Возрождение идей естественного права в России

В трудах Е. Н. Трубецкого (1863-1920) наблюдается возрождение основанных на религиозно философской почве идей естественного права.

В основе его концепции лежит учение о праве. Так как государство – это правовой союз, включающий в себя власть, население и территорию, то оно обусловлено правом. Право не является «низшей ступенью» нравственности (возражение Соловьеву), оно «есть внешняя свобода, предоставленная и ограни­ченная нормой», т. е. «организованное принуждение». Такое определение страдает недостатком. Так как всякое государство или власть сами обусловлены правом, то они не принимают в расчет те разновидности права, которые существуют независимо от при­знания или непризнания их тем или иным государством,- таково право церковное, право международное или некоторые юридические обычаи предшествующие возникнове­нию государства.

Схожие несовершенства имеют, согласно Трубецкому, теории права как «силы» и права как «интереса». Особого внимания заслуживают теории права как части нравственности (как минимум добра). Однако и они смешивают право, как оно есть в действительности, с той нравственной целью, которую оно должно обеспечивать. А между тем есть множество правовых норм, которые не только не представляют собою минимума нравственности, но даже в высшей степени безнравственны (нормы крепостного права, нормы, устанав­ливающие пытки, стесняющие религиозную свободу, и др.). Нормы нравственные и правовые не исключают друг друга: поскольку внешнее поведение обусловлено внутренним на­строением, последнее далеко не безразлично для права.

Трубецкой различает право позитивное и право естественное. Однако он не был сторонником признания вечных и неизменных истин и норм - основы классической теории естественного права. Наоборот, естественное право «не заключает в себе никаких раз и навсегда данных, неизменных юридических норм», не является кодексом «вечных заповедей», но «совокупность нравственных и правовых требований для разных эпох и народов». Оно меняется вместе с изменением общества.

Впоследствии такой подход получил название естественного права с изменяющимся содержанием . В его обосновании больше логики чем в классических теориях естественного права прошлых веков. Однако их практически – политическая значимость схожи. Она проявляется в том, что концепция естественного права и вкладываемое ею содержание в основные права личности составляют критерий, которым определяется справедливость и обоснованность законодательной деятельности государства и действующего позитивного права. Именно в этой связи Трубецкой писал, что, «отрицая естественное право, мы лишаемся должного мерила для оценки права существующего и признанного официально государством. Естественное право заставляет нас критически относиться к устаревшим и (или) или не соответствующим эпохе нормам. Такой подход является безусловно не только новаторским, но и прогрессивным.

Главное здесь - мысль о гармонизации позитивного права с естественным правом, причем естественное право «звучит как призыв к усовершенствованию», играет роль движущего начала в истории. Идея естественного права, по толкованию Трубецкого, «дает человеку силу подняться над его исторической средой и спасает его от рабского преклонения перед существующим».

Историк и философ права П. И. Новгородцев (1866-1924) является одним из основателей теории возрожденного права. Он полагал, что хотя содержание естественных прав носит исторический характер и меняется от эпохи к эпохе, но сам факт его наличия бесспорен. Соответственно он полагал, что категорический императив Канта неполно отражает моральную сущность проблемы, он односторонен в силу своей абстрактности. Человек всегда существует в определенных социальных и исторически обусловленных обстоятельствах. Он зависит от них. Значит, и высшая нравственная форма (категрический императив), и правовое его выражение исторически обусловлены.

В основе учения Новгородцева о правовом государстве – идеи автономной нравственной личности, свободе и достоинстве человека, обладающего ответственностью и стремящегося к активной деятельности: “Не вера в земной рай, который оказывается посуществу недостижимым, а вера в человеческое достоинство и нравственное долженствование” - основа права. Говоря о ценностях правового государства, он подчеркивал, что если “изначально право­вое государство имело задачу простую и ясную - когда ра­венство и свободы представлялись основами справедливой жизни, … и осущес­твить их было нетрудно, то сейчас государство призывается наполнить эти начала положительным содержанием». Труд­ность ее состоит в том, что государство возлагает на себя «благородную миссию общественного служения, встречается с необходимостью реформ, которые лишь частично осуществимы немедленно», и что, вообще говоря, они «необозри­мы в своем дальнейшем развитии и осложнении».

Новгородцев разработал учение об антиномичности интересов личности и государства . Оно основывалось на утверждении о том, что принципиально не может быть абсолютно гармоничного слияния интересов индивида и общества в целом. Общество по свей природе конфликтно. В ее основе – многообразие обязанностей личности и на этой почве возникают столкновения человека и общества. Одни из них разрешаются примирением, другие не могут решаться компромиссно. Однако, разрешение одних конфликтов порождает новые, поскольку личность неизбежно стремится выделится из общества, критически оценивает достигнутое. Максимум возможного– их разумное сочетание в соответствии с принципами естественного права и требованиями категорического императива, а это достигается именно в правовом государстве. Политическая власть – главный регулятор общественной жизни, она утверждает начала законности, равенства и свободы. Без нее «общество распадается на составные элементы».

Центральная власть в обществе «олицетворяется государством, связанным с властвованием дисциплиной и уздой внешнего закона». В основе последнего не только классовые противоречия, но и различия, обусловленные естественным разнообразием индивидуальных характеров, положений и стремлений. Наряду с обеспечением классовых интересов государственная власть обладает частичной независимостью и может принимать решения, не отвечающие интересам господствующего класса. Все это обеспечивает осударству возможность примиряющего регулирования между классами, слоями и группами.

Новгородцев был признанным главой школы возрожденного естес­твенного права. Он входил в руководство кадетской партии, избирался депутатом Государственной думы, в эмиграции создал в Праге Русский юридический факультет.

Что касается других мыслителей, то заслуга представителя социологической школы права преподавателя МГУ, Председателя I Государственной думыС.А. Муромцева состоитв истолковании права как действующего правопорядка и в оправ­дании свободы судейского правотворчества, способного, по его оценке, содействовать эволюции России в сторону более либе­рального режима властвования. «Нечего опасаться произвола со стороны судей... Высокий уровень образования, правильное движение по службе (т. е. соблюдение при назначении извест­ной, законом установленной последовательности в должностях), избрание кандидатов на судейские должности самою судейской корпорацией, развитый контроль гласности при действитель­ной независимости и несменяемости членов этой корпорации гарантирует и справедливость, и солидарность судей данной страны». Закон, обычай, наука («право юристов»), обществен­ные воззрения на справедливость и нравственность - все это, отмечал Муромцев, суть авторитеты, которые «неминуемо руко­водят судьею, но которым он не подчиняется пассивно. Указания различных авторитетов постоянно расходятся, и судье прихо­дится делать выбор между ними».

