковании права судья не занимается реконструированием воли (намерения, замысла, желания) законодателя, а выявляет смысл уже существующего текста, получившего властную санкцию - закона, международного договора или иного источника права. При этом судья соотносит имеющийся юридический текст с социальными условиями и задачами правосудия, при необходимости делая выбор между возникающими альтернативными вариантами толкования.

Это позволяет также выделить следующие функции феномена судебного толкования права:

1. Познавательная функция. Это основная функция, которая вытекает из самого содержания толкования как способа рационального освоения действительности и соответствует ориентационной функции понимания (ее мы анализировали выше).

2. Селекционная функция. При толковании отбираются те варианты осмысления действительности, которые способны сделать когерентными, т. е. взаимно согласованными, осмысление фактов действительности и порядки разных уровней социальной реальности (ритуальный порядок, политический строй, правопорядок).
В случае судебного толкования речь идет об отборе из всего многообразия путей интерпретации такого варианта понимания юридического текста, который в наибольшей степени способствует сохранению и укреплению правового порядка.

3. Канонизирующая функция. Отобранный вариант толкования через наделение его атрибутом авторитетности или сакральности превращается в канон, т. е. в некоторое непререкаемое установление. Каноническое толкование становится критерием истинности для других толкований, обеспечивая единство интерпретаций.
Канон является частью системы принципов мироустройства. Пример проявления этой функции - это, в частности, канонические религиозные тексты. Акты официального, в т. ч. судебного, толкования права также выступают в качестве своеобразного канона, т. е. становятся образцом для иных субъектов, сталкивающихся с проблемой интерпретации тех же самых или аналогичных законодательных положений.

4. Практическая функция. Результат судебного толкования права становится основанием для вынесения конкретного юридически обязательного решения по делу, носящего властно-принудительный характер.

Что касается видов судебного толкования права, то можно выделять нормативное судебное толкование и казуальное судебное толкование . В первом случае предлагаемое судом разъяснение смысла правовой нормы само излагается в абстрактном виде, как общее правило; во втором случае толкование ориентировано на конкретный случай. Это не исключает того, что казуальное толкование впоследствии может быть распространено на аналогичные ситуации (так называемый «прецедент толкования»).

Можно также с некоторой долей условности различать толкование «встроенное» и «выделенное» . «Встроенное» толкование имеет место в том случае, когда разъяснение смысла правовой нормы приводится в тексте правоприменительного акта - например,
судебного решения или приговора. «Выделенное» толкование означает, что судом по вопросам толкования права издается самостоятельный документ, в котором не содержится решения по конкретному индивидуальному делу (примером могут служить постановления Конституционного суда РФ, пленумов Высшего арбитражного и Верховного судов РФ по вопросам судебной практики).

Как правило, встроенное толкование сочетается с казуальным,
а выделенное - с нормативным. Примером первого варианта может служить, в частности, постановление Президиума Верховного суда Российской Федерации от 5 марта 2008 г. № 43-П08 об удовлетворении надзорной жалобы; путем толкования ряда статей Конституции РФ и Уголовно-процессуального кодекса РФ Верховный суд пришел к выводу, что рассмотрение дела в кассационной инстанции было проведено без участия защитника, несмотря на ходатайства подсудимого, что явилось нарушением его права на защиту, в силу

чего определение суда кассационной инстанции, а также все последующие судебные решения, принятые по данному делу в порядке исполнения приговора, подлежат отмене.«Встроенное» судебное толкование имеет место, с нашей точки зрения, и в случае с решениями Конституционного суда Российской Федерации, выносимыми по вопросам признания законов и других нормативно-правовых актов соответствующими либо не соответствующими Конституции Российской Федерации. В постановлениях по таким делам толкование соответствующих норм права соединяется с решением в рамках «судебного нормоконтроля», в результате которого оспариваемый акт продолжает действовать или утрачивает силу.

К актам нормативного выделенного толкования относится, например, постановление Пленума Верховного суда Российской Федерации от 24 февраля 2005 г. № 3 «О судебной практике по делам о защите чести и достоинства граждан, а также деловой репутации граждан и юридических лиц», где содержатся нормативные разъяснения относительно субъектов права на защиту чести и деловой репутации, порядка осуществления данного права, отличия чести
и репутации от других нематериальных благ, особенностей выносимых по данным делам судебных решений и т. п.

«Выделенное» толкование осуществляет также Конституционный суд РФ в рамках своего полномочия – давать официальное толкование Конституции Российской Федерации, так как в рамках
соответствующих постановлений не решаются никакие иные вопросы, помимо разъяснения спорных конституционных положений.

Отправить свою хорошую работу в базу знаний просто. Используйте форму, расположенную ниже

Студенты, аспиранты, молодые ученые, использующие базу знаний в своей учебе и работе, будут вам очень благодарны.

Размещено на http://www.allbest.ru/

Судебное толкование в применении уголовного закона: история и современность

Введение

Актуальность темы дипломной работы обуславливается теми демократическими преобразованиями, которые проводятся во всех сферах российского общества, в том числе и в правовой сфере. Они оказывают большое влияние на развитие правовой системы России в целом, при этом процесс обновления законодательства не может не затрагивать уголовное право. Коренному изменению подверглись как принципы и содержание уголовно - правовой науки, так и практически все институты уголовного права, что актуализировало вопрос о роли судебного толкования в применении уголовного закона в новых условиях российской правовой реальности. Одной из основных задач уголовно-правовой науки является выработка рекомендаций по совершенствованию уголовного законодательства и механизма регулирования уголовно-правовых отношений, которые обусловлены потребностями общественного развития, построением правового государства и формированием гражданского общества в Российской Федерации. Подобная задача требует теоретического и практического исследования места и значения судебной практики и роли судебного толкования в применении уголовного закона, переосмысления подходов к изучению данного явления.

По традиции, сложившейся в отечественной юридической науке, источником уголовного права признается только закон, однако подобное утверждение может быть серьезно скорректировано. Уголовный кодекс РФ характеризуется высокой степенью абстрактности правовых норм, наличием бланкетных и отсылочных норм, правовых предписаний, содержащих оценочные признаки, норм, которые предлагают несколько вариантов поведения, спецификой терминов и понятий. Кроме того, нормы права действуют не изолированно друг от друга, а в системе; только во взаимосвязи можно правильно их истолковать. В связи с изложенным, в правоприменительной деятельности при регулировании уголовно-правовых отношений существенную роль играет судебная практика. Пока суды не применили правовую норму, она нередко носит декларативный характер. Практически любое судебное решение содержит толкование нормы права, так как невозможно применение уголовно-правовых норм без уяснения и разъяснения смысла, вложенного в них законодателем. Анализ юридической литературы, законодательства и судебной практики приводит к выводу, что как нормативное, так и казуальное толкование уголовно-правовой нормы имеет общеобязательный характер, т.е. такое применение уголовного закона обязательно для всех субъектов права при рассмотрении и разрешении аналогичных дел в будущем. В данном случае речь может идти об общеобязательности толкования, содержащегося в решениях высших судебных органов России (Верховного и Конституционного Судов РФ), так как именно высшие суды способны обеспечить единообразное понимание и применение имеющихся норм, чем содействуют реализации конституционных принципов законности, равенства граждан перед законом и судом, судебной защиты.

