Святой феофан затворник труды. Феофан затворник, свт житие

Был священником Владимирской церкви этого села. Мать будущего святителя, Татьяна Ивановна, происходила из священнической семьи. В семье отца Василия было три дочери и четыре сына.

Отец часто брал Георгия с собой в храм, где тот становился на клиросе или прислуживал в алтаре. Первоначальное образование Георгий получил в родительском доме, где ему привили любовь к святой православной вере и к храму.

Духовное образование

Именно здесь у него появилось все более возрастающее благоговение к святителю Тихону Задонскому . Вместе с родными юноша совершил паломничество в Задонский монастырь , где почивали мощи святителя Тихона Задонского, в то время еще не прославленного.

В семинарии Говоров учился так же успешно, как и в училище. Будучи в числе лучших учеников, он сам пожелал остаться на повторный курс в философском классе. Благочестие и добрая религиозная нравственность, заложенные в душе Георгия в детские годы, не только не угасли во время учебы, но продолжали возрастать. Характерной чертой его была любовь к уединению.

По личному распоряжению епархиального архиерея - епископа Орловского Никодима - Георгий был направлен в Киевскую духовную академию .

По свидетельству современников, студент Георгий Говоров именно здесь, в Киевской академии, развил в себе способность к писательству. Благодатное влияние оказали на Георгия Киево-Печерская Лавра и киевские церковно-исторические памятники. Впечатления от посещения Лавры были настолько глубоки и сильны, что Святитель до конца жизни с восторгом вспоминал о них. "Киевская Лавра - говорил впоследствии епископ Феофан, - неземная обитель. Как пройдешь брешь, бывало, так и чуешь, что зашел в другой мир".

При отличных успехах в науках студент Говоров обращал на себя внимание своим поведением. В профессорских ведомостях он аттестуется как студент, обладающий весьма хорошими способностями, отличающийся усердием и проявляющим успехи в науке. Любимыми предметами будущего архипастыря были предметы богословские и в особенности Священное Писание и церковное красноречие.

Постриг и рукоположение

Иеромонах Феофан продолжал учебу в академии и писал курсовое сочинение на тему: "Обозрение подзаконной религии". Он успешно сдал выпускные экзамены, а курсовое сочинение в числе лучших было отослано в Святейший Синод на рассмотрение. В году иеромонах Феофан в числе первых закончил академию со степенью магистра.

Учебно-воспитательная деятельность в Киеве, Новгороде, Санкт-Петербурге

Вся его педагогическая система основывается на идее нравственно воспитывающего обучения. Он признавал плодотворным лишь то образование, которое не только ум развивает, но и главным образом облагораживает сердце. Будущий святитель был глубоко предан делу доброго христианского воспитания, но дух его стремился в более родную ему область молитвенного общения с Богом и иноческого жития.

Служение в Русской Духовной Миссии в Иерусалиме

Олонецкая духовная семинария в это время была еще совершенно не устроена, даже не имела своего здания. Архимандрит Феофан занимается организацией строительства здания для семинарии. Однако главной заботой отца Феофана, было воспитание учащихся Олонецкой семинарии.

Помимо семинарии на архимандрита Феофана были возложены многие дела по епархии из-за отсутствия Олонецкого архиепископа Аркадия, который был вызван в Санкт-Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. 17 октября года отец Феофан определен членом Олонецкой Духовной консистории. Архимандрит Феофан заботился об улучшении проповеднической деятельности приходского духовенства и выработал целый ряд мер борьбы с расколом, который утвердился в тех краях в форме даниловщины , филипповщины , аристовщины и странничества .

Настоятель Константинопольского посольского храма

За четыре года своего служения на Тамбовской кафедре он успел снискать всеобщую и самую искреннюю любовь необыкновенной кротостью своего характера, редкой деликатностью и участливым вниманием к нуждам пасомых.

Проявил себя ревностным проповедником. Почти каждое богослужение он сопровождал проповедью, и слово его, шедшее от сердца и дышавшее глубоким убеждением, привлекало многочисленных слушателей. Плодом его ревностного проповедания явился выпуск двух томов его слов к тамбовской пастве (всего 109 слов).

Епископ Феофан в то же время заботился о повышении образования и самого духовенства. По его ходатайству перед Святейшим Синодом с 1 июля года стали выходить «Тамбовские епархиальные ведомости ».

При своих многочисленных и разнообразных делах и заботах по управлению Тамбовской епархией святитель Феофан находил время и для учено-литературной деятельности. К этому времени относится его богословский труд «Письма о христианской жизни», который заключает в себе целую систему христианского нравственного учения.

Во время одной из поездок с целью обозрения храмов и монастырей своей епархии святитель Феофан посетил Вышенскую пустынь , которая понравилась ему строгим иноческим уставом и красотой местности. Назначая туда настоятелем эконома архиерейского дома игумена Аркадия, владыка на прощание сказал ему пророчески: «Поезжайте, отец игумен, туда, а там, Бог даст, и я к вам приду».

Епископ Владимирский

Непродолжительно было служение епископа Феофана и во Владимире , но и здесь он проявил себя ревностным архипастырем и успел заслужить всеобщее уважение и любовь. Он предпринимал поездки в раскольнические центры епархии, где произнес целый ряд проповедей, а в конце года открыл в селе Мстере Вязниковского уезда Богоявленское православное братство.

Однако предметом самых усердных забот епископа Феофана явились церковно-приходские школы и духовно-учебные заведения епархии. Он закончил начатую его предшественником постройку общежития для учеников Владимирской духовной семинарии , открыл училище для девиц духовного звания. С начала года по ходатайству святителя Феофана стали выходить «Владимирские епархиальные ведомости ».

Увольнение на покой

После двадцатипятилетнего служения Церкви на различных поприщах, преосвященный Феофан нашел благовременным осуществить свое всегдашнее стремление. Посоветовавшись со своим давним духовным руководителем митрополитом Исидором, он подал прошение в Святейший Синод об увольнении его на покой с правом пребывания в Вышенской пустыни Тамбовской епархии. Ходатайство владыки было удовлетворено, 17 июля года он был освобожден от управления епархией и назначен настоятелем Вышенской пустыни .

«Я ищу покоя, - писал епископ Феофан митрополиту Исидору, - чтобы покойнее предаться занятиям желаемым, с тем непременным намерением, чтобы был и плод трудов, и полезный и нужный для Церкви Божией» .

Суетная должность настоятеля нарушала внутренний покой владыки Феофана, и он скоро подает новое прошение об освобождении его от этой должности. Святейший Синод удовлетворил его просьбу. Об этом времени святитель говорил: «Выши своей не променяю не только на Санкт-Петербургскую митрополию, но и на патриаршество, если бы его восстановили у нас и меня назначили бы на него... Вышу можно променять только на Царство Небесное».

В первые шесть лет своего пребывания в Вышенской пустыни преосвященный Феофан не уединялся окончательно. Вместе с иноками обители он ходил ко всем церковным службам, а в воскресные и праздничные дни сам совершал литургию в сослужении братии. Он охотно принимал посетителей - родных и почитателей, искавших его духовных советов, вразумлений и наставлений, выходил из кельи на прогулку. Святитель Феофан в начале своего пребывания в Вышенской пустыни испытывал борьбу с помыслами, которые внушали ему сожаление о раннем оставлении кафедры.

Память: 10 / 23 января, 16 / 29 июня (перенесение мощей)

Детство

Великий учитель Русской Церкви святитель Феофан Затворник, в мире Георгий Васильевич Говоров, родился 10 января 1815 года в селе Чернава Елецкого уезда Орловской губернии.

Его отец, Василий Тимофеевич Говоров, был священником и отличался истинным благочестием. Как выдающийся среди духовенства, он был назначен на ответственную должность благочинного и нес ее в течение 30 лет, заслужив одобрение начальства, а также любовь и уважение подчиненных. Отец Василий был человеком прямого и открытого характера, добросердечный и гостеприимный.

Мать, Татьяна Ивановна, происходила из семьи священника. Она была женщина глубоко религиозная и в высшей степени скромная. Имела тихий, кроткий нрав. Отличительною чертою ее характера была мягкость и доброта сердца, особенно ярко выражавшиеся в ее сострадательности и всегдашней готовности прийти на помощь всякому нуждающемуся. От нее Георгий унаследовал, по свидетельству ближайших родственников, нежное, любящее сердце и некоторые характерные черты личности: кротость, скромность и впечатлительность, а также черты внешнего облика. Счастливая пора детства святителя напоминает подобный же период в жизни вселенских учителей – Василия Великого, Григория Богослова и Иоанна Златоуста, когда древние матери-христианки в добром семейном воспитании полагали начало будущей славы своих детей.

От отца же святитель Феофан унаследовал сильный и глубокий ум. Отец-священник часто брал с собою сына в храм Божий, где он становился на клиросе или прислуживал в алтаре. При этом развивался в отроке дух церковности.

Так под мудрым руководством отца и нежной, любовной попечительностью матери при благочестивой настроенности всего семейства протекали первые годы детства: у родителей кроме Георгия было еще три дочери и три сына.

Учеба в училище и семинарии

Надо сказать, что первоначальное образование отрок Георгий получил в родительском доме: на седьмом году его начали учить грамоте. Отец Василий руководил обучением и прослушивал заданные уроки, а учила детей мать. "Еще в детстве Георгий обнаруживал ум весьма светлый, пытливый, доискивающийся первопричины явлений, быстроту соображения, живую наблюдательность и другие качества, приводившие нередко в удивление окружающих. Еще более возвысился, дисциплинировался и укрепился ум его школьным образованием", – пишет один из биографов святителя Феофана И. Н. Корсунский.

В 1823 году Георгий поступил в Ливенское духовное училище. Отец Василий устроил сына на квартиру к одному из учителей этого училища, Ивану Васильевичу Петину, оказавшему благотворное влияние на мальчика, побуждавшему отрока исправно готовить уроки и учившему его послушанию и благонравию. Нравственный и духовный климат в училище был самый благоприятный. Способный, хорошо подготовленный отрок легко прошел курс духовного училища и через шесть лет (в 1829 году) в числе лучших учеников был переведен в Орловскую духовную семинарию.

Во главе семинарии стоял тогда архимандрит Исидор (Никольский), впоследствии известный иерарх Русской Церкви - митрополит Санкт-Петербургский и Новгородский. Преподавателями были люди исключительно даровитые и усердные. Так, учителем словесности был иеромонах Платон, впоследствии митрополит Киевский и Галицкий. Философские науки преподавал профессор Остромысленский. Ему был обязан Георгий своим особым интересом к философии и психологии. Это послужило причиной того, что он остался в философском классе на повторном курсе.

В семинарии Георгий учился так же успешно, как и в училище. Именно здесь юноша впервые начал сознательно работать над собой. Уже в это время его характерной чертой была любовь к уединению. В семинарских ведомостях отмечалось, что он отличается "склонностью к уединению"; назидателен в обращении с товарищами; подает собою пример трудолюбия и благонравия; кроток и молчалив".

В годы учебы в семинарии у Георгия появилось необычайное, все более возрастающее благоговение к святителю Тихону Задонскому. Вместе с родными он совершил паломничество в Задонский монастырь, где почивали мощи святителя, в то время еще не прославленного.