Профессор Юрьевского и Петербургского университетов Н. М. Коркунов полагал, что общество есть объективный общественный порядок («психическое единение людей»), общес­твенная жизнь составляет многообразие различных сталкивающихся личных и общественных интересов в политической, экономической, религиозной областях. Чтобы обеспечить возможность совместного сосуществования и осуществления интересов, каждый субъект правовых отношений должен быть отграничен определенной сферой. Эту сферу определяет право, которое, собственно, есть «разграничение интересов» и вместе с тем инструмент обеспечения определенного порядка в процессе возникновения и урегулирования конфликта интересов. Право охраняет не всякий интерес, а только отдельно взятый интерес в его отношении к другому интересу. Оно разграничивает, охраняет и в этом смысле обес­печивает должный порядок общественных отношений.

Власть, доказывал Коркунов, всегда неделима, она стремиться захватить сферу настолько широкую, насколько это возможно и побуждает ее носителей к различным злоупотреблениям. Государственная власть определяется не волей властвующего субъекта, а сознанием зависимости подвластного. Следовательно носителями государственной власти являются все граждане.

Коркунов пользовался большим авторитетом в университетских научных кругах. Его основной труд «Лекции по общей теории права» выдержал 9 изданий (последнее - 1909 г.), в 1903 г. был пере­веден на французский, а затем и на английский язык. Запад­ноевропейские юристы ссылались на него как на за­конченное, наиболее полное и вместе с тем оригинальное изло­жение позитивной теории права. В течение ряда лет «Лекции» были самым ходовым учебником в российских университетах.

Разносторонностью исследовательских интересов и активной общественной деятельностью выделялся историк, этнограф и правовед М.М. Ковалевский. В отличие от правоведов - современников, он в большей мере сочетал изучение права с анализом его взаимосвязей с учреждениями государственной власти.

Учение М. М. Ковалевского базировалось на «уточненных» им методах политико – правовой науки. Так, задача сравнительного метода сводилась к выделению особой группы сходных обычаев и учреждений у разных народов на однопорядковых ступенях и построения на этом материале истории развития форм общежития и их внешнего выражения в праве. Сравнительная история права, согласно Ковалевскому, должна ответить на вопрос, какие правовые порядки отвечают родовой, а какие государственной или всемирной (универсальной) стадии общественнос­ти, в какой внутренней связи состоят между собой отдельные юридические нормы в каждом из указанных периодов. Для него понимание природы госу­дарства и его деятельности немыслимо без выявления и учета его исторических корней. Невозможно обходиться, к примеру, «без материального понимания действующего закона», неразум­но ограничиваться при его изучении лишь формальным анали­зом предписаний о правах, компетенции, обязанностях, ответ­ственности и т. д. Нельзя понять американской Конституции 1787 г., не уяснив себе, что было «заимствовано на этой земле из английского конституционного опыта и традиций» и т.д.

Одним из магистральных направлений в его исторических исследованиях стало изучение процесса развития европейских государств. На их опыте им была представлена параллельная история государственных учреждений и политико-правовых идей. Новизна этого вида анализа и обобщений состояла в показе более тесной связи и зависимости политической мысли от течения общественной и политической жизни. Ковалевский, в частности, доказывал, что многие идеи современной политко – правовой мысли: ограниченная монархия, город­ское республиканское правление имели место в средневековых памфлетах, проповедях, в текстах манифестов и деклараций.

Основные положения политико – правовой концепции М.М. Ковалевского.

Естественное право - историческое явление. - Естествен­ное право в условиях демократического переустройства общества (начальная фаза). - Новая жизнь естественного права (продол­жение; истоки второй "революции в праве"). - Неотъемлемые права человека: проблемы, "поколения" прав. - Серьезные по­следствия. - Новое соотношение.

Естественное право - историческое явление. Данные истории свидетельствуют, что глубинная сущность естествен­ного права как предосновы позитивного права - то вечное, непреходящее, поистине человеческое, что в нем заключено, раскрылась в ходе исторического развития не сразу.

1 Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. С. 60.

2 Там же. С. 65.

Тем более что определенный круг условий и требова­ний жизнедеятельности, воспринимавшихся в качестве "ес­тественных", вообще представляет собой вместе с рядом этических и религиозно-этических (церковно-ритуальных) явление конкретно-исторического порядка. В свое время воспринимались в облике естественных и такие, впоследствии ушедшие в прошлое и даже ныне оце­ниваемые весьма негативно, требования, как кровная месть, око за око, композиция, выкуп. В ходе обычно романтизи­руемых революционно-насильственных, а порой и откро­венно террористических акций в виде естественных выдви­гаются "права" на социальную справедливость, справедли­вого дележа, грабежа награбленного, отмщения за попран­ную правду и т.д.

Между тем по главным и доминирующим своим ха­рактеристикам (по своему глубоко человеческому предна­значению) и фундаментальной миссии в социальном регу­лировании естественное право призвано быть твердой, высокозначимой основой социального регулирования в целом, предосновой позитивного права, законов.

И вот смысл, историческая значимость этого предна­значения естественного права в полной мере раскрылись только в Новейшей истории. Хотя естественное право сра­ботало в качестве "исторически первого права" и его теоре­тические постулаты заявляли о себе в античности и даже в Средневековье, тем не менее фундаментальная миссия была как бы уготована естественному праву на, будущее и, не­смотря на все потери, дожидалась "своего времени". Того времени, когда естественное право станет носителем, оби­телью самой сути человеческого бытия.

Естественное право в условиях демократического переустройства общества (начальная фаза). Именно в Но­вейшей истории, в исторической обстановке, возникшей в результате свершений эпохи Просвещения, крупных, гло­бального характера перемен в мире, естественное право раскрылось в двух принципиально новых качествах, характеризующих его новую жизнь, во всяком случае - начало новой жизни, его первую фазу. Естественное право в новых условиях:

во-первых, "выбрало" в качестве главного адресата своих требований существующую власть - с целью недопустимости государственного произвола;

и во-вторых, - и это самое главное - из множества прав, обусловленных разнообразными факторами жизнедеятельности (прав нередко полумифических, ритуальных, иллюзорных), выделились именно неотъемлемые права че­ловека, которые стали непосредственным выражением - прощу обратить внимание! - самой сути человеческого бытия, сокровенной основы сообщества людей - свободы во всех ее многообразных жизненных проявлениях свобода слова, неприкосновенность личности, право выби­рать своих правителей и др.

Отсюда и значение первой "революции в праве" со­стояло не только в том, что юридическое регулирование стали ориентироваться на отдельного, автономного человека, но не меньшей степени и в том, что его непосредственной ос­новой стали естественно-правовые требования свободы, выраженные в неотъемлемых правах человека.

И при этом весьма существенно то, что неотъемлемые права человека стали пониматься: во-первых, как явления культуры (и если в виде поприща индивидуализма, то ин­дивидуализма, сложившегося на основе возрожденной куль­туры античности и христианской культуры); и, во-вторых, как субъективные права.

С этой точки зрения естественное право в его истинном содержании может быть охарактеризовано как откровение эпохи Просвещения. Теория естественного права в рассмат­риваемом отношении - это своего рода духовная прароди­тельница демократических начал в современном обществе. Причем таких начал, которые приобрели не меньшую значи­мость, чем традиционно понимаемая демократия, сложившая­ся в соответствии с идеологией свободных, выборов.