Необходимость выполнения данной задачи и порождает появление в системе уголовно-правовых источников судебного толкования, что делает вопрос о законодательном признании актов толкования высших судебных органон источником российского уголовного права в современных условиях довольно актуальным.

Так же актуальность темы выпускной квалификационной работы подчеркивается тем, что вопросу о значении судебной практики и роли судебного толкования в юридической литературе всегда уделялось пристальное внимание. Среди дореволюционных отечественных правоведов, занимавшихся исследованием данной проблемы, следует особо выделить Е.В. Васьковского, Г.В. Демченко, Н.М. Коркунова, Е.Н. Трубецкого и др.

В советский период исследованием роли судебной практики занимались С.Н. Братусь, А.Б. Венгеров, СИ. Вильнянский, Н.Н. Вопленко, С.Л. Зивс, П.Е. Недбайло и ряд иных авторов.

Среди современных исследователей следует отметить таких, как К.А. Волков, Г.А. Гаджиев, П.А. Гук, В.В. Демидов, А.Б. Дорохова, В.М. Жуйков, Н.Г. Иванов, М.Н. Марченко, Н.В. Михалева, А.В. Наумов, B.C. Нерсесянц, Т.Н. Нешатаева, К.В. Ображиев, Н.А. Подольская, А.И. Рарог, Б.С. Эбзеев и др.

Анализ работ по данному вопросу приводит к выводу, что в зависимости от признания или отрицания возможности использования судебной практики в качестве регулятора общественных отношений существуют две основные точки зрения. Так, сторонниками признания судебной практики в качестве регулятора общественных отношений являются Г.А. Гаджиев, В.М. Жуйков, С.Л. Иванов, П.В. Михалева, Т.Н. Нешатаева, Н.А. Подольская, Л.B. Смирнов и др.

Представителями второй выступают такие видные ученые, как B.C. Нерсесянц, Б.П. Спасов, М.С. Строгович, В.В. Тарасова и ряд других авторов. Справедливости ради следует отметить, что среди представителей каждой позиции нет единства мнений по ряду вопросов. В частности, дискуссионным остается вопрос относительно того, какие судебные акты можно использовать для правоприменительной конкретизации, какой характер (обязательный или рекомендательный) имеют постановления Пленума Верховного Суда РФ и т.д.

Несмотря на то, что отмеченные выше разночтения по вопросу роли и места судебного толкования в применении уголовного закона не позволяют науке уголовного права целиком отвечать на поставленные практикой вопросы, историография проблемы позволяет исследовать тему с точки зрения всех направлений уголовно - правовой науки, посвященных данной теме.

Цель дипломной работы состоит в комплексном исследовании роли судебного толкования в применении уголовного закона; в определении места актов судебного толкования в системе уголовно-правовых источников.

Для достижения указанной цели были поставлены следующие задачи:

Рассмотрение понятия и видов судебного толкования;

Раскрытие судебного толкования в уголовном праве дореволюционной и советской России;

Установление роли и места судебного толкования в отечественной уголовной правовой системе;

Выявление роли судебного толкования в англо-саксонской и романо-германской правовых семьях;

Анализ судебной практики Верховного Суда Российской Федерации и применение ее судебными органами;

Раскрытие роли Конституционного Суда Российской Федерации в применении уголовного закона;

Объектом исследования выступает роль и значение судебной практике в реализации уголовно - правовых норм. Предметом исследования является судебное толкование в применении уголовного закона и анализ судебной практики по уголовным делам.

Нормативную основу дипломной работы составили Конституция РФ, прежнее и действующее уголовное, уголовно-процессуальное и уголовно-исполнительное законодательство, в частности, Уголовный кодекс РФ, Уголовно-процессуальный кодекс РФ, ряд федеральных законов и т.д.

Выпускная квалификационная работа состоит из введения, двух глав, заключения и списка используемой литературы.

Глава 1. Историческое развитие судебного толкования в отечественном праве

1.1 Понятие и виды судебного толкования

В юридической литературе толкование правовых норм раскрывается как деятельность государственных органов, общественных организаций, должностных лиц, граждан по уяснению и разъяснению смысла и содержания правовых норм. Толковый словарь Д.Н. Ушакова под толкованием понимает то или иное объяснение, разъяснение чего-нибудь, понимание чего-нибудь с какой-нибудь точки зрения.

Практически любое судебное решение содержит толкование нормы права, так как невозможно применение уголовно-правовых норм без уяснения и разъяснения при этом смысла, вложенного в них законодателем. Основными причинами, порождающими необходимость в толковании, являются следующие:

Сложность или нечеткость юридических формулировок, излишняя их краткость, абстрактность либо, напротив, пространность;

Несовершенство законодательной техники, поспешность в принятии тех или иных правовых актов, их слабая проработанность, декларативность, неконкретность;

Несовпадение норм и статей правовых актов, наличие бланкетных и отсылочных норм, нетипичных предписаний;

Специфика юридических терминов и понятий, интерпретация которых требует специальных познаний, высокой квалификации;

Законодателю не всегда удается ясно и четко выразить свою волю в той или иной норме или акте, совместить дух и букву закона;

Отдельная норма права действует не изолированно, а в системе других норм, и только в этой взаимосвязи ее можно правильно истолковать.

Выделяют нормативное и казуальное судебное толкование. Нормативное толкование - это официальное разъяснение, которое обязательно для всех лиц и органов, применяющих определенную норму или нормы права. Такое разъяснение распространяется на все случаи, предусмотренные толкуемой правовой нормой. Речь идет, например, о разъяснениях, даваемых Пленумом Верховного Суда РФ в своих постановлениях. Казуальное толкование - это такое разъяснение содержания правовой нормы, которое дается в связи с рассмотрением конкретного юридического дела.

В решениях Верховного и Конституционного Судов РФ по конкретным делам формулируется понимание правовой нормы Уголовного кодекса России, которое впоследствии активно используется в практической деятельности судебными органами и органами предварительного расследования. В юридической литературе указанное выше решение суда получило название "прецедент толкования".