Георгий Говоров отлично окончил семинарию и в глубине сердца мечтал об академии, но не надеялся на подобное счастье и уже был занят мыслью о подыскании подходящего сельского прихода. Но неожиданно в 1837 году получает назначение в Киевскую духовную академию по личному распоряжению Преосвященного епископа Орловского Никодима, несмотря на то что ректор семинарии архимандрит Софроний не имел в виду Георгия и был даже против, ибо ценил в учениках твердое заучивание учебника, чем Говоров не отличался.

Учеба в Киевской духовной академии

Киевская духовная академия в те годы процветала. Это было благоприятное время как по доброму нравственному направлению жизни академии так и по обилию талантов в профессорской корпорации. Киевский митрополит Филарет (Амфитеатров), прозванный за святость жизни Филаретом Благочестивым, уделял большое внимание духовно-религиозной жизни студентов. Ректором академии был в то время архимандрит Иннокентий (Борисов) - знаменитый церковный проповедник, читавший лекции по энциклопедии богословских наук. Он приучал студентов говорить проповеди экспромтом и сам увлекал слушателей своими вдохновенными импровизациями. Каждая лекция его и проповедь были событием, пробуждавшим работу мысли и поднимавшим духовный настрой в студенческой семье.

Инспектором Киевской духовной академии с 1838 года был архимандрит Димитрий (Муретов), читавший лекции по Догматическому богословию. О нем свт. Феофан сохранил самые светлые воспоминания: из всех современных ему иерархов его он считал "самым даровитым по уму, широкому образованию и лучшим по жизни". Из других преподавателей особенно выделялся протоиерей Иоанн Михайлович Скворцов, учитель метафизики и философии. Священное писание преподавал в то время молодой и даровитый бакалавр, впоследствии член Санкт-Петербургского духовно-цензурного комитета архимандрит Фотий (Ширевский). Большое влияние на юношей имел также профессор красноречия Яков Кузьмич Амфитеатров, у которого студент Говоров учился глубокой христианской убежденности, простоте слога и ясности мысли.

По свидетельству современников, святитель Феофан именно здесь, в Киевской академии, развил в себе способность и любовь к писательству. Своими письменными проповедническими трудами он снискал уважение не только у сокурсников, но и у преподавателей. "Никто лучше его не писал, - говорил его сокурсник по академии митрополит Московский Макарий (Булгаков), - только по скромности своей он не мог громко читать своего сочинения".

Благодатное влияние оказала на Георгия Киево-Печерская Лавра, впечатления от которой были настолько глубоки и сильны, что святитель до конца своей жизни вспоминал о них с восторгом: "Киевская Лавра - неземная обитель. Как пройдешь брешь, бывало, так и чуешь, что зашел в другой мир".

С разрешения академического и высшего духовного начальства 15 февраля 1841 года он принял постриг с именем Феофан. Чин пострижения совершен был ректором академии архимандритом Иеремией. Вместе с другими новопостриженными он посетил иеросхимонаха Парфения, совет которого выполнял в течение всей жизни: "Вот вы ученые монахи, набравши себе правил, помните, что одно нужнее всего: молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу. Вот чего добивайтесь". 6 апреля 1841 года тем же Иеремиею, но уже епископом Чигиринским в большом Успенском соборе Киево-Печерской Лавры инок Феофан был рукоположен во иеродиакона, а 1 июля - во иеромонаха. В 1841 году иеромонах Феофан в числе первых закончил академию со степенью магистра.

На учебно-воспитательском поприще (1841-1855)

27 августа 1841 года иеромонах Феофан был назначен ректором Киево-Софиевского духовного училища. Ему было поручено преподавание латинского языка в высшем отделении этого училища. Он был замечательным педагогом и добивался великолепных результатов. Достигалось это путем умелого сочетания учебного процесса с нравственным и религиозным воспитанием: "Самое действительное средство к воспитанию истинного вкуса в сердце есть церковность, в которой неисходно должны быть содержимы воспитываемые дети. Сочувствие ко всему священному, сладость пребывания среди его, ради тишины и теплоты не могут лучше напечатлеться в сердце. Церковь, духовное пение, иконы - первые изящнейшие предметы по содержанию и по силе", - таков взгляд самого святителя на воспитание детей. Благочестие, высокую нравственность, хорошее поведение он ценил не ниже, чем образование, если не выше. В основу своей воспитательской деятельности он ставил христианскую любовь: "Полюбите детей, и они вас полюбят". За ревностное исполнение своих обязанностей молодой ректор удостоился благословения Святейшего Синода.

Недолго трудился отец Феофан в Киевском духовном училище. В конце 1842 года он был перемещен в Новгородскую духовную семинарию на должность инспектора и преподавателя психологии и логики. Деятельность его в качестве инспектора была очень плодотворна. Чтобы предохранить воспитанников от праздности, он располагал их к физическому труду: к столярному и переплетному ремеслу, к занятиям живописью. В летнее время предпринимались загородные прогулки с целью отдохновения от утомительных умственных занятий. За три года пребывания в Новгороде он успел проявить себя как талантливый воспитатель и прекрасный преподаватель христианской науки о душе человеческой.

Высшее духовное начальство высоко ценило нравственные качества и умственные дарования иеромонаха Феофана, и потому в конце 1844 года он был переведен в Санкт-Петербургскую духовную академию на должность бакалавра по кафедре Нравственного и Пастырского богословия. К преподаваемым предметам иеромонах Феофан относился с большим вниманием и в подготовке к лекциям проявлял высокую требовательность к себе. Главными источниками его лекций были Священное писание, творения святых отцов, жития святых и психология. Однако он не полагался на свои силы и показал свои лекции знатоку аскетических творений, будущему святителю Игнатию (Брянчанинову), который прочел их и одобрил.

В 1845 году отец Феофан был назначен помощником инспектора академии, а затем стал членом комитета для рассмотрения конспектов наук семинарского образования. В то же время иеромонах Феофан исполнял обязанности инспектора академии. За ревностное исполнение этих обязанностей он был во второй раз удостоен благословения Святейшего Синода, а в мае 1846 года - звания соборного иеромонаха Александро-Невской Лавры. Он глубоко был предан делу доброго христианского воспитания, однако его влекло другое - монашеская уединенная жизнь: "…ученою должностью начинаю тяготиться до нестерпимости. Пошел бы в церковь, да там и сидел".

Скоро представился случай к удовлетворению духовной потребности отца Феофана. В августе 1847 года по его собственному желанию он был назначен членом создаваемой Русской Духовной миссии в Иерусалиме. Вернувшись из Иерусалима в 1854 году в Санкт-Петербург, он за свои труды был возведен в сан архимандрита с присвоением ему титула настоятеля третьеклассного монастыря, а 12 апреля 1855 года он был назначен преподавать каноническое право в Санкт-Петербургской академии. Кроме этого он занимался проповедничеством.

В сентябре 1855 года архимандрит Феофан получил новое назначение - на должность ректора и профессора Олонецкой духовной семинарии. По поручению начальства он должен был заниматься организацией строительства здания для семинарии. Отец Феофан прибыл к назначению в тот момент, когда Олонецкий архиепископ Аркадий был вызван в Санкт-Петербург для присутствия в Святейшем Синоде. Из-за его отсутствия на отца архимандрита были возложены и епархиальные многие дела. В октябре 1855 года он определен членом Олонецкой духовной консистории. Он и здесь нашел сферы деятельности, имевшие близкое отношение к его высокой духовной настроенности и ко благу населения, - это, в первую очередь, проповедование слова Божия и выработка мер борьбы с расколом. Однако главной заботой, отвечающей высоким стремлениям души отца Феофана, было все же воспитание учащихся.

Святая земля. Константинополь

В 1856-1857 гг. отец Феофан снова послан на Восток в должности настоятеля Посольской церкви в Константинополе. По возвращении оттуда ему открылось новое поприще для служения Святой Церкви: в мае 1857 года указом Святейшего Синода он был назначен на должность ректора Санкт-Петербургской духовной академии. Особое внимание он обращал на воспитательную работу во вверенной ему академии: он был руководителем и отцом студентов и обращался с ними, как отец со своими детьми. Питомцы академии доверяли своему ректору и свободно обращались к нему со всеми своими нуждами и недоумениями. Архимандрит Феофан усиленно занимался также редакторской и богословско-популяризаторской работой. Ему приходилось принимать много видных ученых и знатных посетителей. В день празднования 50-летия академии ее ректор был награжден знаком ордена Святого Владимира III степени за отлично-ревностную и полезную службу. Недолго после этого отцу Феофану пришлось быть ректором. Всеблагому Промыслу Божию угодно было возвести его в сан епископа.

Но прежде хотелось бы осветить его служение церкви с еще одной стороны - с пастырской и ученой деятельностью за границей. Сам отец Феофан сравнивает свою странническую жизнь, полную разнообразной деятельности, с шаром, без треска и шума катящимся туда и сюда по направлению сообщаемых ему ударов. В этих словах его выражается покорность воле Божией.

Итак, в августе 1847 года иеромонах Феофан был назначен членом создаваемой Русской Духовной Миссии в Иерусалиме, во главе которой стоял архимандрит Порфирий (Успенский) - прекрасный знаток Востока, известный церковный археолог, человек замечательного ума и несокрушимой энергии. 14 октября 1847 года миссия отправилась из Петербурга в Палестину через Киев, Одессу и Константинополь, и 17 февраля 1848 года была радушно принята в Иерусалиме Блаженнейшим Патриархом Кириллом.

Цель миссии определялась следующим кругом обязанностей:

Иметь в Иерусалиме представителей Русской Церкви и образец нашего благолепного служения,

Преобразовать мало-помалу само греческое духовенство, ибо оно переживало упадок нравственности, возвысить оное в собственных его глазах и паствы,

Привлечь к Православию колеблющихся и отступивших от Православия вследствие недоверия к греческому духовенству и влияния со стороны разных вероисповеданий.

Кроме того, множество богомольцев и паломников из России требовали удовлетворения тех или иных религиозных нужд.

Члены Миссии имели постоянное местожительство в Иерусалиме и, знакомясь с христианским Востоком, посетили многие святые места Палестины, Египта и Сирии. Отец Феофан трудился особенно усердно, неукоснительно выполняя все, что от него требовали.

Вместе с тем он успевал многое сделать и для самообразования: выучился иконописи, прекрасно изучил греческий язык, основательно - французский, занимался еврейским и арабским языками, ознакомился с памятниками аскетической письменности прошлых веков, изучал библиотеки, отыскал старинные рукописи в древнейшем монастыре Саввы Освященного. В Иерусалиме отец Феофан досконально ознакомился с лютеранством, католичеством, армяно-григорианством и другими вероисповеданиями, на деле узнал, в чем заключается как сила их пропаганды, так и слабость. В беседах с инославными члены миссии раскрывали истинность Православия, но наилучший, наглядный пример превосходства своего вероисповедания они являли своей высоконравственной, благочестивой жизнью.

В 1853 году началась Крымская война, и Русская Духовная Миссия 3 мая 1854 года была отозвана. Возвращаться на родину пришлось через Европу. По пути в Россию иеромонах Феофан побывал во многих европейских городах, и везде он осматривал храмы, библиотеки, музеи и другие достопримечательности. Например, в Италии, стране классического искусства, отец Феофан как большой любитель и знаток живописи интересовался произведениями живописи. В Германии подробно познакомился с постановкой преподавания в учебных заведениях различных наук, особенно богословия. За ученые труды и рвение к исполнению возложенных на него обязанностей иеромонах Феофан всемилостивейше был пожалован 5 мая 1851 года кабинетным золотым наперсным крестом.

