Маринеско Александр Иванович: биография, семья и подвиг героя-подводника. Неизвестный герой-подводник александр маринеско

30 января поздним вечером, подводник Маринеско совершил свой главный подвиг. "Атака века" описана предостаточно. Ее никогда бы не было, если бы Маринеско, вопреки приказу, не сменил в море курс. Маринеско покидает район и, как вольный хищник, выходит на охоту и выслеживает океанский гигант - "Вильгельм Густлов"... Все три торпеды попадают в цель. На лайнере было около десяти тысяч человек. Спаслось меньше тысячи...


30 января 1945 года легендарный российский подводник Александр Маринеско потопил немецкий транспорт «Вильгельм Густлов».

Немецкий писатель лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс выпустил роман-эссе "Траектория краба", в основе которого - потопление легендарным подводником лайнера "Вильгельм Густлов", гордости немецкого флота. Роман стал бестселлером, в Европе заново пробудился интерес к событиям военной давности, к личности Маринеско.

2003 год можно окрестить годом подводника Маринеско. 15 января, исполнилось 90 лет со дня его рождения. В ноябре, 25-го, будет 40 лет со дня смерти. Между этими круглыми датами - сегодняшняя, некруглая: 30 января поздним вечером, он совершил свой главный подвиг.

"Известия" в свое время писали о подвиге Александра Маринеско, подводника № 1. После каждой публикации в "Известия" шли огромные мешки гневных писем - "Потрясен... Боже мой!", "История с Маринеско - наш национальный позор ", "Доколе же России верные сыны будут на положении дворовых?", "Не могу больше находиться в вашей мерзкой партии...". По городам прошли демонстрации в защиту Маринеско.

ОН НИЧЕГО НЕ БОЯЛСЯ

Вообще-то изначально - Маринеску. Отец его - румын. В 1893 году он избил офицера, грозила смертная казнь, но он из карцера бежал, переплыл Дунай. Женился на хохлушке, букву "у" в конце фамилии поменял на "о".

По решимости, удали и бесстрашию Александр Иванович - в отца.

В 13 лет начал плавать учеником матроса.

В школе юнг ему, как лучшему, сократили срок обучения и без экзаменов перевели в мореходное училище.

Затем - высшие курсы командного состава. В разгар занятий пришел приказ: слушателя Маринеско отчислить, из флота демобилизовать. Причина - "анкета". Ему отказали даже на торговом флоте.

Самолюбивый и гордый Маринеско не написал ни единой просьбы - разобраться.

В конце концов - восстановили, курсы окончил досрочно.

Уже через год после того, как Маринеско принял подлодку "Малютка", она установила рекорд скорости погружения, успешнее всех провела торпедные стрельбы и в 1940 году была признана лучшей на Балтике. В начале войны на маломощной "Малютке" Маринеско потопил транспорт водоизмещением 7000 тонн и был награжден орденом Ленина. Александра Ивановича переводят на "С-13". В первом же походе с новым командиром лодка топит очередной транспорт. Еще один орден - Красного Знамени.

Подвиг был ему предназначен.

Никакая учеба не дала того, что досталось от Бога. В море он поступал вопреки всем законам подводной войны и даже логике. Атаковал порой со стороны немецкого берега, с мелководья, а уходил от погони - к месту потопления. Лез в самые опасные места - потому что его там не ждали, и в этой нелогичности была высшая логика.

На Балтике воевало 13 подводных лодок-"эсок".

Уцелела единственная, под несчастливым номером.

Он ничего не боялся, ни на море, ни на суше. Но если в море был расчетлив и хитер, то на берегу не знал ни умеренности, ни осторожности. С начальством - прямой, порой - дерзкий. Его прямота и самостоятельность раздражали береговых штабных работников. Они не любили его. Да и он симпатий к ним не питал.

За всю службу на флоте - с 1933 года и за всю войну до 1945 года Александр Иванович "сорвался" дважды. И самовольная отлучка, и опоздание были связаны с выпивкой.