Здесь достойно пристального внимания то обстоятель­ство, что, по мнению ряда видных мыслителей, неотъем­лемые права человека должны рассматриваться, причем наряду с демократией, в качестве основы современного гра­жданского общества, правового, конституционного государ­ства. Ю.Хабермас, например, рассматривая главное насле­дие Французской революции (которая, как он считает, по значению для развития человечества ни с чем "несопоста­вима"), указывает на то, что "демократия и права челове­ка образуют универсальное ядро конституционного го­сударства" 1 . И вот здесь особенно важно то, что современ­ная либеральная теория институализирует равные свобо­ды для всех и понимает их как субъективное право.

1 Хабермас Ю. Демократия. Разум. Нравственность. С. 57, 60.

Поэтому для сторонников либеральной теории "права человека об­ладают нормативным приоритетом перед демократией" 1 .

Насколько значительным оказалось влияние естествен­ного права, выраженного в неотъемлемых правах человека, на всю политико-правовую жизнь общества, видно уже из содержания основных политико-юридических документов первых буржуазно-Демократических революций.

Если исторически самые первые акты обществ, стано­вившихся на путь демократического развития (таких, как английские Великая хартия вольностей 1215 года, Билль о правах 1689 года), сводились в основном к ограничению монархической власти без сколько-нибудь "философского" обоснования вводимых законоположений, то иная картина характерна для документов периода победы демократии в США и Франции. В Декларации независимости США 1776 года говорится: "Мы исходим из той самоочевидной исти­ны, что все люди созданы равными и наделены Творцом определенными неотчуждаемыми правами, к числу кото­рых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью". Еще более значимые положения содержатся во французской Декларации прав человека и гражданина 1789 года, зало­жившей основы идеологии свободы: "Люди рождаются и остаются свободными и равными в правах", при этом "цель всякого политического союза - обеспечение естественных и неотъемлемых прав человека", прежде всего таких "Неот­чуждаемых и священных" прав, как свобода, собственность, безопасность личности.

Впрочем, несмотря на торжественность приведенных формулировок и статус упомянутых документов, высокая миссия неотъемлемых прав человека была только "заложе­на" в естественном праве, рожденном эпохой Просвещения. Лишь спустя десятки лет, во второй половине XX Века, прорвавшись через социальные и политические бури, ка­таклизмы, зигзаги истории, естественно-правовые начала ли - да и то лишь в демократически развитых странах - непреложной реальностью.

Новая жизнь естественного права (продолжение; ис­токи второй "революции в праве"). Теория естественного права, "философски" обосновав Правомерность смены фео­дальной тирании демократической государственностью, ка­залось, в XIX веке исчерпала себя и порой, особенно в рамках социалистических учений, стала рассматриваться как некие экзотические изыски эпохи Просвещения, взлета мыс­ли просветителей-романтиков той поры, а то и как умозри­тельные фантазии идеалистического толка, "враждебные трудящимся массам".

1 Там же. С, 34.

Тем не менее глобальный кризис общественной систе­ма в условиях конца промышленного капитализма на поро­ге XX века вновь потребовал того, чтобы была найдена духовно-философская основа для решения проблем, свя­занных с назревшими изменениями в общественно-политической жизни общества. В том числе и с тем, что сами по себе свободные выборы далеко не всегда обеспечивают дей­ствительную демократию и гуманизм общественной жизни. Именно тогда и возникла потребность возрождения есте­ственного права.

Значительную роль в обосновании идеи возрождения ес­тественного права наряду с выдающимися философами-гума­нистами Запада сыграли замечательные русские правоведы - приверженцы либеральных ориентации в правопонимании. Именно они, русские правоведы Б.Чичерин, П.Новгородцев, Б.Кистяковский, Л.Петражицкий, не только вновь вызвали к жизни естественно-правовую концепцию как исходный кри­терий для критической оценки существующего правопоряд­ка, но и придали ей значение фундаментальной основы построения правовой системы, соответствующей потребностям современного гражданского общества.

Главной характерной чертой возрожденной теории ес­тественного права является то, что естественное право об­ращается не к проблемам власти как таковой, а напрямую, сообразно идеологии свободы французской революции, к человеку, концентрированно выражается в неотъемлемых правах личности. Да таким образом, что естественное пра­во - обратим внимание на этот момент! - приобретает непосредственное юридико-регулятивное значение 1 .

Надо заметить в связи с вышесказанным, что возрож­дение естественного права стало для дооктябрьской России еще одним свидетельством-предзнаменованием правового пути ее намечавшегося демократического преобразования - тенденции, истоки которой были заложены судебной рефор­мой 1864 года и, которая, быть может, по мнению автора этих строк, имела более глубокие исторические предпосыл­ка в доимперской Руси.

1 См.: Кистяковский Б.А. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. С 506.

В России правовой путь демократического развития, опирающийся на естественно-правовые идеи, был прерван большевистским переворотом 1917 года. Либеральное правопонимание, нацеленное на утверждение в социальном бытии неотъемлемых прирожденных прав человека, оказа­лось преданным анафеме. На долгие десятилетия в России возобладало коммунистическое правопонимание, оправды­вающее насилие над человеком во имя "светлого будуще­го" - одной из сторон марксистской философии права.

Но и на Западе в первые десятилетия XX века прирож­денные права человека еще не стали в демократических странах первоосновой демократической правовой системы. Более того, в обстановке социалистических иллюзий они начали заслоняться представлениями о приоритете "прав трудящих­ся", а затем были отодвинуты на периферию общественного мнения грозными опасностями, связанными с гитлеровскими и коммунистическими экспансионистскими акциями 1930- 1940-х годов, ужасами сталинского и нацистского тираниче­ских режимов, бедами Второй мировой войны.

Но именно эти ужасы и беды вызвали к жизни новую и, к счастью, более продуктивную фазу возрождения есте­ственного права в послевоенное время, которая стала ми­ровоззренческой основой второй, ранее уже упомянутой, "революции в праве", и характеризует саму суть этого крупного перелома в правовом развитии, когда возрожденное естественное право, как это и предсказали русские правоведы, обретает непосредственное юридико-регулятивное значение. Так что последовательно правовой путь, реализующий возрожденную естественно-правовую концепцию, получившую высокое общественное признание после Второй мировой войны, на деле осуществился в раз­витых демократических странах Запада в 1950-1960-х годах.

Все это главным образом отличает трансформацию позитивного права на современной стадии демократическо­го развития. Стадии, отражающей, по всем данным, наибо­лее насущную социальную потребность послевоенного времени, когда со всей остротой встал вопрос о необходимости такого преобразования действующего права в демокра­тических странах, которое положило бы конец самой возможности установления режима тирании и беззакония. И именно тогда идеи прав человека, имевшие характер об­щих деклараций, обрели институционность и выступили в качестве регулятивных юридических принципов - непосредственной основы наступления юридически значимых по­следствий.