Данное понятие было выработано еще советской правовой наукой. Как отмечал А.Б. Венгеров, для обеспечения единства и законности судебной практики большое значение имеют постановления и определения высших судов по принципиальным конкретным делам. Такие постановления и определения в ряде случаев являются своеобразными прецедентами толкования нормы и в этом качестве оказывают серьезное влияние на правоприменительную деятельность. В общем виде прецедент толкования можно определить как решение высшего судебного органа, содержащее определенное понимание правовой нормы и имеющее обязательную силу.

В советской юридической литературе господствовала точка зрения, что отличие такого прецедента от судебного заключается в том, что судебный прецедент ведет к созданию судами новой нормы права, тогда как прецедент толкования связан с разъяснением уже существующей нормы права, с выработкой определенного, устоявшегося положения о применении нормы права по аналогичным делам. Такое положение становится общеизвестным, учитывается судами при разрешении уголовных и гражданских дел, способствует улучшению судебной деятельности.

Между тем данная позиция является не единственной. В научной литературе высказываются противоположные мнения. Так, С.Л. Зивс отмечает, что даже в англо-американской системе судебный прецедент вовсе не создает правовой нормы на голом месте, а именно представляет собой по существу прецедент толкования нормы права.

Р. Кросс указывает, что в отраслях, основанных в основном на законе, к которым относится современное английское уголовное право, судебный прецедент играет важную роль в "интерпретации статутов". С точки зрения обязательной силы решение, толкующее закон, не отличается от решения по любому другому правовому вопросу.

По мнению И.Ю. Богдановской, "...судебный прецедент, сыграв историческую роль в формировании и развитии правовых систем "общего права", постепенно меняет свое положение в системе источников. Деятельность судей отнюдь не сводится к созданию судейского права, а лишь к толкованию статутного права", "...современное прецедентное право в основном развивается посредством именно прецедентов толкования, а не "чистых" прецедентов".

Судебное толкование уголовного закона находит свое выражение в актах толкования, которые можно классифицировать по различным основаниям. В частности, в зависимости от субъекта создания можно выделить акты толкования Верховного и Конституционного Судов РФ. В свою очередь, акты толкования Верховного Суда РФ классифицируются на принимаемые по конкретным делам и постановления Пленума Верховного Суда РФ. Акты толкования Конституционного Суда РФ можно подразделить на создаваемые в результате толкования Конституции России и формируемые в результате рассмотрения дел о соответствии Конституции России законодательства РФ и не вступивших в силу международных договоров РФ.

В зависимости от структуры Уголовного кодекса России можно выделить акты толкования, в которых судами формулируется понимание нормы Общей и Особенной частей УК РФ.

Следует отметить, что данная классификация условна, так как акт толкования может содержать в себе одновременно толкование положений как Общей, так и Особенной частей УК РФ. Например, Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. N 7 "О судебной практике по делам о преступлениях несовершеннолетних" разъясняет положения ст. ст. 20, 61, 87 - 96 и ряда иных статей, входящих в Общую часть Уголовного закона, и ст. ст. 150, 151 УК РФ и т.д., относящихся к Особенной части.

Кроме того, с определенной долей условности в зависимости от отраслей уголовно-правовых дисциплин можно выделить акты толкования в сфере уголовного, уголовно-процессуального и уголовно-исполнительного права. Условность проявляется в том, что один прецедент может содержать в себе разъяснения норм различных отраслей права. Так, указанное Постановление Пленума Верховного Суда РФ от 14 февраля 2000 г. N 7, наряду с толкованием норм уголовного материального права, содержит и толкование норм процессуального права.

По степени обязательности можно выделить обязательные акты судебного толкования (решения Конституционного Суда РФ, постановления Пленума Верховного Суда РФ, решения Верховного Суда РФ по конкретным уголовным делам) и убеждающие (решения судов субъектов РФ, районных судов, мировых судей по отношению к равнозначным или низшим судебным инстанциям), которые используются в правоприменительной практике в силу авторитетности высшего по отношению к ним судебного органа.

Классификация актов судебного толкования обусловлена необходимостью реализации конституционного предписания единообразия судебной практики при рассмотрении аналогичных категорий дел, правильного понимания и исполнения уголовного закона, а также для удобства в правоприменительной деятельности.

В настоящее время Верховному Суду РФ предоставлено право давать разъяснения по вопросам судебной практики. В связи с этим в юридической литературе проводится различие между разъяснением и толкованием.

С.А. Иванов, различая данные понятия, указывает, что между разъяснением и толкованием очень хрупкая грань. Разъяснение и толкование состоят в раскрытии смысла закона, применяемого в процессе судебной деятельности. Разница зачастую в сфере действия: если разъяснения имеют узкую сферу, принимаются судом и для судов, то толкования обычно носят более общий характер. Но, как отмечает А.И. Рарог, противопоставление указанных понятий теоретически ничем не оправдано, поскольку под толкованием как элементом процесса применения закона как раз и понимается уяснение смысла правовой нормы и выраженной в нем воли законодателя. Разъяснения Пленума Верховного Суда РФ представляют собой именно толкование закона.

Различное понимание указанных выше понятий во многом вызвано тем, что законодатель применительно к одним высшим судебным органам использует понятие "толкование", к другим - "разъяснение". Так, в соответствии с п. 5 ст. 125 Конституции РФ, подп. 4 п. 1 ст. 3 Федерального конституционного закона от 21 июля 1994 г. N 1-ФКЗ "О Конституционном Суде Российской Федерации" Конституционный Суд РФ по запросам дает толкование Конституции. Ст. 126 Конституции РФ, п. 5 ст. 19 Федерального конституционного закона от 31 декабря 1996 г. N 1-ФКЗ "О судебной системе Российской Федерации" предусматривают, что Верховный Суд РФ дает разъяснения по вопросам судебной практики. Можно предположить, что указанные термины имеют одну смысловую нагрузку.

Кроме того, создание независимой и авторитетной власти требует, чтобы решения каждого из высших федеральных судов имели одинаковый статус. Законом установлено право Конституционного Суда РФ давать толкования Конституции РФ и их обязательность. П. 2 ст. 13 Федерального конституционного закона от 28 апреля 1995 г. N 1-ФКЗ "Об арбитражных судах в Российской Федерации" содержит положение, согласно которому постановления Пленума Высшего Арбитражного Суда РФ обязательны для арбитражных судов.

Как отмечает Л.В. Яковлева, в современных условиях, когда законы нередко оказываются некачественными, когда их техническая подготовка оставляет желать лучшего, предоставление Верховному Суду РФ права толкования законов оправданно и необходимо. Основная ценность предлагаемой новеллы состоит в том, что с помощью руководящих и обязательных разъяснений Верховный Суд РФ сможет выполнить функцию обеспечения единообразия в судебной практике, придавая нормативное значение (наряду с принципиальными решениями по конкретным делам) обобщенному опыту деятельности судебных органов.