Определение Святейшего Синода от 21 мая 1856 года архимандрита Феофана на важный и ответственный пост настоятеля Посольской церкви в Константинополе обусловливалось тем обстоятельством, что он был хорошо знаком с православным Востоком и был вполне подготовлен к этой должности.

Константинопольская Церковь в то время переживала сложный период в связи с конфликтом между греками и болгарами. Болгары отстаивали свою религиозную самостоятельность и требовали богослужения на родном языке и пастырей из своего народа. Константинопольская патриархия категорически не соглашалась на какие-либо уступки. Болгар в законных требованиях поддерживало турецкое правительство, представители западных держав и архимандрит Феофан, снискавший своей симпатией и искренним желанием помочь этому народу большую его любовь к себе. Впрочем, отец Феофан со всеми жил в мире: и с болгарами, и с греками, и с членами посольства, и со всеми сослуживцами.

Архимандрит Феофан исполнил возложенную на него миссию и в марте 1857 года представил архиепископу Иннокентию подробный отчет, обстоятельно освещающий положение греко-болгарской распри, а также раскрывающий состояние Восточной Православной Церкви вообще, главным образом, Константинопольского Патриархата. Этот отчет имел большое значение впоследствии при обсуждении греко-болгарской распри Святейшим Синодом Русской Православной Церкви.

Находясь за границей, архимандрит Феофан еще более усовершенствовал свое знание греческого языка, что блестяще проявилось в его переводческой деятельности. Он собрал здесь много жемчужин святоотеческой мудрости в области аскетической письменности.

Архипастырские труды святителя Феофана Затворника в Тамбовской епархии

29 мая 1859 года состоялось наречение архимандрита Феофана во епископа Тамбовского и Шацкого. Епископская хиротония была совершена 1 июня, а 5 июля святитель Феофан вступил в управление епархией. "Мы уже не чужие друг другу, - произнес он, приветствуя свою паству. - В час наречения, еще не ведая вас, я уже вступил в общение с вами, дав обет Богу и Святой Церкви вам принадлежать заботою, трудами и даже своей жизнью. Равным образом и вы должны определить себя на внимание и, в нужном случае, на послушание моему немощному слову и делу по вере и любви. С сей минуты у нас добро и зло общи".

Много забот, трудов, разного рода препятствий, даже огорчений ожидало преосвященного Феофана на Тамбовской кафедре. Епархия была одной из самых обширных и многолюдных. Служение святителя продолжалось только четыре года, но за это время он необыкновенною кротостью своего характера, редкой деликатностью и участливейшим вниманием к нуждам пасомых успел сродниться со своей паствой и приобрести всеобщую самую искреннюю любовь.

Владыка Феофан проявил себя ревностным служителем во всех сферах церковной жизни. Его внимание было сосредоточено преимущественно не на делах внешнего управления, а на душепопечительном служении. Это был истинный архиерей Божий, истинный евангельский пастырь, способный положить душу свою за овцы своя.

В деле религиозно-нравственного просвещения огромное значение принадлежит церковному проповедованию слова Божия, и потому святитель Феофан почти каждое богослужение сопровождает проповедью. Его проповеди представляют собой не продукт сухой умственной работы, а живое и непосредственное излияние чувствующего сердца. Святитель умел так овладеть вниманием слушателей, что в храме водворялась совершенная тишина, вследствие чего слабый голос его слышен был в самых отдаленных углах храма.

Основную задачу проповеднических трудов сам владыка ясно и определенно выразил следующим образом: "Лучшее употребление дара писать и говорить есть обращение на вразумление и пробуждение грешников от усыпления, и такою должна быть всякая церковная проповедь и всякая беседа".

Заботился святитель Феофан и о повышении образования самого духовенства. По его ходатайству перед Святейшим Синодом с 1 июля 1861 года при Тамбовской духовной семинарии стали выходить "Тамбовские епархиальные ведомости". В каждом номере он помещал не менее двух проповедей. Одна проповедь была святоотеческая, а другая - произнесенная им самим или кем-либо из тамбовских пастырей.

Предметом его пристального внимания и забот были духовно-учебные заведения епархии: нередко владыка посещал Тамбовскую семинарию и присутствовал на экзаменах. Заботился он и о внешнем благоустройстве духовно-учебных заведений. Святитель много потрудился, дабы открыть училище для девиц из духовного сословия, однако само открытие состоялось после перевода владыки во Владимир.

Святитель изыскивал различные способы образования простого народа. При нем стали действовать церковноприходские школы, в помощь им - частные школы грамотности, а также воскресные - в городах и больших селах. Немало было забот и о благоустройстве монастырей; особенно много пришлось хлопотать относительно Дивеевского женского монастыря, где в то время произошли большие беспорядки. В одну из поездок с целью обозрения храмов и монастырей своей епархии святитель Феофан посетил Вышенскую пустынь, которая нравилась ему строгим иноческим уставом и красивым месторасположением.

Чиста и возвышенна была частная, домашняя жизнь святителя Феофана Затворника. Он вел очень простой образ жизни. Много молился, но находил время и для научно-литературной работы. Редкие минуты досуга наполнялись рукоделием - столярной и токарной работой по дереву, и только на короткое время владыка выходил на прогулку в сад. Владыка горячо любил природу, восхищался ее красотой, во всем видел следы премудрости Творца. В ясную погоду по вечерам наблюдал за небесными светилами в телескоп, и тогда обычно слышалось из уст астронома, умиленного созерцанием необъятного мира: "Небеса поведают славу Божию".

Никто никогда не слыхал от святителя Феофана грозного слова начальника. "Вот программа начальствующих всех родов, - советовал владыка, - растворяй строгость кротостью, старайся любовью заслужить любовь и бойся быть страшилищем для других. Истинная доброта не чуждается, где должно, строгого слова, но оно в устах его никогда не имеет горечи обличения и укора". Доверие его к людям, в частности к подчиненным, было безгранично. По своей нравственной деликатности и благородству души он боялся оскорбить человека даже намеком на подозрение или недоверие.

Летом 1860 года Тамбовскую губернию постигла страшная засуха, а осенью начались пожары в самом Тамбове, в уездных городах и селениях. В эти трудные для епархии времена преосвященный Феофан явился истинным ангелом-утешителем своей паствы и вещим истолкователем воли Божией, проявившейся в народных бедствиях. Наставления его по внутренней силе мысли, сердечности и одушевленности напоминают знаменитые слова святого Иоанна Златоуста в подобных случаях.

При ближайшем участии епископа Феофана было совершено открытие мощей святителя Тихона Задонского. Произошло это 13 августа 1861 года. "Невозможно описать радости преосвященного Феофана по этому случаю!" - пишет находившийся тогда в Задонске его племянник А. Г. Говоров.

Недолго тамбовской пастве пришлось быть под управлением святителя Феофана: 22 июля 1863 года он был перемещен на древнюю, более обширную Владимирскую кафедру. В прощальном слове к пастве епископ Феофан произнес: "…Всеправящая десница Божия, сведши нас вместе, так сочетала души, что можно бы и не желать разлучения. Но как Тому же Господу угодно было так положить на сердце тем, в руках коих сии жребии перемен, то надобно благодушно покориться определениям Божиим…"

На Владимирской кафедре

В конце августа 1863 года епископ Феофан прибыл в богоспасаемый град Владимир. Служение его на новом месте было еще разнообразнее и плодотворнее, чем на Тамбовской кафедре. За три года служения здесь он произнес 138 проповедей. "Народ тут больно хорош… дивятся. С самого приезда доселе еще ни одной службы не было без проповеди… и слушают".

Владимирская епархия весьма нуждалась в православном миссионерстве, так как губерния была колыбелью раскола: скрываясь из Москвы от преследований правительства, раскольники находили здесь пристанище и немало последователей. Святитель Феофан предпринимал путешествия в раскольничьи центры епархии, где произносил поучения и в самой простой и доступной форме раскрывал несостоятельность раскола как с исторической точки зрения, так и по существу.

За усердную и плодотворную архипастырскую деятельность на Владимирской кафедре во благо Святой Церкви 19 апреля 1864 года епископ Феофан был награжден орденом Анны I степени.

Но святитель Феофан желал уединения, покоя и тишины для того, чтобы заняться трудами духовного писательства и тем послужить Святой Церкви и спасению ближних. Этому препятствовала обширная практическая деятельность. Как епархиальный архиерей он обязан был заниматься и такими делами, которые не сродни были его характеру и часто нарушали его высокое настроение, доставляли скорбь его любвеобильному сердцу. Свое внутреннее состояние он выразил в одном из писем: "В делах никакой трудности не вижу, только душа к ним не лежит". Посоветовавшись со своим духовным руководителем, митрополитом Исидором, епископ Феофан подал прошение в Святейший Синод об увольнении его на покой с правом пребывания в Вышенской пустыни. 17 июля 1866 года святитель Феофан после долгих колебаний со стороны высшего начальства был освобожден от управления Владимирской епархией с назначением на должность настоятеля Вышенской пустыни. Во время прощания архипастыря со своей паствой ясно обнаружилось, какой великой любовью пользовался святитель Феофан в своей епархии. По свидетельству очевидца, многие из предстоящих в храме обливались слезами, ибо сознавали, что уже никогда не увидят дорогого им пастыря.

Вышенский затворник

28 июля после молебна епископ Феофан отправился прямо на Вышу. Сначала он поселился в настоятельских покоях. Позже, к 1867 году, владыка переселился в деревянный флигель, специально для его проживания надстроенный над каменным просфорным корпусом архимандритом Аркадием.

Суетная должность настоятеля нарушала внутренний покой епископа Феофана. Вскоре, 14 сентября 1866 года, святитель Феофан послал в Святейший Синод прошение об увольнении его от управления Вышенской обителью и назначении ему пенсии. Святейший Синод удовлетворил его просьбу. Освободившись от забот по управлению монастырем, преосвященный Феофан начал вести истинно подвижническую жизнь. Вместе с иноками в течение шести лет он ходил ко всем церковным службам, а в воскресные и праздничные дни сам совершал Литургию соборно с братией. Благоговейным служением епископ Феофан доставлял духовное утешение всем присутствующим в храме. Игумен Тихон впоследствии вспоминал: "Едва ли кто из нас, иноков Вышенских, когда-либо слышал во святом алтаре какое стороннее слово из уст святителя Феофана, кроме последования богослужебного. И поучений он не говорил, но самое служение его пред Престолом Божиим было живым поучением для всех".

Когда владыка не служил сам, а лишь посещал богослужение в храме обители, молитва его была в высшей степени поучительна. Он закрывал глаза ради собранности ума и сердца и весь отдавался сладостной беседе с Богом. Глубоко погруженный в молитву, он как бы совершенно отрешался от внешнего мира, от всего окружающего. Нередко случалось, что инок, подносивший ему в конце Литургии просфору, стоял несколько времени, дожидаясь, пока великий молитвенник снизойдет духом в наш дольний мир и заметит его.

Близко познакомившись с внутренним распорядком обители, святитель писал Н. В. Елагину: "Мне здесь крепко хорошо. Порядки здесь истинно монашеские. Из братии есть лютые подвижники… образчик - восьмидесятилетний старик, никогда не присядет в церкви и ворчит на других за это. Служб наберется 8-10 часов. Начинаются с 3 часов утра. Последняя бывает в 7 часов вечера. Пение саровское".