Существенный шаг в этом направлении был сделан уже в первые послевоенные годы. В декабре 1948 года ООН при­няла Всеобщую декларацию прав человека, юридически за­крепившую на международно-правовом уровне эту, ранее в основном декларативную, категорию. Затем конституции ряда европейских стран (притом - знаменательно! - пре­жде всего стран, испытавших на себе ужасы фашистской тирании, - Германии, Испании, Италии) придали правам человека, в первую очередь основным, фундаментальным, непосредственно юридическое значение и плюс к тому - приоритетное значение в данной национальной юридиче­ской системе.

С 1950-1960-х годов естественное право в его совре­менном понимании, наряду с его общим "философским бы­тием" в духовной жизни общества, перешло а плоскость жизненной практики, практической свободы людей. Это и нашло свое выражение в неотъемлемых правах человека, в их прямом юридико-регулятивном значении.

Такой подход к правам человека позволяет не только "институализировать" естественное право, преодолеть его известную неопределенность, многозначность, но и одновре­менно - дать категории прав человека необходимое фило­софское обоснование и в этой связи устранить саму возмож­ность их этатической (государственно-державной) интер­претации. Той интерпретации (кстати, привычной для об­щего советского правопонимания), когда права людей понимаются не как данные самой природой, самим челове­ческим бытием, независимые от усмотрения власти, а как нечто такое, что "предоставляется" государством, зависит от его "доброй воли", "даруется" властью.

Неотъемлемые права человека: проблемы, "поколе­ния" прав. Хотелось бы обратить внимание на то, что при характеристике прав человека как выражения (объективи­зации, институализации) естественного права в его совре­менном понимании акцент здесь и далее делается на основных неотъемлемых правах. В чем тут дело?

А дело тут вот в чем. После провозглашения револю­ционной демократии в конце XVIII века и утверждения в мировом общественном мнении неотъемлемых прав чело­века - таких, как жизнь, свобода, собственность, безопас­ность личности, стремление к счастью, подобного рода понимание рассматриваемой гуманитарной категории стало общепризнанным. Изначально, по самой своей перво­родной сути, неотъемлемые права человека приобрели зна­чение символа и юридического аналога индивидуальной свободы человека, его твердой защищенности от произво­ла власти.

Именно в таком изначальном ("первородном") качест­ве права человека шаг за шагом обретали свою реальную государственно-правовую жизнь. Так продолжалось почти до середины XX века.

Вместе с тем в конце 1940-х годов (не без влияния духа Возрожденного естественного права, но, к сожалению, на деле вопреки ему) категория прав человека претерпела су­щественные метаморфозы, которые все более воздействуют самую ее суть и в этой связи вызывают серьезную тревогу.

Основание для таких метаморфоз, как это нередко бывает, дали реальные процессы, происходящие в человеческом обществе в XIX-XX веках, обусловленные гигантским научно-техническим, общественным прогрессом и все более активным переходом общества от традиционных к либеральным цивилизациям. Эти процессы потребовали дальнейшего углуб­ления гуманистического содержания индивидуализма 1 , совершенствования и углубления либеральных воззрений и в силу этого - развития начал солидаризма, обеспечения достойно­го уровня жизни людей, выработки форм социальной, в том числе государственной, деятельности, направленной на "об­щественное служение". Такого рода тенденции и линии обще­ственного развития нашли достаточно полное отражение в ряде теорий неолиберализма, в теории солидарности Л. Дюги 2 и - что весьма примечательно - в разработках русских правове­дов-философов 3 .

1 Во второй половине текущего столетия "развитые правовые куль­туры характеризуются более чей умеренный пафосом в отношении абсо­лютного, ничем не ограниченного индивидуализма, свойственного эпохе зарождения и становления персоноцентристских обществ... В настоящее время не только политикам, но и всему населению любого персоноцентристского государства стало понятно, что интересы каждой отдельной личности могут быть обеспечены лишь при условии обеспечения интересов всего социального целого, признание значимости которых серьезно уточ­нило границы свободы каждого отдельного индивида. Персоноцентристкое общество - это такое (в данном отношении), которое уже переболело болезнью ничем не ограниченного индивидуализма, свойственного пере­ходному, от социо- к персоноцентристскому, периоду" (Семитко А.Л. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. Екатеринбург, 1996. С. 189).

2 См.: Дюги Л. Социальное право, индивидуальное право, преобразо­вание государства. М., 1909. Автор пишет, в частности, что правители "обязаны не только воздерживаться; они должны действовать, а эта обязанность переводится в юридическую обязанность обеспечить обучение и гарантировать труд" (с. 72).

3 Весьма радикальные идеи солидаристского плана, в чем-то отсту­пающие от канонов либерализма, высказывал П. Новгородцев, который считал, что здесь вообще происходят коренные изменения в государст­венно-правовой жизни,- такие, когда государство становится органом "общественного служения" (См.: Новгородцев П. Кризис современного правосознания. М., 1909. Автор утверждает, что современный либерализм означает "целый переворот понятий, который знаменует новую стадию в развитии правового государства" (с 340).

Но, спрашивается, каким образом, через какой катего­риальный юридический аппарат можно перевести указан­ные тенденции в плоскость прав людей?

Как это ни покажется неожиданным (на самом же деле в полном согласии с марксистской тактикой "перехвата идей"), указанный вопрос был решен на принципиально иной, чем лииберально-гуманистическая, философско-политической осно­ве, на основе марксистской доктрины, причем в ее большевистской, сталинской интерпретации. Советская конституция 1936 года, призванная по замыслу ее отцов-разработчиков (снача­ла Бухарина, затем Сталина) возвестить о торжестве "социалистической демократии", закрепляла "великие социально-экономические права трудящихся"; "право на труд", "право на отдых", "право на образование", "право на социальное обес­печение" и т. д.

Эти социально-экономические права были сразу же объявлены коммунистической пропагандой "социалистиче­скими", намного превосходящими формальные буржуазные права, некие абстрактные права человека, политические и гражданские права, служащие интересам эксплуататорских классов (хотя они частично тоже были закреплены в ста­линской Конституции, но в марксисткой обработке - как второстепенные и в своем применении увязываемые с ин­тересами социализма). И вот именно эти социально-эконо­мические права долгое время, вплоть до крушения комму­низма в России, служили - а порой служат и сейчас - своего рода знаменем побед социализма, показателем неви­данных преимуществ социалистической демократии.