Анализ отечественного дореволюционного законодательства и законодательства советского времени позволяет утверждать, что судебная практика на протяжении всей истории становления Российского государства играла важную роль в развитии права, фактически выступая ее источником.

Нормы, созданные княжеской судебной практикой, впоследствии нашли свое отражение в Русской Правде, источником которой выступали княжеские уставы и судебные решения. В XII - XV веках источником права, наряду с Русской Правдой, вечевым законодательством, иностранным законодательством, была и судебная практика.

В XV в. судебная практика продолжает играть большую роль. Это связано со становлением Боярской Думы как самостоятельного судебного органа, совмещающего эти функции с управленческими. Рассмотренные Думой приговоры, поступавшие из приказов, обобщались в докладной записке, которая становилась законодательным актом и именовалась новоуказной статьей.

Источником формирования Судебника 1497 г., наряду с нормами Русской Правды, обычного права, литовского законодательства, стала и судебная практика, которая, становясь общепризнанной, претворяла в жизнь и охраняла отдельные правовые интересы. Логическим завершением правотворческой деятельности судей должно было стать официальное установление судебных решений в качестве регулятора правовых отношений.

В ст. 98 Судебника 1550 г. устанавливалось следующее положение: "А которые будут дела новые, а в сем Судебнике не написаны, и как те дела з государева докладу и со всех бояр приговору вершатца, и те дела в сем Судебнике приписывати". Отсюда следует, что закон не может предусмотреть все жизненные ситуации, в связи с чем неизбежны его дальнейшие дополнения, которые должны осуществлять в своих решениях судьи. Следует упомянуть и "Указные книги приказов", представлявшие собой записи отдельных судебных решений (например, Уставная книга Разбойного приказа, указные книги Поместного и Земского приказов). В них систематизировались нормы, не вошедшие в основной текст судебников. "При отправлении правосудия... руководствовались Уставной книгой приказа, в нее же записывались приговоры думных бояр". Важную роль сыграло Соборное Уложение 1649 г., источником которого, наряду с законодательством, выступали указные книги приказов, думские приговоры. Тем не менее, в тот период законодательная форма преобладает над судебной практикой, как и в эпоху петровских преобразований.

В 1711 г. был утвержден Сенат как высший государственный орган. В соответствии с Указом 1714 г., если сепаратные указы Сената даны на основании закона и касаются дел, не упомянутых в Уложении, то такие установления необходимо использовать в последующем для разрешения однородных дел. В Указе от 10 августа 1766 г. сила прежних "примерных дел" не только признавалась имеющей общее значение, но и оправдывалась требованием "чтобы одного содержания дела двумя видами решаемы быть не могли". Практика судов полностью подтверждала юридическую силу приведенных установлений Указов. Разрешая частные дела, Сенат неоднократно предписывал публиковать свои определения, требовал и впредь во всех случаях руководствоваться ими, привлекал к ответу за невнимание к сепаратным указам и за неисполнение предписанных в них правил. На протяжении всего XVIII века роль указов Сената в развитии права была значительна. Большая часть таких актов вошла в состав Полного Собрания Законов Российской Империи. Таким образом, представляется, что решения Сената имели обязательный характер, способствовали единообразию в применении законов.

В соответствии со статьей 69 Свода законов Российской Империи судебные решения частных дел могли приводиться в пояснениях докладов. Данное право одновременно выступало и обязанностью суда. Как отмечал русский правовед Г.В. Демченко, комментируя положение статьи 69 Свода законов Российской Империи, "суд не только может, но и обязан считаться с собственными прецедентами, обязан принимать их во внимание при рассмотрении однородных случаев всякий раз, когда встречается необходимость в пояснении сомнительного дела".

Важная страница в развитии судебного правотворчества связана с судебной реформой XIX века. В.Г. Вернадский справедливо отмечает: "При Александре II в результате, главным образом, реформы судебных установлений Сенат приобретает окончательно свое значение высшего судебного учреждения". Главным источником права становится закон, толкование которого осуществляли законодатель, Сенат, суд, правоведы.

Сенат выступал в качестве высшего судебного и надзорного органа, в его ведении находилось толкование законов и решение юридических коллизий. Разъяснения Сената становятся обязательными. Так, в соответствии со ст. 930 Устава уголовного судопроизводства суд, в который обращено дело для нового решения, обязан, в изъяснении точного разума закона, подчиняться суждениям Правительствующего Сената; жалобы против постановленного на сем основании решения не допускаются. Таким образом, речь в данной статье идет не об общей обязательности сенатских решений, а об обязательности толкования по данному делу.

Сенат в своих решениях нередко делал замечания подчиненным местам по поводу толкования законов, ложно понятых низшими инстанциями, и как инстанция, имевшая право высшего надзора, нередко требовал подчинения делаемым им разъяснениям точного смысла законов. Так же и Государственный Совет как судебная инстанция признал, что даваемые им по некоторым частным делам разъяснения закона должны быть обязательными для будущего применения закона. На эту же позицию стал и Уголовный кассационный департамент Сената, разъясняя неоднократно (относительно дел уголовных, начиная с 1868 г.), что даваемое им толкование закона обязательно для всех судебных мест Империи, а в случае неподчинения таковому толкованию или в случае игнорирования его судом нередко делая замечания всему составу присутствия.

Кроме того, правом толкования законов, наряду с Сенатом, были наделены и низшие судебные инстанции. Так, статья 12 Устава уголовного судопроизводства от 20 ноября 1864 г. закрепляла: "Все судебные постановления обязаны решать дела по точному разуму существующих законов, а в случае неполноты, неясности или противоречия законов, коими судимое деяние воспрещается под страхом наказания, должны основывать решение на общем смысле законов". В соответствии со статьей 13 Устава воспрещалось "останавливать решение под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов. За нарушение сего правила виновные подвергаются ответственности, как за противозаконное действие власти".

Таким образом, толкование стало не только правом, но и обязанностью судьи. Как отметил Е.Н. Трубецкой, "у нас в России судебная практика имеет значение самостоятельного источника права, но это значение было официально признано за ней лишь со времени издания Судебных Уставов Императора Александра II".