Как ни мало уделял времени Преосвященный Феофан сношениям с внешним миром, и, в частности, приему посетителей, но все же это отвлекало его от главного дела, ради которого он пришел на Вышу. И тогда явилась мысль о полном затворе, которая, впрочем, осуществилась не вдруг. Сначала святитель провел в строгом уединении Святую Четыредесятницу, и опыт был удачным. Потом он уединился на более продолжительное время - на целый год, после чего уже бесповоротно был решен вопрос о полном затворе.

Уединение святителя оказалось "слаще меда", и Вышу он считал "жилищем Божиим, где Божий небесный воздух". Частично райское блаженство он испытал уже здесь на земле, в этом самом уголке необъятной России, который во дни жизни святителя был и вовсе захолустным. Но кому уж теперь неизвестны слова святителя-затворника о том, что "Вышу можно променять только на Царство Небесное"?! Или вот еще встречаются строки в его письмах об этом благословенном уголке России: "Нет ничего на свете краше Вышенской пустыни!" или: "Выша - преутешительная и преблаженная обитель…у нас, например, рай растворенный. Такой глубокий мир!" До самой своей блаженной кончины святитель чувствовал себя вполне счастливым. "Вы называете меня счастливым. Я и чувствую себя таковым, - писал он, - и Выши своей не променяю не только на Санкт-Петербургскую митрополию, но и на патриаршество, если бы его восстановили у нас и меня назначили на него".

Что же скрывалось за этим так называемым "покоем", за этим затвором, за этим блаженством? Колоссальный труд, ежедневный подвиг, который современному человеку и представить немыслимо, не то что подъять на себя. Сам же владыка, умаляя свои подвиги, сокрывая их перед людьми по глубочайшему смирению, имея эту добродетель как некий духовный фундамент в основании души, в одном из писем дает такую характеристику своему затвору: "Меня смех берет, когда скажет кто, что я в затворе. Это совсем не то. У меня та же жизнь, только выходов и приемов нет. Затвор же настоящий - не есть, не пить, не спать, ничего не делать, только молиться… Я же говорю с Евдокимом, хожу по балкону и вижу всех, веду переписку… ем, пью и сплю вдоволь. У меня простое уединение на время".

Наиглавнейшим занятием святителя-затворника была молитва: ей он предавался в течение дня и нередко - ночи. В келиях владыка устроил малую церковку во имя Крещения Господня, в которой служил Божественную литургию во все воскресные и праздничные дни, а в последние 11 лет - ежедневно.

Одним из самых влиятельных духовных писателей 19-го века был Святитель Феофан Затворник, ставший великим учителем христианской жизни. Его сочинения крайне необходимы всем жаждущим спасения. Его нельзя читать без благоговения, без трепета душевного… Он говорит вам о Боге и о вашей душе, открывает просветы в мир иной – как “власть имущий”… И это чувствует каждый, ибо истина сама свидетельствует за себя…

Епископ Феофан оставил нам бесценное сокровище в виде более 60-ти духовных произведений, большинство из которых написано им во время 28-летнего затвора в Выше и которые он завещал перед своей смертью всему русскому народу. В строках его творений можно найти неиссякаемый источник духовного подъема, углубленности в себя и устремленности в небесную высь. В каждой его фразе чувствуется благодать Божия.

Будучи высокообразованным человеком, достигшим необычайных высот в карьере в сравнительно молодом возрасте, тем не менее, он принимает твердое решение удалиться от мира и уйти в затвор. Так он решил свою ученость и знания посвятить служению Православной Церкви, ибо был глубоко убежден в том, что самое главное в деле спасения – это непрестанно умом в сердце молиться Богу и, чтобы никто не мешал… “В делах веры и спасения не философия требуется, а детское приятие Божественной истины. Умишко надо ногами потоптать, вот как на картине Михаил Архангел топчет сатану. Михаил Архангел – это ум, покорный истине Божией, а сатана, это ум возмутившийся, суемудренный, от которого все революции, и в семействах, и в Церкви…”

“Пусть не думают, что в области веры нет философии… Нет, совокупность истин веры есть самая стройная, возвышенная философия, утешительная философия, система настоящая, какой не представляет ни одна система философии. Только до созерцания сей системы нельзя взойти вдруг. Надо чисто принимать истину за истиной, как преподается, без суемудрия, и слагать их в сердце… Когда соберутся все истины, тогда сознание, молитвою изощренное, узрит их строй и будет наслаждаться, и тогда воссияет в душе свет великий. Это – премудрость сокровенная от сынов века сего.”

Именно потому, что святитель Феофан, находясь в 22-летнем затворе, познавал эти истины опытным путем , а не только из философской литературы, слово его имеет такую силу. Он оставил нам высокий образ духовной жизни аскета-затворника, молящегося за свой народ и за весь род христианский.

Жизнеописание Святителя Феофана до затвора

Епископ Феофан – в миру Георгий Васильевич Говоров – сын священника Владимирской церкви, села Чернавска, Елецкого уезда, Орловской губ. Родился он 10 января 1815 г. Благочестивые родители воспитали его в церковном духе, так что с раннего детства он возымел крепкую любовь к Церкви. Недаром и писал он потом, что церковность – самое могучее средство правильного воспитания детей.

Окончив Ливенское духовное училище, он поступает в Орловскую духовную семинарию, которую с успехом заканчивает в 1837 г. Высшее образование святитель Феофан получил в Киевской Духовной Академии, которую он блестяще закончил со званием магистра богословия. В Академии все его помнили, как скромного и благоговейного юношу. Об этом времени он так писал: “Река жизни нашей пересекается волнистой полосой юности. Это время вскипания телесно-духовной жизни. Тихо живет дитя и отрок, мало быстрых порывов у мужа, почтенные седины склоняются к покою; одна юность кипит жизнью. Надобно иметь очень твердую опору, чтобы устоять в это время от напора волн… Что сказать о том, кто не только не любил христианской жизни и истины, но даже никогда и не слыхал о них?.. Он – дом без ограды, преданный разграблению или сухой хворост, преданный горению в огне…”

Будучи студентом Киевской Духовной Академии, он много раз посещал Лаврские пещеры. Здесь, очевидно, у него и созрела мысль об отречении от мира. За несколько месяцев до окончания курса Георгий Васильевич Говоров принял монашеский постриг. В иночестве он нашел свое истинное призвание; к этому его располагали и естественная доброта сердца, и голубиная кротость, и снисходительность, и доверчивость к людям, да и некоторая застенчивость в обращении. По всему видно было, что он не создан для поприща житейской борьбы и суеты. Вскоре его посвящают во иеродиаконы, а затем – в иеромонахи. После пострижения он посетил Лавру, где подвизался старец иеросхимонах Парфений. Этот умный молитвенник так наставлял молодых монахов: “Вот вы, ученые монахи, набрав себе много правил, помните, что одно важнее всего: молиться и молиться непрестанно умом в сердце Богу – вот чего добивайтесь.”

Успешно окончив Академию с титулом Магистра Богословия, иеромонах Феофан назначается ректором Киево-Софийских училищ и преподавателем латинского языка. Около пяти лет занимал он эту должность. Взгляд свой на воспитание он выразил в таком духе: “Воспитание из всех святых дел – самое святое… Надобно так расположить дух учеников, чтобы у них не погасло убеждение, что главное у нас дело есть Богоугождение, а научность есть придаточное качество, случайность, годная только на время настоящей жизни. И потому никак не должно ставить ее так высоко и в таком блестящем виде, чтобы она занимала все внимание и поглощала всю заботу. Нет ничего ядовитее и гибельнее для духа христианской жизни, как эта научность и исключительная об ней забота. Она прямо ввергает в охлаждение и потом навсегда может удержать в нем…”

13 декабря 1844 г. Его назначают бакалавром нравственного богословия в С.-Петербургскую Духовную Академию. Но когда в 1846 г. его причислили к соборным иеромонахам Александро-Невской Лавры, он подал прошение об увольнении, как бакалавра и помощника инспектора Академии. Он весь, безраздельно хотел отдаться иноческому служению… Скоро промысл Божий указал ему иное призвание: его назначили членом Русской миссии в Иерусалиме, где он пробыл до 1853 года.

Вид Палестины, ее холмов и долин, светлых озер и источников удивительно ярко воскрешает в нашем сознании библейские события. Можно представить, как богато питалась душа о. Феофана священными воспоминаниями. Его влекло в древние обители Палестины, в знаменитую Лавру св. Саввы Освященного… Там он мог и слышать поучительные рассказы и сам наблюдать уединенную жизнь подвижников. В 1855 г. он стал настоятелем посольской церкви г. Константинополя, где многое узнал об Афоне и тамошних подвижниках.

В 1859 году архимандрит Феофан посвящается в епископский сан, с назначением на Тамбовскую кафедру, где он служил до 1863 г. Отсюда его переводят во Владимир, где он открывает женское епархиальное училище и начинает издавать “Владимирские епархиальные ведомости.” Как на Тамбовской, так и на Владимирской кафедре Владыка Феофан был неутомим. Он очень часто служит, всегда проповедует, путешествует с целью личного знакомства с паствой, возвращает заблудших в лоно церкви, заботится о духовно-учебных заведениях, открывает церковно-приходские школы, возобновляет храмы Божии – на все простиралось его заботливое архипастырское попечение.

Вскоре святитель Феофан сподобился великого утешения: присутствовать при открытии мощей святителя Тихона Задонского. С юных лет он горел любовью и благоговением к памяти святого Тихона. И здесь, при раке новоявленного святителя, у него сложилось твердое решение идти по его стопам. Оставив Воронежскую кафедру, он удаляется в Задонск, чтобы посвятить себя созерцательной жизни. Как святитель Тихон, так и святитель Феофан решил всю свою ученость посвятить служению Церкви в качестве аскета-затворника.

Значение затвора в жизни Святителя Феофана Затворника

С 1871 года преосвященный Феофан предался полному затвору в Вышенской пустыни – бедной и как бы затерявшейся в лесах Тамбовской губернии. Для совершения богослужения святитель Феофан устроил себе маленькую церковь, выделив для этого часть гостиной. Вместо иконостаса, была простая занавесь из дешевой материи, которой алтарь был отделен от остальной части церкви. В свою келью, кроме келейника, духовника и настоятеля обители, являвшихся к нему по временам, никого не принимал.

Узнав о великом подвижнике, люди со всех сторон стали письменно обращаться к нему за советами; и святитель Феофан, не нарушая своего затвора, не отказывал никому в духовном наставлении. Ежедневно он писал около сорока ответных писем. В них он выражает отеческую заботу к одним, других наставляет, вразумляет, иным отвечает на те или иные вопросы христианской жизни, тех утешает в скорбях, иных предостерегает от разного рода заблуждений и увлечений. Следя из своего затвора за современною жизнью и мыслью, особенно церковной, святитель Феофан со всею ревностью сильного борца Православия встает на защиту его при первом появлении какого бы то ни было учения, противного духу Православия.

В 1883 г. на письмо одного из племянников, где тот просит у него темы для сочинений, преосв. Феофан отвечает ему следующими словами: “Вы просите тем – их легче решать, чем задавать. Я той мысли, что всего лучше писать о том, что падет на сердце: ибо там настоящий источник речи. – Если со вне нужен толчок, то вот он: нас съедает протестанщина, – пашковство, штунда, толстовщина и подобное – все оттуда. Так берите разные пункты мудрований сих, – и бейте их без милости. – Писали вы о том, что есть истина, и нашли, что она есть только в учении Христовом. Идите далее и решайте, где учение Христово. Решайте так: в слове Божием, понимаемом по учению, устно оставленному Апостолами, и хранимому св. Православною Церковью, – с дополнениями из Предания и того, чего нет в Писании Божием… – Этим положите камень – в основу борьбы с протестантами. Затем можете колотить их очень успешно во всем. – Читайте больше св. отцов и их изучайте, – особенно первых веков (3-4-й). Там дух Апостольский. Ведь и у нас много суемудрецов, которых тоже нужно бить. Если не упустите заняться ими: то они сами направят вас на то, чем надо заняться и что написать” (Из письма к племяннику И. А. Крутикову).