А теперь коренной вопрос: что же представляют со­бой такого рода социально-экономические права (в том виде, в каком они были закреплены в сталинской Конституции) со строго юридической стороны? Думается, если руково­дствоваться общепринятыми научными критериями, наи­более корректный, научно строгий ответ на поставленный вопрос таков: перед нами не права, имеющие непосредственно юридическое значение, действие и охрану, а идеолого-политические категории, которые представляют собой идеалы, намерения, лозунги-задачи и которые в соответст­вии с их реальным содержанием могут обозначаться как прин­ципы деятельности государства, выступающего в качестве института "общественного служения". В отношении гра­ждан они могут быть обозначены как общие публичные пра­во 1 - права именно в политическом ракурсе, то есть возможности требовать от государства через политико-пра­вовые институты его действий в области "общественного слу­жения": по обеспечению граждан достойным уровнем су­ществования (реально - прожиточным минимумом), по ох­ране здоровья, по созданию условий для обучения. Причем для того, чтобы эти принципы, идеалы, публичные права приобрели реальное, не общеполитическое, а непосредственно-юридическое значение, действие и охрану по отношению к гражданам, необходимо по крайней мере наличие двух непременных условий:

во-первых, само общество должно достигнуть достаточно высокого уровня материального и духовного развития, богатства 3 ;

и, во-вторых, принципы, идеалы, общепубличные права должны быть, по выражению Л. Дюги, переведены на уро­вень конкретных юридических прав и обязанностей (напри­мер, в области образования, гарантирования условий труда, правил приема на работу, обеспечения прожиточного минимума и др.), которые могут быть реализованы при помощи юридических средств, обеспечены государственно-правовы­ми институтами, прежде всего институтами правосудия.

1 О категории публичных прав - см. Кистяковский. Социальные науки и право. Очерки по методологии социальных наук и общей теории права. М., 1916. С. 579-581. Характерно, что автор придавал категории прав социалистический характер.

2 Как убедительно показала Л.А. Лукашева, "накопление народного богатства" - непременное условие реальности осуществления социальной функции государства", и такого рода функция "в западной мире осуществляется в развитом гражданском обществе." (Общая теория прав человека / Под ред. ЕЛ. Лукашевой. С. 121 - 122).

Примечательно, что еще в начале нынешнего века П. Новгородцев писал, что, объявив себя органом общественного служения, государство "встречается с необходимостью реформ, которые лишь частично осуществимы немедленно, а в остальном либо вовсе не осуществимы, или осу­ществимы лишь в отдаленном будущем, вообще говоря, необозримы в своем дальнейшем развитии и осложнении" (Новгородцев П. Кризис современного правосознания. С. 340).

Этих условий, особенно в обстановке конца 1930-х го­дов, в Советском Союзе не существовало. Ситуация по каж­дому из этих двух пунктов была "со знаком минус". Лишь на очень ограниченных участках реальной жизни широковеща­тельно провозглашенные права были переведены на уровень конкретных прав и обязанностей (например, при приеме на работу беременных женщин). И потому указанные "права" в социалистическом обществе не только не работали в их дей­ствительном значении (т.е. как принципы, идеалы и даже как политические права), но по сути дела представляли со­бой характерные для "общества социализма" демагогию, мифы и ложь - прямой обман, грубую мистификацию, а в конеч­ном счете - дискредитацию конституционно-правовых ин­ститутов. Словом, то, что плоть от плоти марксистской революционной идеологии и прямо вписывается в ущербное советское социалистическое право.

А дальше с категорией социально-экономических прав случилось нечто невообразимое и, если угодно, печальное и трагическое с точки зрения проблематики неотъемлемых прав человека, что до сих пор ни в науке, ни в обществен­ном мнении, на мой взгляд, не получило должной оценки. С конца 1940-х годов гордость социализма - социально-эко­номические права внезапно, сказочным образом преврати­лись в "неотъемлемые права человека", их "второе поко­ление".

Как и почему это случилось?

На первый взгляд, во второй половине 1940-х годов произошло, казалось бы, закономерное и чрезвычайно важ­ное событие: социально-экономические права получили ме­ждународно-правовое признание. Во Всеобщей декларации прав человека 1948 года, в ряде последующих ооновских документов в состав прав человека были включены, с известными коррективами и в юридически оформленных положениях (насколько это оказалось возможным), социально-экономические права, которые и были обозначены правами человека "второго поколения".

Конечно, в известной мере это стало ответом на требо­вание времени, новые социально-экономические потребно­сти общества. Но это было, так сказать, слишком легкое, неадекватное решение, в котором не учитывалась сложность соответствующих проблем, упомянутых ранее условий конституирования прав и их действительной реализации. И плюс к тому мало кто при этом принял во внимание то об­стоятельство, что подобное расширение общепризнанной гуманитарной категории произошло в ООН в результате прямого и настойчивого идеологического и дипломатического воздействия советского государства, руководящие инстанции которого преследовали цель лишить категорию прав человека "буржуазного" содержания и, напротив, сообщить ей "социалистический" характер, "обогатить" ее достиже­ниями сталинской Конституции, постулатами марксисткой идеологии. В обстановке почтительной эйфории, которая была характерна для отношения к Советскому Союзу после его победы над гитлеровским фашизмом в первые послево­енные годы (а также настойчивости и ухищрений советских дипломатов и идеологов, перетянувших на свою сторону многих представителей стран "третьего мира"), и возникли предпосылки, на основе которых, наряду с причинами объ­ективного порядка, социально-экономические права "вто­рого", а потом и "третьего" поколений 1 были включены в состав неотъемлемых прав человека при записи соответст­вующих положений в ооновских документах.

Такого рода нарастающий, идущий волна за волной процесс "обогащения" и расширения категории неотъемле­мых прав человека и вызывает тревогу и с интеллектуаль­но-мировоззренческой и с практической точки зрения.

Во избежание недоразумений повторю: сообразно с масштабными социальными переменами, происходящими в мире в связи с переходом человечества к либеральным ци­вилизациям, значение социально-экономических, трудовых, пенсионных и аналогичных им прав в жизни людей непре­рывно возрастает. Они, как политические принципы и идеа­лы, нуждаются в конституционном и ином законодательном закреплении, в государственном обеспечении. Но они в сво­ем реальном (а не в словесном) выражении - принципи­ально иным явления, и даже при наличии указанных ранее условий, в том числе экономических 2 , а также при переводе рассматриваемых явлений в систему юридических отноше­ний, представляют собой принципиально иные правовые феномены, нежели неотъемлемые права и свободы человека.

1 К правам "третьего" поколения обычно относят коллективные и солидарные права - права народов (право на мир, на здоровую окружающую среду, право на коммуникацию и др.), а также, по мнению отдельных авторов, такие экстравагантные "права человека", как право не быть уби­тый во время войны, право на сон, право на самообразование и т.д.

А.П. Сенитко высказал предположение о возможности "четвертой волны" в понимании прав, человека, когда этой категорией могут быть охвачены права, связанные с запретом абортов, и право на эвтаназию (Семитко А.П. Развитие правовой культуры как правовой прогресс. С. 193).

2 Е.А. Лукашева, придавая существенное значение группе социально-экономических прав, пишет вместе с тем: "...далеко не все государства могут уже сегодня реально защитить все важнейшие права этой группы. Основная причина - состояние экономики страны. Ведь социальная функция может осуществляться в полном объеме лишь при высоком уровне экономического развития, позволяющего разумно перераспределять средства и ресурсы, сохраняя свободу рыночных отношений и предпринимательства" (Общая теория прав человека / Под ред. Е.А. Лукашевой, С. 108).