Согласно ст. 933 Устава уголовного судопроизводства и ст. 815 Устава гражданского судопроизводства все решения кассационных департаментов Правительствующего Сената, которыми разъяснялся точный смысл законов, публиковались "во всеобщее сведение для руководства к единообразному применению". Статья 259.1 Учреждения судебных установлений закрепляла, что обязательное значение имеют разъяснения Сената, данные по предложению министра юстиции, вызванному неоднообразным применением закона. Они публиковались без указания дел, по которым возникали соответствующие вопросы. Сенат истолковал правило ст. 933 Устава в том смысле, что его решения и определения имеют безусловно обязательную силу не только для суда, на рассмотрение которого передается кассированное дело, вызвавшее разъяснение Сената, но и для всех остальных судов при разрешении ими однородных дел.

С 1866 г. в России ежегодно издавались сборники решений кассационных департаментов Сената, а также сборники циркулярных указаний Сената. Сенатская практика постоянно стремилась закрепить за своими решениями обязательную силу закона не только по тем делам, по которым они были приняты, но и по всем делам, где встречались аналогичные вопросы. Это объяснялось предназначением кассационного суда как органа, обеспечивающего единообразное применение закона во всей империи.

Вместе с тем нельзя забывать, что и до реформы публиковались далеко не все решения Сената, а разве только 1/20 или 1/10 их часть, а после реформы даже и по Уставу уголовного судопроизводства публикуются только определения департамента, а на практике и из них не все. На наш взгляд, именно отсутствие практики официального опубликования судебных решений Сената явилось препятствием к формированию прецедентного права в России.

После революции 1917 г. новая власть уже первыми декретами Советского государства по существу санкционировала возможность применения судебной практики и судебного толкования в уголовном праве. Положение о народном суде (утверждено ВЦИК 30 ноября 1918 г.) запретило ссылку на законы свергнутых правительств, указав при этом, что при рассмотрении всех дел Народный Суд применяет декреты Рабоче-Крестьянского Правительства, а в случае отсутствия соответствующего декрета или неполноты такового руководствуется социалистическим правосознанием (ст. 22).

12 декабря 1919 г. Наркомюст принимает Руководящие начала по уголовному праву РСФСР, которые представляли собой первую попытку обобщить судебную практику. Суды также призывались руководствоваться "социалистическим правосознанием" и принципом целесообразности, разрешая дела на основе норм Общей части Кодекса. В Руководящих началах получает свое воплощение принцип аналогии, в соответствии с которым в случае отсутствия в законе необходимой нормы, разрешающей конкретный случай, к нему могли применить аналогичную норму и решить по аналогии с другим казусом, урегулированным этой нормой. Данный принцип предоставил судам возможность широкого толкования закона, что вело к произволу и репрессиям.

Принятие в 1922 г. кодифицированного Уголовного кодекса не означало отказ от судебного правотворчества. Статья 9 УК РСФСР определила социалистическое правосознание в качестве руководящего начала для применения статей Кодекса. Статья 10 УК РСФСР предоставляла этому принципу конкретную область реализации, установив, что "в случае отсутствия в Уголовном кодексе прямых указаний на отдельные виды преступлений наказания или меры социальной защиты применяются согласно статьям Уголовного кодекса, предусматривающим наиболее близкие по важности и роду преступления, с соблюдением правил Общей части сего Кодекса".

Так, судебная практика давала широкое толкование ст. 128 УК (о должностных преступлениях). В число субъектов этих преступлений включались не только должностные лица, но и частные лица в качестве соучастников. Судебная практика зафиксировала несколько форм уклонения от налогов: по сговору, сокрытие источников доходов под чужой вывеской и за подставным лицом, путем использования двойной бухгалтерии, в форме организации лжекооператива.

С образованием СССР (1922 г.) создается единая для всех республик судебная система во главе с Верховным Судом СССР. В январе 1923 г. образован Верховный Суд РСФСР. Складывается социалистическая система права, исчезают такие правовые критерии, как "революционное правосознание", их заменили целесообразность и нормативизм.

Ст. 2 УПК 1923 г. и ст. 5 Основ уголовного судопроизводства Союза ССР и союзных республик 1924 г. предусматривали: "Судебные органы не вправе отказывать в принятии к своему производству или прекратить уголовное преследование в отношении общественно опасного деяния на том основании, что в уголовном законе не указано признаков этого деяния, а также под предлогом неполноты, неясности или противоречия законов".

Конституция СССР 1924 г. наделила Верховный Суд СССР правом давать верховным судам союзных республик руководящие разъяснения по вопросам общесоюзного законодательства (ст. 43). Это означало, что разъяснения были для судебных органов страны обязательными.

Конституция СССР 1936 г. устанавливала, что "Верховный Суд СССР является высшим судебным органом. На Верховный Суд СССР возлагается надзор за судебной деятельностью судебных органов СССР, а также судебных органов союзных республик в пределах, установленных законом" (ст. 104). Поскольку Конституция СССР не подчеркивала руководящего характера разъяснений по вопросам применения законодательства, некоторые правоведы пришли к выводу, что "судебное толкование... общеобязательного значения не имеет". И хотя в Конституции СССР не говорилось о праве Верховного Суда страны давать руководящие разъяснения по вопросам применения законодательства, Положение о Верховном Суде СССР, принятое в 1957 г., наделило Пленум Верховного Суда СССР правом давать судам руководящие указания по вопросам применения законодательства при рассмотрении судебных дел, обязательные для исполнения всеми судебными органами страны.

В период своей деятельности Пленум Верховного Суда РСФСР давал руководящие разъяснения по вопросам судебной практики, цель которых заключалась в обеспечении единообразного понимания судами советских законов и единстве судебной практики. В своих постановлениях, которые являлись обязательными как для судов, так и для правоохранительных органов, Пленум разъяснял, как следует правильно понимать и применять на практике законы.

В период Великой Отечественной войны судебная практика широко использовала судебный прецедент и аналогию. В условиях войны огромное значение приобрело применение по аналогии ст. 192 Основных начал уголовного законодательства СССР и союзных республик. В Постановлении от 22 января 1942 г. Пленум Верховного Суда СССР дал руководящее указание, что осуждение в военное время лиц, совершивших уголовное преступление, к лишению свободы на срок не свыше двух лет без поражения в правах не является препятствием к призыву или мобилизации этих лиц в Красную армию или Военно-морской флот. В этих случаях применительно к ст. 192 исполнение приговора подлежало приостановлению со стороны суда, вынесшего приговор, до возвращения осужденного из армии или флота. В Постановлении от 26 июля 1943 г. Пленум Верховного Суда СССР дополнительно разъяснил, что исполнение приговора к лишению свободы без поражения прав в военное время в отношении лиц, подлежащих призыву или мобилизации, может быть отсрочено судом независимо от срока, на который он осужден.