Со временем жизнь святителя Феофана сделалась сокровенною для людей, а ведомою одному Богу. Даже на прогулку, для пользования свежим воздухом, преосв. Феофан в годы полного затвора выходил на балкон при своем флигеле так, чтобы никто не мог его увидеть.

О жизни святителя в полном затворе можно передать небольшие сведения – частично по некоторым его собственным замечаниям, частично по свидетельству близких лиц, наконец, по тому, что открылось в его кельях после его кончины. В церквушке во имя Богоявления Господня, устроенной в келье, он совершал богослужения или вычитывал, что нужно в положенные часы. Там-то он, в первые десять лет полного затвора каждый воскресный и праздничный день, а в последующие годы ежедневно, совершал и Божественную Литургию, также один, “в сослужении ангелов,” по выражению одного инока. В алтаре церковке, на стене, по кончине святителя, нашли подвешенный мешочек, весь наполненный записочками с именами лиц, просивших святителя поминать их в своих молитвах.

Рядом с келейною церковью преосв. Феофана находился его рабочий кабинет. Здесь он занимался изучением святоотеческой литературы, которую суммировал в своих вдохновенных творениях и письмах.

Перед праздниками Рождества Христова и Пасхи, получив пенсию, он почти всю ее рассылал по почте разным бедным и родным, оставляя себе лишь немногое на необходимые потребности. А другим рассылал он безвозмездно книжки свои, также соответственно потребности. Святитель сам первый был строгим исполнителем правила, которое предлагал другим к исполнению, а именно: “Не говори требующему помощи: приди завтра; сделай для него сейчас, что можешь. И просить себя долго не заставляй, это похоже на торг.” И он спешил с помощью вещественною или духовною ко всякому нуждающемуся. Письма преосв. Феофана часто представляли собой целые трактаты ученого или популярного характера. В пособие своему замечательному уму и памяти, преосв. Феофан обладал обширною келейною библиотекой, которую постоянно увеличивал, выписывая русские и иностранные книги.

Среди книг разного содержания были: “История России” Соловьева, “Всемирная история Шлоссера,” сочинения Гегеля, Фихте, Якоби, Ульрици, энциклопедический словарь, богословская энциклопедия на французском языке в 150 томах и много других. Ибо, как говорил святитель, “и книги с человеческими мудростями могут питать дух. Это те, которые в природе и в истории указывают нам следы премудрости, благости, правды и многопопечительного о нас промышления Божия… Бог открывает Себя в природе и истории так же, как и в Слове Своем. И они суть книги Божии для тех, кто умеет читать” (“Душеп. Чтение,” 1894 г., № 4).

Но, как само собою понятно, у преосв. Феофана, как человека истинно духовного, более всего было книг духовного содержания: издания Библии, Симфонии, толкования на Библию, творения св. отцов и учителей Церкви вселенской (св. Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, Исаака Сирина, аскетические писания, полное издание Миня); и русской (св. Нила Сорского, Димитрия Ростовского, Тихона Задонского и др.); богослужебные книги – Четьи-Минеи, прологи и т.д., почти все духовные журналы, и прочие.

Кроме писания, преосв. Феофан в своем затворе занимался еще разного рода рукоделиями. “Нельзя все духовным заниматься – писал он, – надо какое-либо нехлопотливое рукоделие иметь. Только браться за него надо, когда душа утомлена, и ни читать, ни думать, ни Богу молиться не способна.” “Есть ли у вас какое рукоделие? Если нет, изобретите. Без рукоделия плохо. Читать и молиться (разумею молитву, во вне выраженную) нельзя непрестанно. А праздно сидеть, мысли блуждать начнут, так и надо в помощь себе рукоделие изобрести” (Письма, 1-й вып.).

Так среди молитвенных подвигов, в церковке и келье совершаемых, среди разного рода умственных занятий и рукоделий у святителя-затворника подлинно не проходило ни минуты без дела. А затем уже немного времени оставалось на удовлетворение телесных нужд сна и бодрствования. Такой подвижник духа, каким был святитель Феофан, не нежил своего тела продолжительным сном, роскошными и многими яствами и пр., напротив, он умерщвлял его всячески, по заповеди св. отцев-подвижников, которую сам же, в русском переводе, предложил ревнующим о спасении: “Должно нам смирять и истощать свое тело воздержанием, а не поблажать ему сластями, чтоб удостоиться царства небесного” (Письма о Хр. жизни).

Незатейливым был порядок обыденной жизни святителя-затворника. По окончании литургии, святитель легким стуком давал знать келейнику о времени утреннего чая. После чая владыка занимался умственными работами, плодами которых были его многочисленные писания и письма. В час дня был у него обед, за которым в последние годы святитель в скоромные дни вкушал только по одному яйцу и по стакану молока. В четыре часа по полудни подаваем был чай; а ужина совсем не было. В постные дни, конечно, еще более усиливалось телесное воздержание святителя-подвижника, которого питали и укрепляли только духовные занятия и молитвенные подвиги.

Что побудило святителя Феофана предаться полному затвору после немногих лет обычного пребывания на покое в Вышенской пустыни? – Без сомнения, главным побуждением к тому служило искреннее, сознательное, выработанное долговременным опытом жизни в иноческом чине, желание полного, совершенного отрешения от мира и всего, что в мире. Ободряющими же к тому для него, как епископа, примерами могли служить такие высокие примеры, как – из истории Церкви вселенской – пример св. Исаака Сирина, а из истории Церкви Русской – пример столь чтимого преосвященным Феофаном святителя Тихона Задонского.

Однако, сам святитель Феофан, оставивший епархиальное служение на 52-м году своей жизни и после долговременного искуса в иноческой жизни, не сразу по удалении на покой посвятил себя полному затвору, а лишь через шесть лет после удаления в Вышенскую пустынь. Он глубоко сознавал высоту подвига затвора полного и потому, как других иноков предостерегал от поспешности в исполнении желания предаваться полному затвору, так и сам не спешил.

“Хотелось бы, говоришь, в затвор. Раненько, да и нужды нет. Один же живешь. Когда-когда кто зайдет. А что в церкви бываешь, это не разбивает твоего одиночества, а утверждает, или дает тебе силу и дома проводить время молитвенно. По временам можно день-другой не выходить, все с Богом стараясь быть. Но это у тебя и так само собою бывает. Так нечего загадывать о затворе. Когда молитва твоя до того укрепится, что все время будет держаться у тебя в сердце пред Богом в благоговении, не выходить из него, и ничем другим заняться не захочет. Этого затвора ищи, а о том не хлопочи. Можно и при затворенных дверях по миру шататься, или целый мир напустить в свою комнату” (Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни, стр. 298).

Сам святитель, не довольствуясь общественным служением с его разного рода отвлечениями от всецелого посвящения себя на служение Богу, на поиски единого на потребу; сперва удалился от дел общественного служения, а затем, когда увидел, что при общежительных условиях иноческой жизни все же многое препятствовало ему всецело предаваться Богу и уединенно беседовать с Ним единым, перешел к полному затвору. Правда, бывали минуты, когда и он сам допускал и другие внушали ему мысль о возвращении к общественному служению в звании епархиального архиерея, в виду полноты сил душевных и телесных, которыми он еще обладал. Но скоро мысль о высокой цели пустынножительства, – о том. что в пустынном уединении он несет особого рода службу Церкви, – побеждала всякую мысль о возвращении в мир.

“Потому св. отцы наши, – писал он сам со слов св. подвижников востока христианского, – поселялись в пустынях, горах, лаврах, монастырях, кельях и пропастях земных, затворах, столпах, чтобы, удаляясь от всего другого, через совершенное терпение, послушание и отсечение воли своей очиститься от страстей и укрепиться в добродетели в общежительных обителях или в уединении и в совершенном отшельничестве воспитать добрые нравы и чувства, посредством трезвения, соблюдая ум не развлекаемым нечистыми помыслами, в надежде или тем. или другим способом обрести Бога, ради Которого поднимали все труды и подвиги, как телесные, так и душевные” (Сб. аскет. пис., стр. 96).

Так жительствовал в Вышенской пустыне святитель-затворник во все многолетнее время своего в ней пребывания, молясь не только о себе, но и о других, трудясь в области духовной письменности уже прямо не ради себя, а ради ближних и достигши того, о чем торжественно и велегласно поет святая Церковь по отношению к пустынникам: “Пустынным непрестанное Божественное желание бывает, мира сущим суетного кроме.”

Главная тема в творениях Святителя Феофана Затворника

В своих писаниях преосв. Феофан является и проповедником, и истолкователем источников богословия – св. Писания и св. Предания, и богословом-систематиком, и прекрасным переводчиком, и вообще духовно-нравственным писателем.

В своих писаниях святитель Феофан по истине является “светом миру” (Матф. 5:14), сиявшим в такое время, когда, с одной стороны, мгла западничества, с его лжеверием, различного рода заблуждениями и нравственным развращением, сильно облагала умы и сердца наших соотечественников, а с другой, и в самом русском обществе древние устои верований, убеждений и строгой нравственности очень уж были расшатаны, и тьма все более застилала духовные очи своих современников. Они не могли не видеть этих верований и убеждений преосв. Феофана – и это да послужит им, как предтечам антихристовой революции, в суд и осуждение.

“Сколько знамений показал Господь над Россиею, – писал в скорби святитель Феофан, – избавляя ее от врагов сильнейших и покоряя ей народы! Сколько даровал ей постоянных сокровищ, источающих дивные знамения, – в св. мощах и чудотворных иконах, рассеянных по всей России! И однако же, во дни наши Россияне начинают уклоняться от веры: одна часть совсем и всесторонне впадает в неверие, другая отпадает в протестантство, третья только сплетает свои верования, в которых думает совместить и спиритизм, и случающиеся геологические ошибки с Божественным откровением. Зло растет; зловерие и неверие поднимают голову; вера и православие слабеют. Ужели мы не образумимся?.. И будет, наконец, то же и у нас, что, например у французов и других… А если это будет, что думаете, будет нам за то в день судный, после таких Божиих к нам милостей? Господи! спаси и помилуй Русь православную от праведного Твоего и надлежащего прещения!” (Мысли на каждый день года по церк. чт. из слова Божия, стр. 233, 306, 371).

Сам свят. Феофан, как строгий аскет-подвижник, в своем нравоучении – “весь в Боге” – “В чем все дело заботливости о спасении души?” – спрашивает он. – “В том, чтобы иметь Бога своим Богом и себя сознавать Божиим.” Соответственно этому все нравственное учение преосвященного Феофана направлено к тому, чтобы наглядно показать: “как дойти до спасительного желания богообщения и ревностно пребывать в нем и как безбедно пройти к Богу среди всех распутий, возможных на сем пути, по всем степеням” (Путь ко спасению, стр. 6). Поэтому в своем нравоучении “он берет человека на распутьях греха, проводит огненным путем очищения и доводит до возможной для него степени совершенства, в меру возраста исполнения Христова” (там же, стр. 9).