Почему? Не только потому, что они являются в основ­ном декларациями, идеалами, принципами, особыми публич­ными правами, требующими правовой конкретизации, перевода на уровень конкретных гражданских прав, и в этом отношении - развернутой юридической регламентации, во многом к тому же зависимой от переменных величин - уровнями развития экономики, социальной сферы, культуры данного общества, политики государства. И не только потому, что в связи с вышесказанным они как таковые не могут быть предметом непосредственной судебной защиты и государственного обеспечения (плюс к тому, выступая в политической сфере как общие публичные права и политические обязан­ности государства, они в практическом применении - коль скоро не выражены в конкретных юридических отношениях, защищаемых судом, - ставят человека в зависимость от органов власти, должностных лиц, чиновников, их усмотрения). А в силу всего этого - изначально лишены тех необхо­димых свойств, которые бы позволили рассматривать их в качестве неотъемлемых прав.

Главное здесь - соображения принципиального харак­тера, относящиеся к самой сути прав человека.

Во-первых, - и это самое существенное - неотъем­лемые права человека имеют свою строгую смысловую общечеловеческую определенность (которую они при широкой их интерпретации теряют): они являются выразителями и носителями сути человеческого бытия, защищенной сво­боды человека, - одного-единственного, по выражению Кан­та, прирожденного права человека.

Во-вторых, неотъемлемые права человека призваны защищать человека от власти, ее произвола. Те же соци­ально-экономические и иные "права", которые относятся ко "второму" и "третьему" поколениям, ставят человека не только в зависимость от уровня развития общества, его бо­гатства, но и в зависимость от власти, от ее состояния и усмотрения чиновников.

И, в-третьих, закрепление в конституциях демократи­ческих стран основных, неотъемлемых прав человека (в отличие от фиксации в конституционных текстах всей сум­мы гражданских прав, в том числе и переведенных в юридическую плоскость социально-экономических прав) имеет особый высоко гражданственный юридический смысл. Именно основным, фундаментальным правам человека - как это сделано в ряде конституций западноевропейских стран - придается в конституциях "повышенно-конституционное" политико-юридическое значение (они помещены на первое место в тексте, им сообщено непосредственно-юридическое действие, качество "неприкасаемости" и др.), что вообще возвышает права человека в обществе, делает их непре­ложной основой общественной жизни, непосредственной юридико-регулятивной реальностью, которая призвана поставить в строгие рамки государственную власть.

Так что, казалось бы, благое дело - расширение "ката­лога" прав человека на деле обескровливает эту основопола­гающую гуманитарную категорию. И если у советских идео­логических стратегов был в конце 1940-х годов расчет на то, чтобы лишить категорию прав человека ее духовной и юри­дической силы, то этот расчет (увы, с помощью истинных правозащитников, нас, юристов, в том числе либеральной ориентации) в немалой степени осуществился на практике. С этой точки зрения требуют известных корректив утвержде­ния о том, что "бывший Советский Союз был первым госу­дарством мира, который конституционно закрепил достаточно широкую систему экономических прав" и что "отрицать роль Советского государства в формулировании системы экономических прав было бы неправильным" 1 .

Итак, представляется в высшей степени важным строго разграничить основные неотъемлемые права человека, на­правленные на обеспечение свободы и достоинства каждого (они имеют основополагающее и абсолютное значение в об­ществе, ставшем на путь демократического развития), и весь обширный комплекс прав гражданина данного государства. Исходя из этого вполне оправданно первую из указанных группу прав так и именовать - "права человека", а вторую (весь обширный комплекс гражданских прав) именовать ина­че - "права гражданина данного государства". Или, как это делает ряд современных европейских конституций (в том числе Германии, Испании), обозначить общепризнанные не­отъемлемые права человека термином "основные права".

Серьезные последствия. В условиях демократического развития, начавшегося в эпоху Просвещения и перешедшего в передовых демократических странах в 1950-1960-е годы в новую фазу, происходят знаменательные изменения позитивном праве этих стран.

1 Общая теория прав человека / Под ред. Е.А. Лукашевой. С. 129.

В чем существо таких изменений?

Самое главное здесь - это прямое и глубокое вторжение в позитивное право, в саму его органику, возрожденно­го естественного права, выраженного в системе общепризнанных неотъемлемых прав человека. Иначе го­воря, это обретение неотъемлемыми правами человека зна­чения и функций действующей правовой реальности, да причем - такой, когда она становится правовым базисом, юридической основой национальных правовых систем.

А это приводит к следующим четырем серьезным последствиям в позитивном праве.

Во-первых, позитивное право (и как раз через неотъемлемые права человека, которые напрямую входят теперь в его содержание) непосредственно соотносится с целой основой человеческого бытия - со свободой и в соответствии с этим призвано воплощать ее в необходимых юриди­ческих формах, реализовывать в процессе правового регули­рования общественных отношений 1 .

Во-вторых, намного увеличивается собственная сила позитивного права: она теперь в меньшей мере опирается на авторитет и силу власти, а главным образом и прежде всего основывается на мощи естественного права, которое потому и воспринимается в качестве "естественного", что имеет для человека важнейшее и приоритетное значение.

В-третьих, положения об общепризнанных неотъемле­мых правах человека приобретают в правовой системе го­сударства непосредственное юридическое действие. Это значит, что основные, фундаментальные человеческие пра­ва, признанные мировым сообществом, непосредственно, причем независимо от воспроизведения или упоминания о них в национальных документах, входят в содержание дей­ствующего права страны и имеют в стране непосредствен­ное юридическое значение. Это значит также, что органы правосудия не только могут, но и юридически обязаны при­нимать решения с одной лишь ссылкой на общепризнанные права человека.

1 Следует заметить, что импульсы, идущие от современного естественного права, в какой-то мере затрагивают регулятивные особенности позитивного права. Его качества суперструктуры, обеспечивающей воспроизводство нормативно-унифицированных наличных отношений, развертывается в соответствии с критериями свободы. И отсюда оправданно утверждать, что "именно право, поскольку в основе его лежит самоограничение деятельной свободы (и надо добавить - определение "игры сво­боды" человека. - С. А.), задает одну шкалу ценностей, в которой мера блага определяется как степень индивидуальной свободы. А значит, пра­вд выступает как особая среда, в которой самые различные поступки. . . соизмеримы по единому масштабу - масштабу свободы" Малинова И.П. Философия правотворчества. С. 108). Заслуживает специального внима­ния мысль автора о том, что "внутренней, диалектичной стороной права является то, что нормативная унификация ограничительных способов властного опосредования отношений субъектов в реализации ими своих интересов выступает необходимый условием всеобщности непосредственно-индивидуалъной формы располагают какими-либо благами, в том числе свободой как их универсальным эквивалентом" (там же. С. 111).