Тут нужны объяснения. Немцы гораздо лучше подготовились к подводной войне. Балтика была густо заминирована, она, как и Ленинград, оказалась в блокаде. Долгими месяцами лодки простаивали в доках - в ремонтах. Но главное, в 1943 году при форсировании заграждений подорвалось несколько первоклассных лодок. Возникла пауза до осени 1944 года.

Тогда же, в 1944-м, у Маринеско скончался от тяжелых ран отец.

Он обратился к Орлу, комдиву: "Мне надоело безделье. Стыдно смотреть в глаза команде".

Наступил роковой для Маринеско 1945 год. Он с товарищем был отпущен в город (Турку, нейтральная Финляндия). В пустом гостиничном ресторане они со славянской широтой попросили накрыть стол на шестерых. Как вспоминал он сам: "Мы в меру выпили, закусили, стали потихоньку петь украинские песни". Маринеско очаровал молодую красивую хозяйку гостиницы - шведку и у нее остался.

Под утро постучала горничная, сообщила, что внизу ждет жених хозяйки с цветами. "Прогони", - сказал он. - "Ты же на мне не женишься?" - " Не женюсь, - сказал Маринеско, - но все равно прогони ". Вскоре в дверь снова постучали, теперь уже офицер с лодки: "Беда, на базе переполох, вас ищут. Уже финским властям заявили...". "Прогони", - сказала она. "Как так - не могу". - "Я ради тебя жениха прогнала. Какие ж вы победители, с бабой переспать боитесь".

И командир сказал офицеру: "Ты меня не видел".

Вернулся вечером.

Прошел слух, что его завербовала вражеская разведка. Маринеско должен был предстать перед военным трибуналом.

Идти в море с другим командиром экипаж отказался.

Александр Евстафьевич Орел, комдив (впоследствии - адмирал, командующий Балтийским флотом):

Я разрешил им выйти в море, пусть там искупает вину. Мне говорили: "Как же ты такого архаровца отпустил?". А я ему верил, он из похода пустой не возвращался.

СВЕТОПРЕСТАВЛЕНИЕ

"Атака века" описана предостаточно. Скажу лишь, что ее никогда бы не было, если бы Маринеско, вопреки приказу, не сменил в море курс. 20 дней "эска" курсировала впустую в заданном районе. Маринеско покидает район и, как вольный хищник, выходит на охоту и выслеживает океанский гигант - "Вильгельм Густлов". Все три торпеды попадают в цель.

Гюнтер Грасс считает, что на лайнере было около десяти тысяч человек. Спаслось меньше тысячи.

Главные страдальцы - дети, старики и женщины. Шлюпок и спасательных плотов оказалось слишком мало, "солнечная" палуба, которая вела к ним, обледенела, как каток, когда она накренилась, люди посыпались в морскую воронку. 18 градусов мороза при ледяном ветре. Беженцы, сгрудившиеся на верхней палубе - на высоте десятиэтажного дома, замерзли насмерть и продолжали стоять, как ледяные столбы. "Стариков и детей, - пишет Гюнтер Грасс, - затаптывали насмерть на широких лестницах и узких трапах. Каждый думал только о себе". Офицер-преподав

атель застрелил в каюте троих детей, жену и застрелился сам.

Сегодня жив последний из офицеров подводной лодки "С-13" - штурман Николай Яковлевич Редкобородов:

Торпедисты сделали надписи мелом на всех торпедах - "За Родину!", "За Сталина!", "За советский народ!", "За Ленинград!".

В пустом бассейне "Густлова", выложенном разноцветным кафелем и мозаикой, разместились в тесноте девушки из вспомогательного флотского батальона - 370 человек. Торпеда с надписью "За советский народ!" попала в бассейн и превратила все в месиво. "Многих девушек разорвало на куски осколками кафеля и мозаичного панно. Вода быстро прибывала, в ней плавали куски человеческих тел, бутерброды... спасательные жилеты".

Ужаснее всего был вид мертвых детей: "Все они падали с корабля головками вниз. Так они и застряли в своих громоздких жилетах ножками вверх…"

Погибло более четырех тысяч детей.

"Коллективный вопль" с тонущего судна и с моря - со шлюпок и плотов накрыла сирена гибнущего "Густлова" - жуткое двуголосие. "Этот крик позабыть невозможно", - беременной женщине было тогда 18 лет.