Средство к достижению этой цели можно обозначить вообще как прогрессирующую победу духа над телом. Признавая в человеке три составные части его существа: дух, душу и тело и видя в духе божественную часть в человеческом существе – тот “образ Божий,” который Творец напечатлел на своем создании, еп. Феофан считает нормальным и целесообразным лишь такое соотношение составных частей человеческого существа, когда дух, восстановив в себе присущие ему свойства и стремления – в страхе Божием, в действии совести и в желании лучшего мира – покоряет себе душу и тело. “Тогда в душе царствует страх Божий, добросовестность и несвязанность ничем внешним, тогда “является желание и производство бескорыстных дел или добродетелей… душа совершает дела не потому, что они нужны, полезны и приятны, но потому, что они хороши, добры и справедливы.” Тогда “плоть подчиняется духу и ему работает, теряя свои естественные права – на пищу через пост, на сон через бдение, на покой через непрерывный труд и утомление, на услаждение чувств через уединение и молчание”.

“Тело есть нечто внешнее для души, нечто такое, что она должна отделять от себя и, почитая своим, не сливать с собою,” ибо оно, после грехопадения первых людей, сделалось седалищем страстей, так что если оно будет в силе, то дух ослабеет, ибо “плоть крепнет за счет духа… дух…за счет плоти” (Путь ко спасению, стр. 318).

Но в ослаблении духа повинным бывает не одно тело, – и душа привносит сюда свою нечистую долю. – “В сущности, потребности тела нашего – говорит преосв. Феофан – просты и бесстрастны. Посмотрите на животных: не объедаются, лишнего не спят, удовлетворив плотскую потребность в свое время, затем целый год остаются спокойны. Это лишь душа, забыв свои лучшие стремления, настроила себе из простых потребностей тела множество противоестественных стремлений, ставших, по безмерности своей, противоестественными и телу” (Мысли на каждый день года, стр. 164).

Сняв, так сказать, через это часть вины с тела и относясь одинаково недоверчиво как к телу, так и к душе, одинаково поврежденной грехом, преосв. Феофан видит единственный путь ко спасению – в подчинению их духу. Он с грустью сопоставляет состояние и соотношение этих составных частей – в грешнике и в ревнующем о спасении: “Где у одного голова, у другого ноги. Один весь в Боге и живет духом с умерщвлением низшей части и подчинением себе средней; другой – вне Бога, в чувственно-животном мире, живет фантазией, мятется желанием, поражается страстями и извращением душевной деятельности” (Начерт христ. нравоуч., стр. 325).

Переходя к характеристике христианского учения, святитель Феофан говорит: “Природа наша повредилась чрез падение. Христианство во всем своем строе есть восстановление сей природы в первый чин. Следовательно, оно есть в существе своем насилие природы, как она в нас теперь есть. Самопротивление и самопринуждение суть первые формы проявления жизни христианской, спасительной, ведущей к цели. На природу никогда не следует ссылаться, или на нее опираться безусловно, – ибо она совмещает в себе смесь должного с недолжным. Поэтому, перерабатывая себя, надо не на природу смотреть, а на норму совершенства, предлагаемою христианством” (Письма к разным лицам о разных предметах веры и жизни,” Душеполезное чтение, 1882 г., стр. 173). Преосвященный Феофан подробно излагает способ, так сказать одухотворения человека, борьбы и победы над душою и телом. Он как бы игнорирует душевную жизнь, служащую у него синонимом жизни мирской.

Для духовной жизни развитие душевной жизни совсем не требуется. Духовная спасительная жизнь начинается и развивается независимо от душевного развития. Отсутствие последнего никакого ущерба не причиняет первой и достоинства ее не умаляет. Душевное все, и в самом лучшем его виде, цену получает только тогда, когда вполне подчиняется духовности, само же по себе – ничто для вечности (там же, стр. 480).

Но в то же время святитель Феофан и не враг мирской жизни, с ее прогрессом и цивилизацией. – “Не подумал бы кто, говорит он в одной из своих проповедей, что мы восстаем против всякого усовершенствования и всякого изменения к лучшему. О, нет! Бог благословит всякое доброе улучшение; да благословит и труды тех, которые посвящают себя на это! Мы хотим только сказать, что истинною мерою благотворности улучшений должна быть сообразность их с духом веры, и что все, охлаждающее к вере и отчуждающее от церкви, все, заставляющее нарушать уставы ее и требующее перемены в них, все, приводящее к забвению божественного устроения вещей, не должно считаться признаком и плодом истинного усовершенствования и преуспеяния (прогрессом), а наоборот, возвращением назад (регрессом), нисхождением и пагубою. (Слова к Владимирской пастве, 1869 г., стр. 40). В руководство для своей воли христианин должен принять все устроение церкви “С ее догматами, заповедями, таинствами, священнодействиями, канонами и достодолжным руководством”: – “вместо верности началам гуманности, ставится обязательною верность обетам крещения и, вместо прогресса, стремящегося в неопределенную даль, – стремление к почести высшего звания о Христе Иисусе (Начертание христианского нравоучения,” стр. 28).

“То язык моралиста-язычника, неведомый в Церкви Христовой, где превозносится гуманность и цивилизация, ибо в настоящее время мы потеряли всякое чувство самосохранения истинного. Ведемся же как ведомые прямо на пагубу, и никакой заботы о своей участи. Опустили руки, предались нечувствию; что будет, то будет! Вот каково положение наше! Не от того-ли так часты самоубийства? И это – плод нынешних учений, нынешних взглядов на человека и его значение! Вот вам и прогресс (Мысли на каждый день года” Дом. Бес. 1871 г., стр. 70).

Когда человек, вместо усвоения ложных мирских начал, обратится смиренно к спасительному руководству Церкви, тогда всесильная благодать Божия вселяется в человека через таинства. Она разделяет в человеке душу и дух, возвращает последнему силу восстановить свойственные ему стремления и действия, – страх Божий, совесть, неудовлетворенность ничем мирским и жаждой богообщения. Тогда все силы и способности в человеке начинают действовать совершенно иначе, чем они действовали прежде в греховном человеке, преданном миру, – и христианин, при содействии благодати Божией, тогда “огненным путем очищения” и борьбы со своим эгоизмом и страстями освящает все естественные органы своей воли, как душевные, так и телесные. И – как орел, поднявшись с земли, легко и свободно парит в высших сферах воздушных, где и воздух чист, и нет суеты земной, – так и он восходит на высшую степень бесстрастия, – “Чем выше от земли, тем меньше бывает колебаний и движений в воздухе, а там, на самой высоте, – все тихо и спокойно, – ни бурь, ни громов, ни молний. Это образ покоя, какой обретает душа, погасившая всякое пристрастие земное и сердцем живущая на небесах, в непрестанной теплой молитве и не отходя от предстоянии Богу” (Слова к Тамбовской пастве” 1861 г., стр. 247). Тогда только человек доходит до такого состояния, что даже отрешается от жизни с людьми, готовый сказать вместе с Арсением Великим: “люблю вас, но не могу быть вместе с Богом и с людьми” “(путь ко спасению, стр. 385). Тогда является степень той любви, которая есть “подательница пророчества, причина чудотворений, бездна просвещения, источник огня божественного” (там же, стр. 392). Хотя – этого вожделенного покоя Божия “здесь достигают редкие, но там на небесах все, своим однако ж чином… Это и есть блаженство вечное” (“Письма к разным лицам” Душ. Чт. 1882г. стр.377).

Святитель Феофан не высоко ставит жизнь душевную, мирскую. – “Житейская жизнь, говорит он, есть жизнь душевная, следовательно не такая, которой жить должен человек, ибо он должен жить жизнью духовную, чтобы быть таким, каким предназначила ему быть творческая десница Божия. Житейская жизнь при всем своем совершенстве цены не имеет. Цену она может получить лишь тогда, когда одухотворится влиянием на нее духа, или когда она примет в руководствующие и направляющие начала для себя – начала духа, т. е. страх Божий, совесть и жажду Бога (с недовольством благами земными) или покой в Боге.

А духовная жизнь сама по себе имеет цену, делая человека таким, каким он должен быть по намерению Творца своего” (“Письма к разным лицам,” Душ. Чт. 1880 г. стр. 74). Ценя так высоко духовную жизнь, святитель Феофан, сам строгий подвижник и аскет, горел только одним желанием, чтобы и все верные сыны Церкви, если не шли в пустыни, в монастыри, то во всяком случае, живя в мире, проникались тем духом и принципами, которые свойственны подвижничеству; ибо в этом – единственный путь ко спасению.

В то же время он постоянно подчеркивает, что тело наше по естеству и первоначальной природе чистое и предназначено быть постоянным спутником и другом души и, следовательно, вовсе не является принципом зла или темницей духа (как по учению Платона), а только после грехопадения получило слишком большое преобладание и перевес над душою и духом. “Есть и предел, выше которого заходить нельзя: не выдержит тело.” В удовлетворении всех потребностей тела есть наименьшая мера. Закон подвига здесь таков: дойди до сей последней меры и остановись в ней, так, чтобы с этой стороны уже не быть беспокойным; а затем все внимание и весь труд обрати на внутреннее… Тело – не враг. Поставь его в свой чин, и оно будет самым надежным тебе подружием… Отчего разлив плотских утех и страстей? От услужливости душе плотоугодливой… Раздвигая пределы в количестве и в качестве, душа, в надежде почерпнуть здесь полноту блага, доходит до бешенства (мании) в своих плотоугодливых стремлениях, и все же не находит искомого, а только расстраивает себя и тело – себя потому, что не то дает себе, что должно, тело потому, что для него положена во всем естественная мера, нарушение которой разрушительно для него. Напрасно говорят, что подвижники враждебно относятся к своему телу. Они только поставляют его в свой чин, и удовлетворение потребностей его – в свою меру, с подчинением, конечно, сей меры своим особым целям. Тело есть орудие души для выполнения ее цели пребывания на земле (“Сижу и думаю,” Домашняя беседа 1869 г., стр. 4-5).

Заключительные слова приведенной тирады объясняют необходимость борьбы со страстями: ибо если тело – орудие души, а душа – орудие духа, то очевидно, что ввиду целесообразного развития своей природы, человек должен обходиться несколько сурово со своей душевно-животной природой. Тем более это необходимо, что страстная, греховная сторона в человеческой природе получает еще сильное подкрепление от мира и диавола. Отсюда – необходима борьба. Путь ко спасению нельзя пройти без самоотречения и борьбы со своим эгоизмом, с миром и диаволом. Необходимо подвижничество. Напрасно говорят, что подвижничество свойственно только монахам, а не мирянам, – “Монахи-то ведь христиане и должны ревновать о том, чтобы быть истинными христианами. Стало быть монахи с мирянами сходятся в главном деле; как же наставления монахов могут не идти к мирянам? Есть часть у монахов, не идущая к мирянам, но она касается только внешнего порядка жизни и отношений, а не внутренних расположений и духа. Последние должны быть у всех одинаковы, ибо “един Господь, едина вера, едино крещение” (Еф. 4:5). Вот почему добрые миряне, ревнующие о спасении души, читать – не начитаются аскетических отеческих писаний Макария Великого, Исаака Сирианина, Лествичника, св. Дорофея, Ефрема Сирина, Добротолюбия и пр. О чем пишется в этих писаниях? О том как победить страсти, как очищать сердце, как насаждать в нем добрые расположения, как молиться и преуспевать в молитве, как благоустроять свои мысли и хранить постоянно внимание нерассеянным и прочее. А это разве не должно быть предметом забот всякого христианина?