После войны, в 40 - 50-е годы, среди юристов продолжались споры о месте и роли судебной практики в регулировании уголовно-правовых отношений. Многие практические и научные работники, выступая за укрепление законности, полагали, что в будущем Уголовном кодексе нет необходимости сохранять судебное нормотворчество в форме аналогии. Такую позицию занял и законодатель, не включив в Уголовный кодекс РСФСР 1960 г. принцип аналогии. В связи с чем судебное правотворчество было вычеркнуто из предмета исследования советских юристов. Однако правоприменительная практика на каждом шагу доказывала обратное. Как отмечает А.В. Наумов, "изгоняемый из уголовного права "в дверь" судебный прецедент упрямо "лез в окно" и зачастую небезуспешно". Первое, наиболее легальное возвращение в уголовно-правовую доктрину выразилось в теоретическом обсуждении вопроса о юридической природе руководящих разъяснений Пленума Верховного Суда СССР.

В ст. 153 Конституции СССР 1977 г. почти текстуально, не меняя смысла, были воспроизведены положения ст. 104 Конституции СССР 1936 г. Таким образом, и третья Конституция Союза ССР отказалась от термина "руководящие разъяснения" для характеристики актов судебного толкования правовых норм. Однако Закон СССР от 30 ноября 1979 г. "О Верховном Суде СССР" закрепил: "Верховный Суд СССР изучает и обобщает судебную практику, анализирует судебную статистику и дает руководящие разъяснения судам по вопросам применения законодательства, возникающим при рассмотрении судебных дел. Руководящие разъяснения Пленума Верховного Суда СССР обязательны для судов, других органов и должностных лиц, применяющих закон, по которому дано разъяснение" (статья 3). При этом в Законе подчеркивался не только руководящий характер разъяснений, даваемых Пленумом, но и их обязательность для правоприменительных органов. Положения ст. 3 Закона "О Верховном Суде СССР" нашли свое отражение в ст. 56 Закона "О судоустройстве РСФСР" (1981 г.).

Кроме того, Пленум не ограничивался только дачей руководящих разъяснений о единообразном применении правовых норм. В разъяснениях содержалось толкование законов, восполнялись имевшиеся в них пробелы, устранялись противоречия. Например, ст. 211 УК РСФСР предусматривала уголовную ответственность за нарушение правил безопасности движения и эксплуатации транспортных средств лицами, управляющими транспортными средствами. В соответствии с примечанием к данной статье под транспортными средствами понимаются все виды автомобилей, трактора и иные самоходные машины, трамваи и троллейбусы, а также мотоциклы и другие механические транспортные средства. Закон не раскрывает понятие "иные самоходные машины". Это сделал Пленум Верховного Суда СССР в своем Постановлении от 6 октября 1970 г. N 11 "О судебной практике по делам об автотранспортных преступлениях". Согласно п. 7 названного Постановления под ними следует понимать любые дорожные, строительные, сельскохозяйственные и другие специальные машины (экскаватор, грейдер, автокран, скрепер, автопогрузчик и т.п.).

Таким образом, фактически судебная практика, выраженная в разъяснениях Пленума Верховного Суда СССР и Пленума Верховного Суда РСФСР, даваемых ими в своих постановлениях, выступала источником права, так как в судебных решениях допускались ссылки на них как на правовую основу разрешения дела. Что касается опубликованной практики Верховного Суда СССР и Верховного Суда РСФСР, следует отметить, что она фактически всегда учитывалась нижестоящими судами в качестве ориентира в вопросах применения и толкования права, устранения пробелов в нем, применения аналогии закона или аналогии права.

Как справедливо отмечают Е. Мартынчик, Э. Колоколова, судебный прецедент и судебное правотворчество существовали, прикрывая свое бытие различными легальными формами.

В связи с распадом СССР прекратил свое существование и Верховный Суд СССР. Судебная система Российского государства нуждалась в реформировании. 24 октября 1991 г. Верховный Совет РСФСР одобрил Концепцию судебной реформы в РСФСР, которая предусматривала создание правового государства, реальное разделение властей, а ядром судебной реформы выступает преобразование суда и процесса, под знаком и во имя которых коренным образом обновляются институты права.

12 декабря 1993 г. принимается Конституция РФ, которая закрепила принцип разделения властей на законодательную, исполнительную и судебную и их самостоятельность (ст. 10), принцип независимости судей (ст. 120), осуществление правосудия только судом (ст. 118).

Ст. 126 Конституции определила, что Верховный Суд Российской Федерации является высшим судебным органом, осуществляет в предусмотренных федеральным законом процессуальных формах судебный надзор за деятельностью нижестоящих судов и дает разъяснения по вопросам судебной практики.

Анализ действующего российского законодательства показывает, что указанные разъяснения являются обязательными для всех субъектов права. Обязательным является также понимание правовой нормы, данное в решениях высших судебных органов по конкретным делам, так как способствует правильному и единообразному применению закона.

Таким образом, на протяжении всей истории становления государства Российского судебная практика играла и продолжает играть важную роль в развитии права, то занимая главенствующее положение по отношению к закону, то уступая ему. Нормы, созданные судебной практикой, неизменно входили в число источников всех значимых правовых актов России, начиная от Русской Правды и заканчивая Соборным Уложением 1649 г., но, начиная с XV в., законодательная форма начала преобладать над судебной практикой, как и в последующую эпоху петровских преобразований. Тем не менее, на протяжении всего XVIII века роль указов Сената как высшего суда империи в развитии права была значительна. Решения Сената имели обязательный характер, способствовали единообразию в применении законов. С 1866 г. в России ежегодно издавались сборники решений кассационных департаментов Сената, а также сборники циркулярных указаний Сената.

Вместе с тем нельзя забывать, что и до реформы публиковались далеко не все решения Сената, а после реформы даже и по Уставу уголовного судопроизводства публикуются только определения департамента, а на практике и из них не все. На наш взгляд, именно отсутствие практики официального опубликования судебных решений Сената явилось препятствием к формированию прецедентного права в России.

После революции 1917 г. новая власть уже первыми декретами по существу санкционировала возможность применения судебной практики и судебного толкования в уголовном праве. Конституции СССР 1924 г. и 1936 г. наделили Верховный Суд СССР правом давать верховным судам союзных республик руководящие разъяснения по вопросам общесоюзного законодательства. В своих постановлениях, которые являлись обязательными как для судов, так и для правоохранительных органов, Пленум Верховного Суда РСФСР разъяснял, как следует правильно понимать и применять на практике законы.

Несмотря на то, что в силу исключения из УК РСФСР 1960 г. принципа аналогии судебное правотворчество советскими юристами не исследовалось, фактически судебная практика, выраженная в разъяснениях Пленума Верховного Суда СССР и Пленума Верховного Суда РСФСР, выступала источником права, так как в судебных решениях допускались ссылки на них как на правовую основу разрешения дела. Что касается опубликованной практики Верховного Суда СССР и Верховного Суда РСФСР, следует отметить, что она практически всегда учитывалась нижестоящими судами в качестве ориентира в вопросах применения и толкования права, устранения пробелов в нем, применения аналогии закона или аналогии права.