"Да, погибли преимущественно женщины и дети: в неприлично очевидном большинстве спаслись мужчины, в том числе все четыре капитана".

Вопреки стойким и красивым легендам в Германии не было трехдневного траура, и Гитлер не объявлял Маринеско личным врагом. Ни слова о гибели любимого лайнера фюрера. Такое сообщение могло подорвать у нации стойкость духа.

Молчала и советская пропаганда.

Советское военное командование с удовольствием подхватило эту версию: никак не могли простить Маринеско его загул.

Между тем, когда-то белоснежный туристический лайнер "Вильгельм Густлов" уже давно стал плавучей учебной базой немецких подводников, здесь готовили "смертников" (из 30 000 немецких подводников погибли больше 80%). На борту лайнера, по данным Гюнтера Грасса, находилось более тысячи моряков-подводников (по другим данным - 3700), женский батальон ВМФ, войсковое соединение 88-го зенитного полка, хорватские добровольцы. Это был вооруженный лайнер, подчиненный ВМФ, который шел без опознавательных знаков, с сопровождением.

Как признал потом весь мир, в том числе и немцы, "это была законная цель для атаки".

После этой атаки Маринеско на базу не спешил и через 10 дней потопил еще и мощный крейсер, на борту которого было около трех тысяч солдат и офицеров.

* * *

"Атака века" - оценка не наша, так оценили подвиг экипажа "эски" английские историки. Западные исследователи - английские, западногерманские, шведские - десятилетиями исследовали историю подводной лодки "С-13", экипаж которой по тоннажу потопил за войну восьмую часть того, что все остальные подводники Балтики. Почему Маринеско не Герой? - задаются они вопросом. И приходят к выводу: советское военное командование не поверило в фантастические победные результаты.

Комдив А. Орел представил Маринеско к Золотой Звезде. Награду Маринеско снизили до ордена Красного Знамени. Из подвига вычли вину. Соответственно резко снизили награды и всему экипажу.

Награждение Маринеско Золотой Звездой разлагающе подействует на матросов, - это объяснение от руководства ВМФ я слышал сам. Нужно, чтобы Герой был непременно хрестоматийным, уставным.

Хрестоматийный никогда бы не совершил ничего подобного. Впрочем, о чем говорить, внеуставными были целые нации.

Штурман Редкобородов:

Долгие десятилетия имя его называли полушепотом, словно речь не о подвиге, а о преступлении.

ГОСУДАРСТВЕННАЯ "АТАКА ВЕКА"

После того как его и весь экипаж лишили заслуженных наград, Маринеско дал себе волю - выпивки, конфликты с начальством. По свидетельству писателя А. Крона, у него начались приступы эпилепсии. Трудно поверить, но Александр Иванович, с его-то гордостью, чувством собственного достоинства, просит парткомиссию БПЛ КБФ: устал, выпиваю, потому что болен, прошу направить меня лечиться...

Шел август 1945-го. Война была уже позади. Теперь он и трезвый государству не нужен. Маринеско просто уволили с флота, понизив в звании сразу на две ступени.

То, что творила с ним советская власть вплоть до его нищенской смерти и после смерти, тоже можно назвать "атакой века".

Опять невольная параллель - у них, у нас. В послевоенные годы продолжалось разорение "Густлова" - различные водолазы, охотники за сокровищами, прочие хищники искали там легендарную Янтарную комнату, золото Имперского банка.

Во второй половине восьмидесятых годов в Лиепае на деньги моряков был поставлен памятник Маринеско. По распоряжению политуправления ВМФ фамилию Маринеско с памятника сорвали - ночью, по-воровски. Тогда-то "Известия" и ввязались в двухлетнюю (семь публикаций!) борьбу, не просто неравную - безнадежную, за имя легендарного подводника, за присвоение ему звания Героя. Против "Известий" обрушилось не только военное ведомство (чиновные адмиралы грозили судом), но и Главное политуправление армии, Министерство обороны СССР. Лично министр маршал Язов писал на "Известия" жалобу в ЦК.

Главный редактор (И.Д. Лаптев) не дрогнул. Но не язовская жалоба была самой неприятной.