“Когда Божие отставлено на задний план, говорит он, тогда в обществе начинает водворяться эмансипация (отход) от Божеских требований, – в умственном, нравственном и естественном отношениях, и секуляризация – служение духу времени, политики, обычаев, увеселений, а затем и воспитания, и всех учреждений;… общество склоняется к повальному безверию” (Мысли на каждый день). Что касается мистицизма и квиетизма в религии, то святитель Феофан твердо придерживался того мнения, что это есть болезненные порождения ложно направленной религиозности, протестантизма и реформации. “Они искали живого общения с Богом, надеясь своими усилиями… завладеть тем… чего надлежало ожидать от милости Божией” (“Письма о духовной жизни” стр. 296).

Вообще, вопрос об отношении личности к Божественному авторитету у епископа Феофана тесно связывается с вопросом о Церкви. Она у него является самым надежным и твердым оплотом истины. Ибо, руководимая Духом Святым, она на основах Св. Писания и Св. Предания непогрешимо ведет своих чад ко спасению, лишь бы они оставались верными ей, со всеми ее дарами и учреждениями. – “Хочешь спастись?- говорит святитель Феофан, – веруй всему богооткровенному учению, и, приемля благодатные силы, через св. таинства, живя неуклонно по заповедям Божиим под руководством богоучрежденных пастырей и в послушании им, – но все это в духе Св. Церкви Божией, по ее законоположениям, – и с нею состоя в живом союзе, – и спасешься” (Письма к разным лицам).

Святитель Феофан всегда остается верен себе, ибо везде стоит на незыблемой почве древнего православного христианского созерцания. Взгляды его на западные увлечения всегда определенны и точны. Хочется привести одно место из сказанного им слова в С.-Петербурге, по поводу гуманизма и реформации – этих детищ западной мысли. Он здесь с удивительной силой поучает нас: “Начавшаяся с 15-го века, после того как сатана был связан тысячу лет, эпоха гуманизма и возрождения в сущности есть отвержение образа восстановления, учрежденного Господом Иисусом Христом, с враждебным вооружением против Него, и покушение самодельно восстановить и совершенствовать себя, через развитие различных стихий падшей природы человека, по образцу и духу язычества, в котором они во всей силе… По усвоении новых начал умом и сердцем прежние христианские формы жизни показались стеснительными. Решили стряхнуть эти узы. Реформация сделала первый шаг… Ее дочь – вольномыслие – перенесло в тогдашний мир и общество, – после нравов и обычаев, после порядков жизни и утех, – и весь образ мыслей, действовавший в мире языческом до пришествия Христа Спасителя. Тут повторились все заблуждения языческие, только в другой форме и других словах (явились дуалисты, пантеисты, материалисты, сенсуалисты, скептики, атеисты) и вытеснили истину Божию из области ведения человеческого… Кончилось это тем, что обо жили разум и свободу и, под видом языческих богов и богинь, внесли в храм идолов их для всенародного чествования” (Слова С.-Петер. Дух. Академии Ректора архим. Феофана, стр. 122).

Таким образом, уже одни заглавия сочинений преосв. Феофана: “Письма о духовной жизни,” “Путь ко спасению”, “Что есть духовная жизнь и как на нее настроиться” и т.п. – показывают, что главной темой его писаний по христианской этике было показать важность, великое достоинство духовной жизни и путь к ней, путь постепенного одухотворения человека.

(Из писем преосвященного Феофана Затворника).

Письма святителя Феофана Затворника – это богатейшая сокровищница, откуда можно без конца черпать мудрые советы во спасение души.

Находясь в Затворе, вдали от мира, святитель Феофан не переставал до последней минуты своей жизни быть истинным руководителем всех, кто бы к нему не обращался.

И теперь, во дни мучительных переживаний русского народа, – он продолжает быть для многих и многих истинным наставником через свои дивные творения.

Пройдут века, и люди забудут своих гениальных изобретателей, способствовавших внешним успехам и удобствам земной жизни. Все эти “славные имена” великих людей станут достоянием истории, но никогда не забыть людям, пока теплится в их душах искра Божия, того, кто мог увлекать и уносить души, умы и сердца в область высших стремлений, к небесному царству, к правде Христовой.

Вне Церкви спасения нет

“В одиночку никто не спасается. Господь из всех верующих благоволил сочетать единое тело и Сам стал Главой его. Спасается каждый не иначе, как в Церкви, т.е. в живом союзе со всем сонмом верующих, через Церковь, и с Самым Господом, как Главою ее. Господь назвал Свою Церковь – виноградным деревом, в котором Он Сам лоза, или ствол дерева, а все верующие – ветви на лозе, поэтому Церковь есть единое нераздельное целое, живо соединенное в себе и во всех частях… Так доселе все истинно верующие законам жизни, ведущей ко спасению, полагают союз с Церковью…”

“Испытательным камнем да будет для вас святое учение, издревле проповедуемое в Церкви. Все несогласное с этим учением отвергайте как зло, каким бы титулом благовидным оно ни прикрывалось. Вы только это соблюдите, а все прочее уже само собой приложится вам. За чистотою веры последует осенение благодати.”

О смирении

“Пс. 50:19. Гонитесь за смирением, всегда отбегающим. Оно есть след Христов, благоухание Христово, деяние Христово! Ради него все простит Бог и все недостатки подвигов не взыщет; а без него никакие строгости не помогут (из 716 письма, в Афонском изд).

“Что-то мне показалось, что вы нянчитесь с собою, как с ребенком. Лучше всего, если совсем о себе забудете, а будете только одно иметь на сердце: как бы Бога не прогневить чем, неугодным Ему, в мыслях, словах и делах. Если не поостережетесь и будете много обращать внимания на людские речи и взоры, то сделаете из себя, извините, чирей, самый чувствительный даже к движению воздуха, а не только к прикосновению. Смотрите в оба сами. Вот мера: кто смирен, тот не может видеть, чтобы кто-либо относился к нему ниже его достоинства: ибо он таким низким себя считает, что никто не может отнестись к нему ниже того, как бы не ухитрялся. В сем премудрость!” (имз 1234 письма).

“Простота есть неразлучная черта смирения, почему, когда нет простоты, нет и смирения. Простота не лукава, не подозрительна, не обидчива, не видит себя, никакого себе значения не придает, не мудрствует и пр.. Все сие смирение обозначает. Главная черта смирения – чувствовать, что я ничто и если есть что, все то Божие.”

О самоугодии

“Саможаление и самоугодие прямо свидетельствуют, что в сердце преобладает я, а не Господь. Самолюбие и есть живущий в нас грех, от которого вся греховность, и который делает грешным всего человека, – с ног до головы, – пока грех имеет место в душе. А когда грешен весь человек, как придет к нему благодать? Не придет, как не пойдет пчела туда, где дым” (1454 письмо).

“Как победить самоугодие и решиться вступить на путь самоотвержения? Если не отвергнитесь себя и все будете идти путем широким, то, как Спаситель сказал, попадете широкими вратами в ад… Это неизбежно. – Представьте себя в минуту умирания… когда впереди только смерть, и потом суд по жизни вашей. Поживей вообразите себе, какое слово услышите (от Судии Бога): приди или отойди. Если воистину почувствуете себя, как бы палимым огнем, то самоугодию места уже не будет. Но надобно уж и держать себя в таком страхе постоянно”.

О молитве

“Сделайте, чтобы знание стало делом и получаемые вновь сведения тоже тотчас входили в жизнь. Молитва – проба всего; молитва и источник всего;. Коль скоро молитва исправна – все исправно. Ибо она не допустит быть чему-либо неисправным” (5 выпуск, 796 письмо).

“Молитва-то тихенькая, может быть, скорее доплетется до неба. А шумную кто-нибудь не добрый услышит и собьет с дороги или загородит ей путь” (из 395 письма).

“Сила не в словах молитвы Иисусовой, а в духовном настроении, страхе Божием и преданности Богу, в постоянном внимании к Богу и Ему предстоянии умом. Молитва Иисусова есть только пособие, а не само существо дела. Положите себе жить в памяти Божией и ходить в присутствии Божием и это одно приведет вас к доброму концу. Все сие от благодати Божией. Без благодати Божией никаким другим способом ничего духовного приобрести нельзя..”

Твердое убеждение всей жизни святителя выражалось в следующих откровенных словах: “научность душевного свойства, а молитва духовного”… и “ничто ей не предпочитайте – она царица,” – советует великий Затворник.

О душе

“Что делать с душой? Великая хитрость нужна, чтобы владеть собою. Старцы Божии одолевали себя, но и то не всегда. Вот тут и толкуй о силе воли и самовластии души! Где она, укажите, философы? Только тому, кто Господу отдает себя совсем, дается сила владеть собой, или вливается в него такая сила.”

“Когда есть смущение на душе, чего бы оно ни касалось, не верьте душе в ту пору: все врет, что ни говорит… “Гнев мужа правды Божией не соделывает” (Иак. 1:20). Божие все мирно, тихо, сладостно, и в душе сию сладость оставляет, и вокруг разливает обильно.”

О ведении Божием

“Область ведения Божия беспредельна. На земле же откровение Божие уже завершено; нечего и мечтать о высшем: все имеем, что нужно; усвой и живи тем. Христианское откровение впереди не обещает нового откровения; но только то, что Евангелие будет узнано во всем мире, и что эта вездесущность и всеобщность ведения Евангелия есть предел бытию настоящего порядка вещей. Тогда вера ослабеет, любовь иссякнет, жизнь станет в тягость, – и благость Божия положит конец миру.”

О терпении

“Видим, что все рвутся из того, что приходится им терпеть, а все никак не могут вырваться, даже при больших средствах. Отчего так? От того, что не ту дорогу взяли. Надо вступить на путь заповедей Божиих и благодушно терпеть то, что приходится терпеть, тогда это самое претерпеваемое начнет источать утешение. Вот и рай, не смотря на противную тому внешность! Те, которые иным путем хотят водворить рай на земле, лишь попусту трудятся. Еще премудрый сказал им: суета сует!”.

О ложных богах

“На что опираешься надеждою в жизни, то и бог для тебя. Если на имения, то имение тебе – бог; если на власти, – власть твой бог; если на другом чем, то это другое есть твой бог. Когда истинный Бог восхочет кого обратить к Себе, то прежде разрушает ложных богов, чтобы, испытав их ненадежность, тот скорее и искренне обратился к Нему” (Письма, стр. 339, 1882 г.) ему.

О славословии Божием

Между предметами слова нет выше слова о Боге, и между сими словами нет выше славословия… Кто его достиг, тот достиг крайних пределов употребления слова и, прибавим, употребления ума. Когда начинает исторгаться из сердца богохваление, то это значит, что ум начал вступать истинно в область боговедения, которое, отвлекая его внимание от всего другого, как несравненно низшего, приковывает взор его к единому Богу и разверзает пред очами его блеск славы Его, дивного в бытии Своем, в свойствах Своих и в действиях – в творении, в промышлении, искуплении и устроении спасения каждого спасаемого. Созерцая это, он переходит от изумления к изумлению и, при каждом предмете созерцания, ничего не может изречь кроме славословия: слава Тебе, Боже наш, слава Тебе.”

Просто интересные мысли

“Беспокойный ум все роется в надежде найти что-то лучшее и ничего не находит; вера все дает: и всю мудрость, и все способы.”