На современном этапе развития отечественного права, когда законы нередко оказываются некачественными, предоставление Верховному Суду РФ права толкования законов оправданно, т.к. с помощью руководящих и обязательных разъяснений он сможет выполнить функцию обеспечения единообразия в судебной практике, придавая нормативное значение обобщенному опыту деятельности судебных органов. Представляется, что положения, формулируемые высшими судебными органами в своих решениях, должны играть вспомогательную роль по отношению к нормативному правовому акту, выступая дополнительным источником регулирования правовых отношений, так как их предназначение - дача разъяснений по применению закона в точном соответствии с его буквой и духом.

1.2 Роль судебного толкования в англо-саксонской и романно - германской правовой семье

Англо-саксонская правовая семья, или семья общего права является одной из древнейших правовых систем. Общее право, где центральное место в системе правовых источников принадлежит судебному прецеденту, действует в Англии, США, Канаде, Австралии, Северной Ирландии, Индии, Новой Зеландии и ряде других государств.

Судебный прецедент как источник права зародился в средневековой Англии. Его становлению и развитию способствовал ряд необходимых условий, присущих только этому источнику права, а именно: отделение судебной власти от законодательной и исполнительной; получение независимости; наличие высокого уровня квалификации судей; создание централизованных судебных органов; установление публикаций судебных отчетов. Эти условия необходимо увязывать с другими особенностями развития страны (экономика, религия, политика, правовая культура общества), которые позволили возникнуть, сформироваться и существовать судебному прецеденту в странах общего права.

В общем виде правило прецедента сводится к следующему: каждый суд обязан следовать решению вышестоящего суда, а также связан своими собственными решениями. Вышестоящая судебная инстанция может отвергнуть прецедент нижестоящего суда, а в отдельных случаях и свое ранее вынесенное решение. При этом следует отметить, что обязательностью обладает не судебное решение в целом, а его мотивировочная часть, то есть правоположение, на котором основаны выводы суда. В юридической литературе данная составляющая получила название ratio desidendi (сущность решения).

Говоря о прецеденте как об источнике уголовного права, следует отметить, что речь идет о высших судебных инстанциях. В Канаде это Верховный Суд Канады и Федеральный Суд Канады; в США это Верховный Суд США и верховные суды штатов; в Австралии - Федеральный Верховный Суд и верховные суды штатов и территорий; в Англии - Верховный Суд и Палата лордов.

Первоначально судебный прецедент содержал уголовно-правовые установления. На современном этапе его роль существенно изменилась в связи с возрастанием роли статута как источника уголовного права, что, в свою очередь, привело к тому, что большое количество дел разрешается на основе статута, а не на основе прецедента. В настоящий момент английские суды не вправе устанавливать уголовную ответственность за какие-либо новые деяния или расширять уже существующие составы преступлений. Это было подтверждено в 1972 г. Палатой лордов, которая отказалась подтвердить наличие такого полномочия у судов, указав, что суды не могут устанавливать конкретные виды преступлений, так как это - прерогатива английского парламента.

В США уголовно-правовые установления также содержатся преимущественно в уголовном законодательстве, которое состоит из федерального законодательства и законодательства отдельных штатов. Впервые подобная позиция была закреплена в одном из решений Верховного Суда США в 1812 г., где говорилось, что федеральные суды не могут признавать преступлением деяние, которое не предусмотрено в качестве такового федеральным законом. Данное положение нашло свое отражение в уголовном законодательстве штатов.

В проекте примерного Уголовного кодекса (п. 1 ст. 1.05) говорится: "Никакое поведение не составляет посягательства, если оно не является преступлением или нарушением по настоящему Кодексу или иному статуту данного штата". Тем не менее, прецедент не утратил свое значение в качестве источника уголовного права. Его роль лишь сместилась в сторону толкования уголовных статутов. Так, в деле "Рот против США" (1957 г.) о распространении непристойности при помощи прессы судьей Бреннаном было сформулировано определение непристойности: "Непристойный материал - это материал, который представляет секс так, что он вызывает похотливый интерес". Указанный прецедент активно используется судами при разрешении данной категории дел.

Кроме того, прецедент устанавливает правила применения правовых норм. В частности, в 1957 г. Верховный Суд США (обобщив ряд принятых ранее решений) постановил, что военные трибуналы не могут привлекать к уголовной ответственности матерей, жен и детей военнослужащих, а также гражданских лиц, работающих на военных базах, квалифицируя их противоправные действия по Кодексу военной юстиции. Данная категория граждан находится в сфере действия общеуголовного законодательства.

Представляется, что это связано с той ролью, которую играет в странах англо-саксонской правовой семьи принцип единообразного понимания и применения уголовного закона. Единственным способом, позволяющим воплотить его в жизнь, являются прецеденты высших судебных инстанций.

Закон в системе общего права не имеет смысла, пока он не истолкован судами. Действует правило, согласно которому правоприменительный орган связан не только самим текстом закона, но и тем его толкованием, которое дано ему в предшествующих судебных решениях, именуемых прецедентами толкования. Как отмечает Р. Давид, К. Жоффре-Спинози, в Англии "всегда предпочтут цитировать вместо текста закона судебные решения, применяющие этот закон. Только при наличии таких решений английский юрист будет действительно знать, что же хотел сказать закон, так как именно в этом случае норма права предстанет в обычной для него форме судебного решения".

В связи с чем интерес представляет позиция Верховного Суда США: он отказывается решать, соответствует ли закон штата Конституции США, если суды этого штата не уточнили при толковании действительного значения данного закона.

Одно время в американской правовой системе господствовала доктрина расширительного толкования закона. Расширительному толкованию подлежали как уголовно-правовые понятия, так и признаки конкретных преступлений, что, в свою очередь, вело к судебному произволу.

В настоящее время в законодательстве закреплен следующий принцип: "Правило о том, что уголовный закон подлежит строгому толкованию, не применяется в отношении Общих положений Уголовного кодекса, но они должны толковаться в соответствии с ясным смыслом их терминов, имея в виду упрочение правосудия и достижение целей права" (§ 5 штата Нью-Йорк). Отсюда следует, что расширительному толкованию подлежат нормы только Общей части УК. Положения Особенной части толкуются буквально.

Кроме того, следует отметить, что нормы общего права не всегда прямо отменяются законом. Зачастую они продолжают действовать, но лишь в части, ему не противоречащей. Например, такое положение содержится в ст. 939.10 УК штата Висконсина.