На "Известия" пожаловалась... дочь Маринеско от первого брака, Леонора.

Зачем вы травите военно-морское ведомство? - говорила она мне по телефону. - Вы хотите меня с ними поссорить? Вы же отца не знаете, он бросил нас с матерью и не платил алименты.

В какое время это было?

Оказалось, во времена, когда Александр Иванович был совершенно беспомощен и сам нуждался хотя бы в копеечной поддержке.

В это время не он, а вы должны были помочь ему.

Вы все равно ничего не добьетесь, он никогда не получит Героя.

Жалобу свою Леонора передала в "Красную Звезду", которая использовала ее в своей новой травле Маринеско.

А Таня, дочь от второго брака Алексан

ра Ивановича, позвонила после первой же публикации:

Спасибо.

Роковой, мистический Маринеско и при жизни, и после смерти весь мир расколол надвое.

ПИСЬМА ИЗ НЕВОЛИ

С 1948 года Маринеско работал в институте переливания крови замом директора. Директор-хапуга строил дачу, хотел избавиться от принципиального зама. С согласия директора Александр Иванович развез по домам низкооплачиваемых работников валявшиеся во дворе списанные торфобрикеты. Директор - Викентий Кухарчик - сам же и позвонил в ОБХСС.

Первый состав суда распался. Прокурор, фронтовик, видя липу, от обвинения отказался, оба народных заседателя заявили особое мнение. Лишь судья Прасковья Васильевна Вархоева не сдалась.

Маринеско приговорили к 3 годам лишения свободы.

На такой срок далеко не отправляют. Но Маринеско загнали на Колыму. Запихнули в один вагон с недавними полицаями.

Из рассказа Маринеско - Крону: "Раздача пищи в их руках... Чую - не доедем. Стал присматриваться к людям - не все же гады. Вижу: в основном болото, оно всегда на стороне сильного! На счастье оказалось рядом несколько моряков. Сговорились... При очередной раздаче пищи началась драка. Сознаюсь вам: я бил ногами по ребрам и был счастлив". Явился начальник поезда, разобрался, "власть" передали морякам.

Этим письмам более полувека. Александр Иванович писал их Валентине Ивановне Громовой, второй жене.

"Здравствуй, милая, дорогая Валюшка!

Город Ванино - большая деревня, нет водопровода, нет канализации.

Сильная снежная пурга замела наш дом до крыши, и чтобы выйти, нам пришлось вылезать в отверстие в потолке (для печки-времянки) и очистить снег от двери.

Я надежды не теряю и твердо уверен, что буду еще с тобой счастливо доживать свой век (лет до 80-90), уже сейчас начал подготовку, в эту получку 50 рублей отдал портному, которому заказал пошить "москвичку" - полупальто из шинели, а всего за работу надо заплатить 200 рублей.

С тем любящий тебя безмерно, твой слуга и муж. 4/1-1951 год"

Это подцензурные письма.

А это реальная жизнь. У Маринеско украли книгу - подарок жены. Узнав об этом, хозяин камеры, "пахан", сказал: "Через минуту книга будет у тебя". Но оказалось, что молодой вор уже разрезал книгу на карты. По приказу "пахана" четверо урок убили парня: раскачали и - об пол.

По-своему, по-звериному, его "берегли" в камере. В чем притяжение личности даже для урок? Ведь о подвигах Маринеско они не знали.

Александр Иванович нашел способ переписываться не через лагерный почтовый ящик. "Здравствуй, дорогая Валюша! К нам для проверки заглянуло начальство и, узнав, что я пишу письма не через п/я 261/191, забрало все твои письма, которые я хранил, и наказало меня, сняв с бригадиров и переведя в грузчики.

До свидания, счастье мое невидимое! 29/1-1951 год"

"Здравствуй, дорогая, милая и самая близкая из всего существующего в мире, Валюша!

Из моей шинели получилась очень хорошая "москвичка".

Хотел Александр Иванович подкопить деньги и на брюки, но...

С первой семьей Маринеско давно расстался, и вдруг - сюрприз.