Одним из наиболее ярких подтверждений принципиального изменения регулятивного статуса естественного права, выражающих его неотъемлемых прав человека, стало в 1996 году решение Конституционного суда Германии, который признал юридически оправданной ситуацию, невозможную с позиций догматической юриспруденции, - привлечения к уголовной ответственности руководителей несуществующего государства (ГДР) за причастность к убийствам на границе перебежчиков, то есть за деяния, которые как будто бы согласовывались с законоположениями ГДР, но противоречили фундаментальным правам человека.

В-четвертых, именно категории возрожденного естественного права в виде идей о неотъемлемых правах человека (и это - наиболее значимое последствие) стали цен­тральным звеном действующего права как сложного многогранного образования. Тем центральным звеном, той правовой идеей "в праве", которая имеет первостепенное значение не только для решения ряда вопросов теории, в том числе для характеристики особого построения всех других слоев, граней правовой материи, но и для практической стороны дела - для решения вопросов законодательства, опросов юридической практики.

Именно здесь нужно искать объяснение тому обстоятельству, что в современных условиях неотъемлемые права человека по своему юридическому значению не только уступают национальным законам всех рангов, но и в принципе имеют по сравнению с ними приоритетное юридическое действие.

С позиции юридической практики существенно важно, например, то, что при пробелах в действующем праве, не­достаточности или неопределенности действующих законо­положений правовой вакуум заполняется, а неопределенность законоположений преодолевается на основе централь­ной правовой идеи. Значит, права человека в таком случае становятся ориентиром, определяющим направление и перспективу решения тех или иных юридических дел. И, забе­гая несколько вперед, замечу: то обстоятельство, что в российском Конституционном Суде при рассмотрении кон­ституционной обоснованности актов, положивших в 1994 году начало войне в Чечне, права человека не получили такого признания, свидетельствует о том, что в России продолжа­ет господствовать право власти (в лучшем случае - право государства), а не передовое демократическое право, соот­ветствующее требованиям современного гражданского об­щества.

Отмеченные крупные изменения в позитивном праве, выражающие глубокое проникновение в саму его органику возрожденного естественного права, - изменения, в долж­ной мере ни наукой, ни общественным мнением еще не оце­ненные (и более того - в значительной степени оставшиеся незамеченными), в действительности по своим масштабам и, особенно, значению для настоящего и будущего ничуть не уступают тому гигантскому прогрессивному сдвигу в пра­вовом развитии, которым отмечена эпоха Просвещения, эпоха французской революции. Потому-то они с полным основанием и могут быть обозначены в качестве второй "революции в праве" 1 .

Новая трактовка права диссонирует со сложившимися и весьма устойчивыми стереотипами о праве, законе, за­конности, сориентированными на власть. И поэтому пере­ход от понимания права как исключительно и всецело "силового" института, прочно укоренившегося за долгие века взаимоотношений человека с властью, к пониманию его как гуманистического явления, феномена свободы, происходит с трудом. Еще в самом начале XX века знаменитый рус­ский правовед П.И. Новгородцев говорил о неоправданном положении вещей, "когда отвергают право как порождение силы и произвола и забывают право как выражение спра­ведливости и свободы, - то право, которое издавна вдох­новляло на подвиги и на борьбу и которое всегда почиталось священным достоянием лиц" 2 .

1 Примечательно, что основные вехи правового прогресса вполне согласуются с развертыванием в ходе исторического развития граней права. Первая веха - римское частное право раскрыло догму права, возрожденческая культура и эпоха Просвещения - "правовое содержание", по­слевоенная правовая революция - истинные правовые идеи.

2 Новгородцев П. И. Идея права в философии Вл. С. Соловьева. М., 1901. С. 18-19.

Новое соотношение. Теперь - о самом значительном последствии в позитивном праве, наступающем в условиях возрожденного естественного права, его новой жизни. Оно касается соотношения права и власти - того соотношения, которое при всех метаморфозах права (его развитии от "права сильного" к "праву власти" и "праву государства") неизмен­но оставалось силовым институтом, не содержащим каких-либо элементов, так или иначе не зависящих от власти.

Ныне же, в результате второй "революции в праве" такого рода элементы, да притом непосредственно выражающие сами основы человеческого бытия, появились! Появились в виде положений о неотъемлемых правах человека, которые приобрели прямое юридическое действие и заняли (точнее - начали занимать) центральное место во всей юри­дической системе современного гражданского общества.

А это значит, что впервые за всю историю человечест­ва право стало обретать такое новое качество, которое позволяет ему возвыситься над властью и, следовательно, наконец-то решить одну из коренных проблем нашей жизни, истинное наказание и проклятие для человечества - проблему умирения и "обуздания" поли­тической государственной власти.

Стало быть, в результате недавней "революции в пра­ве" именно сейчас, в наше время, право и власть начали меняться местами. И именно сейчас, в наше время, на место права как сугубо силового образования приходит гумани­стическое право - право современного гражданского общества 1 , действенность которого строится в основном на природной силе естественного права, свободы.

Такого рода изменение соотношения между правом и властью, как мы видели, напрямую связано с новой, высо­кой миссией прав человека. И здесь нужно вновь сказать о Канте. Мечта ли это философа? Прозрение? Глубина мысли и единая логика идей? Не знаю. Но самые замечательные, необыкновенные и по сегодняшним меркам слова о соотно­шении права и власти в идеальном его понимании сказал именно тот философ, идеи которого заложили исходные блоки философии гуманистического права, - Иммануил Кант. По его словам (уже приведенным на одной из первых страниц книги), "право человека должно считаться священ­ным, каких бы жертв ни стоило это господствующей власти. Здесь нет середины и нельзя измышлять среднее прагма­тически обусловленного права (нечто среднее между правом и пользой); всей политике следует преклонить колени перед правом.. ." 2 .

1 С этой точки зрения следует признать справедливым мнение, что "именно права человека выступают чистым воплощением права, то есть безусловного общественного дозволения самодеятельности свободного человека" (Ершов Ю.Г. Философия права (материалы лекций). С. 21).

2 Кант И. Сочинения на Немецком и русском языках. М., 1994.

С этих позиций, быть может, самым верным показате­лем того, что в данном обществе право занимает достойное и высокое положение, соответствующее формулам "право­вое государство", "правление права", является способность власти терпеть право и без колебаний сообразовывать с ним все свои действия. Так относиться к праву, чтобы и в тех случаях, когда существование и действие права не со­гласуются с интересами власти, безропотно признавать его приоритет, верховенство над собой и одновременно - делать все для того, чтобы его требования неукоснительно и полностью проводились в жизнь.

Понятно, что процесс формирования права современ­ного гражданского общества даже в передовых демократи­ческих странах пока не завершен. Во многих других он еще и не начат. В некоторых странах заметны порой симптомы правового регресса, возвратного движения к праву власти, силовым юридическим порядкам.

Что ж, перспектива формирования и развития гуманистического права в тех или иных странах накрепко свя­зана с судьбой демократии на нашей планете, будущим демократических и гуманистических ценностей, словом, с судьбой и будущим на нашей земле цивилизаций либераль­ного типа.