“Из людей, кто станет твердо в воле Божией, тотчас делается стойким и твердым”

“Помощь от Господа приходит на наши усилия и, сочетаясь с ними, делает их мощными.”

“Благодать, пришедши, не приносит с собою много сведений, но научает человека вниманию и как- бы обязывает к точному рассмотрению вещей.”

Светлый облик Владыки Феофана

В преосвященном Феофане, по устроению Господню, обилие даров духовных соединялось и с обилием внешних, телесных добрых качеств. Внешний вид его был приятный и красивый: роста небольшого, темно-русые жидкие волосы скромно лежали на голове, борода длинная, полуокладистая, лицо чистое, взгляд веселый, особенно в разговоре, брови нависшие. В общем представлял приятное впечатление. В разговоре ласков, шутлив, образен, своеобразен и жив.

Но “красота, скажем словами преосв. Феофана, – есть, конечно, не незначительный естественный дар. Она занимает место всякой рекомендации перед людьми. Рекомендуемая особа должна уже сама позаботиться о том, чтобы рекомендация не оказалась ложною. Это сделает она стяжанием, проявлением и сохранением нравственной красоты. Сама же по себе внешняя красота – ничто. Она похожа на политуру, придающую блеск вещи, которая может быть, однако, сделана из очень непрочного и грубого материала” (Мысли на каждый день, стр. 48).

Внешнее благообразие у святителя Феофана не только возвышалось в своем достоинстве, но и, можно сказать, обусловливалось его красотою нравственною. Лик архипастыря-затворника прямо святолепный, напоминающий собой иконописные лики угодников Божиих: так внешнее мало-помалу возвышалось до внутреннего в святителе Феофане, по мере его духовного совершенствования. Особенно глаза у святителя были по истине зеркалом души и душевного настроения его: искрившиеся блеском умственной пытливости или живости чувства в детстве и юности, они потом более стали светиться тихим светом глубокой задумчивости, возвышенного настроения чувств, любви и участия к ближнему и т. п.

Еще в детстве он обнаруживал ум весьма светлый, пытливый, доискивавшийся первой причины явлений, быстроту соображения, живую наблюдательность и другие качества, приводившие нередко в удивление окружающих. Еще более возвысился, дисциплинировался и укрепился ум его школьным образованием. Пытливый, глубокий, желавший довести все понятия свои до полной ясности, при том же строго вышколенный ум святителя Феофана никогда не привязывался к излишней формалистике, к схоластике, и всегда сохранял свою самобытность, был в полном смысле самородком, отличался простотою, естественностью, ясностью и удобопонятностью в постановке дела и изложении плодов мысли, что особенно видно в писаниях святителя, доступных всем классам народа.

Святитель Феофан являлся поистине носителем глубокого смирения, кротости и других высоких качеств его душевной и духовной настроенности. Мягкосердечие, кротость, миролюбие составляли выдающиеся черты его характера. Глубокое сознание важности сердца в жизни человека коренилось и в теоретических соображениях его, и в доверии к учению Св. Писания, и в его собственной сердечности, выражавшейся особенно в том обилии любви, которым переполнена была душа его, и которое изливалось широким потоком на всех, не только сродников по плоти, но и вообще на ближних по заповеди Господней (Матф. 19:19 и др.). Любовь в нем была союзом совершенства всех симпатичных черт его характера и усиливалась, расширялась по мере совершенствования его в духовной жизни и утверждения в Боге, в любви Божией.

Черты характера святителя и его настроенность, вообще весь строй его духовно-телесной природы яснее всего отобразились в его собственных писаниях и письмах. Одно глубокое смирение и скромность внушили ему следующие слова характеристики себя как писателя: “Сколько раз приходится жалеть, что не умею писать так, чтобы всех затрагивал. Если бы умел, составил бы такую книгу, что всякий читающий непременно решился бы начать соделывать свое спасение.”

Предметы, научение которым занимало святителя Феофана в отношении руководимым им духовно, все сводятся к главному – спасению души. И писания святителя Феофана поистине способны всех затрагивать и всех побуждать к решимости “начать соделывать свое спасение.” Недаром святитель Феофан издавна горел любовью к памяти святителя Тихона Задонского, недаром издавна услаждался чтением его писаний. Еще в 1855 году, когда возбуждено было дело об открытии мощей святителя Тихона, преосвященный Феофан писал: “Ах, как радостно, что зачинается дело об открытии мощей святителя Тихона. С детства я люблю его, – и маленьким еще ходил к нему. (Кстати, родина свят. Феофана, Чернавск, Елецкого уезда, была не далеко от Задонска, где почивали мощи святителя Тихона). И писания его все сладки и пресладки! – Ясновидящий!.” Не даром о писаниях святителя Тихона преосв. Феофан и прямо говорил, что, “почти всякая статья его ведет к тому, чтобы вразумлять и пробуждать грешников от усыпления.” Поэтому он и рекомендовал эти писания для чтения предпочтительно пред другими духовными писаниями. Иначе сказать, только святитель Тихон, по мнению преосв. Феофана, удовлетворял тому идеалу духовного писателя, какой составил себе и старался осуществить в своих писаниях Вышенский затворник-святитель, писания которого, поэтому, подобно писаниям святителя Тихона, по содержанию – душеспасительны, а изложения – просты и удобопонятны для всех.

В книге “Мысли на каждый день года по Церковному чтению” святитель Феофан спрашивает: “Кому страшна смерть?” – и тут же дает четкий и ясный ответ: “Тому, у кого она отнимает все и провождает на тот свет ни с чем. Кто успел запастись нетленным богатством, того надежда утешает в час исхода.”

“В час смерти в сознании чередою проходят деяния жизни, отражая в очах и лице умирающего или утешение, или сокрушение, соответственно представляющимся делам. Живущим, пока живут, хорошо почаще приводить это на память.”

Святитель Феофан был глубоко убежден, что “жизнь не имела бы никакой цены, если бы не было бессмертия, а при этом, несмотря на ее краткость, значение ее неизмеримо, как вечность” (Мысли на каждый день).

Поэтому-то святитель и дорожил жизнью как средством для цели, – временным для вечного, и потому, с одной стороны, не пренебрегал врачеванием случавшихся с ним немощей телесных, а с другой, строго соблюдал правило: “чтоб прожить до глубочайшей старости, надо пораньше состариться, то есть пораньше взять власть над страстями и следовать внушениям здравомыслия и совести” (там же). И он от юности взял эту власть, твердо держа ее в руках до конца своей жизни, памятуя святоотеческое наставление: “Не тот блажен, кто начал благое житие, но кто пребудет в нем до конца”…

Свою смерть святитель Феофан встретил спокойно, так же, как и ожидал ее покойно. И смерть, – эта вожделенная гостья, пришла к нему в день Богоявления Господня 1894 года. Несмотря на немощи телесные, особенно усилившиеся за последние пред тем годы, святитель-затворник до самого последнего времени не изменял ежедневного порядка своей богоугодной жизни и занятий, ежедневно совершая Божественную литургию в своей малой церковке и, следовательно, ежедневно входя в таинственное общение с Христом Спасителем через причащение Тела и Крови Его; ежедневно отсылая на почту по нескольку писем в ответ на множество присылаемых к нему писем с запросами по различным предметам духовной жизни.

Но уже с 1-го января 1894 года этот порядок жизни несколько расстроился. Не всегда в определенное время святитель давал условный знак (постукиванием в стену) о времени чая или обеда… Накануне кончины, 5 января, владыка, чувствуя слабость, попросил келейника (Евлампия) помочь ему пройтись по комнате. Келейник провел его несколько раз, но владыка, утомившись, отослал его и лег в постель. В самый день кончины святитель совершил по обычаю Божественную литургию и затем кушал утренний чай, но к обеду не давал условного знака долее обыкновенного. Келейник заглянул в рабочий кабинет святителя и, увидев, что он сидит и что-то пишет, не стал беспокоить его напоминанием. Через полчаса владыка подал условный знак к обеду (это было в половине 2-го часа пополудни), но за обедом скушал, вместо целого, лишь половину яйца и вместо целого стакана молока, лишь полстакана. Затем, не слыша стука к вечернему чаю, келейник снова заглянул в комнату владыки в половине пятого часа и увидел его лежащим на кровати. Хотя на минуту и мелькнула мысль у келейника, что быть может святитель лег отдохнуть, однако любящее сердце подсказало ему, что в этом было нечто другое, более тревожное. Подойдя к святителю, он увидел, что тот уже почил навеки, причем глаза его были закрыты, левая рука покойно лежала на груди, а правая сложена была как бы для благословения…

В миру Георгий Васильевич Говоров, родился 10 января 1815 г. в селе Чернавское Орловской губернии в семье священника. В 1837 г. окончил Орловскую Духовную Семинарию и поступил в Киевскую Духовную Академию.

В 1841 г. окончил Академию и принял монашество с именем Феофан. Затем преподавал в Санкт-Петербургской Духовной Академии (СПДА). В 1847 г. в составе Русской Духовной Миссии был направлен в Иерусалим, где посетил святые места, древние монашеские обители, беседовал со старцами святой горы Афон, изучал писания отцов Церкви по древним рукописям.

Здесь, на Востоке, будущий святитель основательно изучил греческий и французский языки, ознакомился с еврейским и арабским. С началом Крымской войны члены Духовной Миссии были отозваны в Россию, и в 1855 г. св. Феофан в сане архимандрита преподает в СПДА, затем становится ректором Олонецкой Духовной Семинарии. С 1856 г. архимандрит Феофан — настоятель посольской церкви в Константинополе, с 1857 г. — ректор СПДА.

В 1859 г. хиротонисан во епископа Тамбовского и Шацкого. В целях подъема народного образования епископ Феофан устраивает церковноприходские и воскресные школы, открывает женское епархиальное училище. В то же время он заботится и о повышении образования самого духовенства. С июля 1863 г. святитель пребывал на Владимирской кафедре. В 1866 г. по прошению уволен на покой в Успенскую Вышенскую пустынь Тамбовской епархии. Но не возможностью покоя влекли к себе сердце владыки тихие монастырские стены, они звали его к себе на новый духовный подвиг. Время, оставшееся от богослужения и молитвы, святитель посвящал письменным трудам. После Пасхи 1872 г. святитель уходит в затвор. В это время он пишет литературно-богословские труды: истолкование Священного Писания, перевод творений древних отцов и учителей, пишет многочисленные письма к разным лицам, обращавшимся к нему с недоуменными вопросами, с просьбой о помощи и наставлениях. Он отмечал: «Писать — это служба Церкви нужная. Лучшее употребление дара писать и говорить есть обращение его на вразумление грешников».

Святитель оказал глубокое влияние на духовное возрождение общества. Его учение во многом родственно учению старца Паисия Величковского, особенно в раскрытии тем о старчестве, умном делании и молитве. Наиболее значительные труды его — «Письма о христианской жизни», «Добротолюбие» (перевод), «Толкование апостольский посланий», «Начертание христианского нравоучения».

Святитель мирно почил 6 января 1894 г., в праздник Крещения Господня. При облачении на лице его просияла блаженная улыбка. Погребен в Казанском соборе Вышенской пустыни.

Канонизирован в 1988 г., как подвижник веры и благочестия, оказавший глубокое влияние на духовное возрождение общества своими многочисленными творениями, которые могут рассматриваться чадами Церкви как практическое пособие в деле христианского спасения.

Главная » Недвижимость » Святой феофан затворник труды. Феофан затворник, свт житие