Особое место в системе правовых источников США занимают решения Верховного Суда о признании уголовно-правовой нормы не соответствующей Конституции. Так, решением по делу "Рой против Уэйд" (1973 г.) Верховный Суд признал неконституционной норму уголовного закона одного из штатов, которая предусматривала уголовную ответственность за аборт. По мнению суда, V и XIV поправки к Конституции включают право каждого по своему усмотрению вести свою личную жизнь, в том числе право женщины на прерывание беременности. Признав норму неконституционной, Верховный Суд лишает ее юридической силы, что исключает последующее применение правовой нормы. При рассмотрении дел в будущем как нижестоящие суды, так и сам Верховный Суд ссылаются на данный прецедент в обоснование своих выводов.

Следует отметить, что закон в правовой системе США играет большую роль, чем в Англии. Основной закон государства - Конституция - выступает главным источником права, занимающим доминирующее положение по отношению как к законодательным актам, так и к судебным актам.

Согласно устоявшейся традиции считается, что в англо-саксонской правовой семье прецеденту все же принадлежит ведущая роль по сравнению с законом.

Относительно данной проблемы мы склоняемся к позиции Р. Давида, К. Жоффре-Спинози, М.Н. Марченко, что "закон и подзаконные акты не могут считаться второстепенными. Они фактически играют такую же роль, как аналогичные источники на Европейском континенте".

Прецедент может быть отменен судом или законом. В связи с чем можно говорить о подчиненном характере прецедента законодательству. С другой стороны, как отмечает английский исследователь Р. Уолкер, "законодательство как источник права находится в менее выгодном положении в том смысле, что акт парламента требует судейских толкований, которые сами становятся судебными прецедентами. Поэтому было бы упрощенно относиться к парламентскому законодательству как к источнику, стоящему выше прецедента".

А.А. Максимов указывает, что "в действительности закон и прецедент как формы права тесно переплетены. В процессе применения закон подвергается толкованию судей. В Англии традиционно считается, что принятый закон начинает "жить", становится правовым запретом или велением только будучи применен судьей...

Прецедентное и статутное право настолько переплелись, что количественный рост законов во второй половине XX в. привел лишь к активизации прецедентного права, которое буквально поглощает законы. Судебная практика определяет их реальное действие, а по существу и содержание посредством прецедентов толкования, что позволяет вносить в право изменения, минуя широкое обсуждение, сложную законодательную процедуру".

Таким образом, правовые системы стран семьи общего права развиваются за счет взаимодействия судебных прецедентов и законодательных актов. Фактически закон мертв без прецедентов, которые истолковывают, разъясняют и уточняют смысл правовых предписаний. В связи с чем, на наш взгляд, среди них нельзя выделить главный или второстепенный источник уголовного права. Они стоят на одной ступеньке, в одном ряду, гармонично дополняя друг друга.

Роль прецедента как источника права постоянно возрастает в странах континентального права. В связи с чем представляется уместным говорить о тенденции сближения романо-германской и англо-саксонской правовых семей, которая проявляется в возрастающей роли судебной практики в странах континентального права и статута в странах общего права, то есть идет так называемый процесс конвергенции.

Романо-германская правовая семья, или семья континентального права является одной из старейших правовых систем современного мира. Она представлена такими странами, как: Франция, Германия, Италия, Швейцария, Швеция, Греция, Испания и т.д. Главная особенность данной правовой семьи заключается в том, что основным источником права выступает закон.

В юридической литературе вызывает споры вопрос о принадлежности России к романо-германской правовой семье. Относительно данной проблемы высказываются различные точки зрения. Так, В.Н. Синюков считает, что российская правовая система представляет собой самостоятельную славянскую правовую семью, обосновывая свою позицию тем, что она "не вмещается в идеологические, логические, культурно-исторические рамки романо-германской правовой семьи; практически по всем фундаментальным параметрам правовой культуры русская правовая культура демонстрирует самостоятельность и несовпадение с европейской, американской, мусульманской и иными правовыми цивилизациями".

Подобные документы

Понятие и сущностные черты процесса толкования уголовно-правовых норм. Языковой, системный и историко-политический способы толкования уголовного закона. Виды толкования уголовного закона по субъекту. Результаты и акты толкования норм уголовного права.

курсовая работа , добавлен 08.04.2011


Лингвистические аспекты конституционного толкования как формы разъяснения закона. Влияние официального и судебного толкования Конституции Российской Федерации на развитие правовой системы в государстве. Сущность казуального и нормативного разъяснения.

курсовая работа , добавлен 20.09.2015


Понятие Конституционного Суда Российской Федерации, его статус и полномочия. Определение места судебной практики в системе источников права. Негативные прецеденты и акт толкования правовых норм. Влияние решений КС РФ на расширение сферы судебной защиты.

курсовая работа , добавлен 20.05.2014


Толкование Конституции как вид правовой деятельности. Лингвистические аспекты конституционного толкования. Влияние официального и судебного толкования Конституции РФ на развитие правовой системы в России. Сущность казуального и нормативного толкования.

курсовая работа , добавлен 21.09.2015


Толкование правовых норм как важнейшее условие их правильного понимания и применения. Виды толкования права по субъектам и объему. Характеристика способов толкования. Толкование конституционных и иных законов Российской Федерации Конституционным Судом.

курсовая работа , добавлен 11.03.2011


Понятие и виды конституционного толкования как вида правовой деятельности высокого юридического ранга. Конституционный Суд как орган наделенный функциями толкования Конституции Российской Федерации. Основные проблемы необходимости толкования Конституции.

контрольная работа , добавлен 24.08.2011


Толкование Конституции как вид правовой деятельности. Анализ вопросов дифференциации способов толкования. Основные виды толкования Конституции Российской Федерации, его рамки и нормы. Особенности процедуры толкования Конституции Конституционным судом.

курсовая работа , добавлен 19.05.2016


Понятие и история развития уголовного законодательства в России, особенности его структуры. Действие уголовного закона во времени, в пространстве, по кругу лиц. Толкование уголовного закона. Принципы разрешения многозначности возможного толкования закона.

курсовая работа , добавлен 10.11.2016


Понятие, необходимость и цели толкования. Функции толкования. Виды толкования по субъектам. Официальное и неофициальное толкование. Способы и объемы толкования правовых норм. Акты толкования права: понятие особенности, классификация.

курсовая работа , добавлен 25.08.2007


Правовая культура и юридическая техника. Юридическая конструкция как средство юридической техники. Анализ судебной практики толкования права. Рассмотрение основных примеров расширительного и ограничительного толкования нормативных правовых актов.

Главная » Преступления » Судебное толкование в применении уголовного закона: история и современность. Виды толкования права