Но как бы то ни было, закладка фундамента юридиче­ских систем, способных возвыситься над властью и после­довательно реализовать демократические и гуманистические ценности, в истории человечества состоялась.

Возрождение естественного права

Теории, выдвигаемые в современной философии права, настолько сложны и многомерны, что часто не укладываются в какие-то жесткие рамки, и относить их однозначно к юридическому позитивизму, естественному праву или юридическому реализму было бы упрощением. Авторы этих теорий стараются прежде всего найти истину, а не вписаться в одно из существующих направлений, каждое из которых имеет свои сильные стороны.

Тем не менее можно сказать, что в последние десятилетия происходит возрождение естественного права. Начало этому процессу было положено в послевоенной Германии, когда перед судами встал вопрос о наказании тех, кто совершал преступления при нацистском режиме. Очень часто нацистские преступники действовали в полном соответствии с чудовищными законами фашистской Германии. Суды должны были решить, можно ли наказывать людей, которые действовали в рамках некогда существовавшего законодательства, и если да, то на каких основаниях? Можно ли утверждать, что нацистские законы нарушали естественное право и, соответственно, не имели юридической силы? Обсуждение подобных вопросов заставило обратить внимание на многие проблемы законности и справедливости и вновь привлекло внимание к естественно-правовой аргументации.

В отличие от создателей классических теорий естественного права современные сторонники данного направления не пытаются построить грандиозные философские и теологические доктрины и вывести из них то, каким должно быть право. Однако они разделяют традиционное для теории естественного права представление о том, что право и мораль неразрывно связаны. Эта связь, возможно, не настолько сильная, как считали теоретики классических систем естественного права, но существуют логические и концептуальные связи между правом и моралью, и мы не можем понять, что такое право, не обращаясь к понятиям нравственности.

Даже сам Г. Харт, крупнейший из позитивистов современности, сделал некоторые уступки теории естественного права. Он выдвинул идею минимального содержания естественного права (minimal content of natural law) в любой правовой системе. Нужно иметь в виду, утверждает Харт, что право и мораль - это важнейшие социальные институты, которые регулируют поведение людей по отношению к основным человеческим ценностям. Уже вследствие этого право и мораль с необходимостью будут пересекаться, то есть они будут, хотя бы отчасти, заниматься одними и теми же темами и решать одни и те же проблемы. Поскольку эти темы и проблемы являются, в некотором смысле, естественными условиями человеческого существования, пересечение между правом и моралью можно рассматривать как уступку теории естественного права.

Рассмотрим некоторые из фундаментальных и естественных особенностей мира и человека.

Во-первых, люди хотят жить в безопасности, но в то же время они весьма уязвимы; нападения со стороны других людей может легко причинить им вред. (В отличие от ракообразных они не имеют прочных панцирей, которые защищали бы их от побоев и т. д.).

Во-вторых, люди примерно равны по своим силам, способностям и интеллекту (при этом объем познаний у них достаточно ограничен), поэтому всем им выгодна взаимопомощь и сотрудничество. Это утверждение не означает, что нет сильных и слабых, умных и дураков. Речь идет о примерном равенстве, то есть о том, что нет людей, которые совершенно не нуждались бы в сотрудничестве с другими людьми. Если бы некоторые были сильными как Кинг-Конг, и при этом с интеллектом, как у тысячи эйнштейнов, этим некоторым было бы совершенно не нужно сотрудничество с остальным человечеством.

В-третьих, для людей характерен ограниченный альтруизм, и часто они руководствуются только своей личной выгодой. Это не означает: все люди - эгоисты. Люди именно ограниченные альтруисты, они любят делать добро и заботиться о ближних, но, обычно, когда это не отнимает слишком много сил и энергии. Когда мы думаем о том, как нам жить в обществе, мы не можем рассчитывать на то, что все люди будут, как мать Тереза, постоянно жертвовать собой ради других, и требовать этого от них нельзя. Поэтому мы не можем рассчитывать на то, что люди будут сотрудничать и идти на уступки друг другу добровольно.

В-четвертых, мы живем в мире умеренно ограниченных ресурсов, то есть мы не можем обеспечить изобилие для каждого без сотрудничества между людьми. Наш мир мог бы быть иным. Он мог бы быть миром тотальной нехватки ресурсов, когда никакое сотрудничество и взаимопомощь не могли бы прокормить всех и шла бы война за скудное продовольствие. Он мог бы быть миром изобилия - когда мы все жили бы по нескольку человек на плодородных островах южных морей и природа обеспечивала бы нас всем с огромным избытком без всяких наших усилий. В первом случае сотрудничество между людьми было бы невозможно, во втором - в нем не было бы необходимости.

В-пятых, у людей ограничена способность к самоконтролю.

Если бы наш мир и мы сами были бы другими тогда мораль и право тоже были бы совсем другими. Если бы у нас всех были прочные панцири, как у омаров или у черепах, логично предположить, что наказание за нанесение побоев было бы менее строгим, чем сейчас. Если бы мы совершенно не хотели жить и стремились к смерти - каралось ли бы законом убийство? Если бы мы жили в мире изобилия - была ли бы у нас актуальна идея бережливости? Тогда мы не нуждались бы в принятии каких-либо законов о справедливом распределении. Если бы все люди были бы неограниченными альтруистами, мечтающими только о том, как пожертвовать всем для ближнего, нам не нужно было бы почти никаких законов, все проблемы решались бы на основе любви между людьми.

Право и мораль были бы совсем другими, потому что право и мораль - это всего лишь институты, решающие проблемы, которые предопределены фундаментальными особенностями жизни людей. В языке права и морали многое определяется фундаментальными чертами.

Харт так пишет о том простом и очевидном факте, что огромное большинство людей хочет жить и быть в безопасности: «Дело не просто в том, что подавляющее большинство людей хочет жить, пусть даже ценой ужасной нищеты, но в том, что это отражено в структурах нашей мысли и языка <...> Мы не можем убрать это общее желание жить и оставить при этом в целости такие понятия, как опасность и безопасность, вред и выгода, необходимость и функция, болезнь и лекарство: ибо все эти понятия - это способы одновременно описывать и оценивать вещи в плане того, насколько они способствуют выживанию, которое нами принимается как цель... Мы привержены (этим ценностям) как чему-то, что лежит в основе понятий, употребляемых в (моральных и юридических) спорах - ибо нас беспокоят проблемы продолжения существования, а не проблемы организации клуба самоубийц».

Итак, согласно Харту, есть, по крайней мере, одно обязательное пересечение между правом и моралью: они занимаются (хотя бы отчасти) одними и теми же проблемами. Конечно, для решения этих проблем различные правовые системы могут использовать очень разные методы и принципы. Например, для решения проблемы обеспечения едой в мире ограниченных ресурсов может использоваться и наемный труд, и рабский труд.

Поскольку некоторые из юридических решений базовых проблем человеческого существования могут быть явно антигуманны, получается, что правовая система может иметь «минимальное содержание» естественного права и при этом оставаться совершенно аморальной.