"Получил новости: Леонора Александровна (восемнадцатилетняя дочь. - Авт.) выслала на п/я "Исполнительный лист". Могла, конечно, Лора написать мне письмо, объяснить свое положение, и, конечно, я как-нибудь бы ей помог, но, видно, дело повела ее мать так, чтобы окончательно снять с меня штаны. Но что же делать? До сего времени я получал на руки 200 рублей, а сейчас проживу и без них. 20/IV-51 года"

Мать Маринеско - старушка Татьяна Михайловна, узнав об "Исполнительном листе" на сына от его взрослой дочери, устроилась на работу, чтобы помогать сыну. Она написала письмо Сталину.

"Дорогой и любимый наш Иосиф Виссарионович!

Пишет Вам исстрадавшаяся в муках мать героя войны Александра Маринеско.

Над моим сыном нависла - ложь!

Родной наш Иосиф Виссарионович! Я становлюсь перед Вами на колени, я умоляю Вас - помогите... Утешьте сердце матери. Станьте отцом моему сыну.

Мы знаем, что Вы самый справедливый человек на земле".

Зреет тревога: "Милая Валюша! Пишу третье письмо, но ответа от себя все нет и нет. Наверное, тебе уже надоело ждать меня".

Она ответила из какой-то северной Затейки, где работала в геолого-разведочной экспедиции. Звала к себе.

"Не было предела моей радости. Но есть ли в Затейке суда, где я мог бы устроиться старшиной судна? И возьмут ли меня?

Сейчас у меня есть хорошая "москвичка", но остального ничего нет, ехать прямо к тебе в Затейку даже и не совсем прилично, значит, нужно заехать в Ленинград за документами и прочей мелочью - хотя бы за бритвой. Если бы ты знала, как мне хочется быть с тобой! Я не хочу задерживаться даже на мгновенье. Но сейчас стало значительно труднее зарабатывать зачеты. Сегодня получил мамино письмо... Собирается выслать посылку мне. О моих чувствах писать не стану, ибо во всем виноват я. Напиши ей, что когда я освобожусь и немного мы накопим денег, то обязательно приедем к ней в Одессу..."

Заметьте, несчастный узник продляет себе будущее:

"У нас с тобой осталось жизни не более 50-60 лет. Дорогая моя детка, ты мне пишешь, что стала белая. И борода моя белая до единого волоска, а также и виски. Когда мы будем вместе, то, наверное, все будут любоваться нами - молодыми, но белыми. Не горюй, мы еще с тобой дадим "жизни".

"Любимая моя Валюша! Много положил я труда для быстрейшего освобождения, но причина в деньгах: было бы у меня рублей 500, я возвратился бы месяца на 2 раньше. Даже здесь решают вопрос деньги.

Сегодня очень плохо себя чувствую, болит в правой стороне груди и температура до 38 градусов, но работать необходимо - нужны зачеты рабочих дней. Я почти каждый день молю Бога о быстрейшем с тобой свидании. Но Бог, очевидно, не слышит меня, но слава ему, что он дает мне надежду!".

"Вся жизнь зависит от нас самих - от нашего отношения друг к другу и к людям".

10 октября 1951 года он был освобожден досрочно. Просидел почти два года. К этому времени уже посадили за хищения директора института.

Работал грузчиком, топографом, а потом пришел на завод "Мезон", засл

жил немало благодарностей, его портрет висел на Доске почета. Вплоть до 1960 года, пока Александр Крон не выступил в газете, никто вокруг не знал о военных заслугах Александра Ивановича. Хозяйка квартиры увидела однажды орден Ленина, поинтересовалась. "Была война, - ответил коротко, - многие получали".

В конце пятидесятых, прожив вместе 15 лет, Александр Иванович расстался с Валентиной. Остались в добрых отношениях.

Пенсию он получал небольшую, поэтому заработок был ограничен. Да еще алименты. Заводские руководители пошли навстречу, разрешили зарабатывать сверх потолка. Нагрянула ревизия, по суду (опять суд!) Маринеско стал возвращать излишки. Когда смертельно заболел - два рака, горла и пищевода, излишки стали вычитать из пенсии.

Около двухсот офицеров, среди них - 20 адмиралов и генералов, 6 Героев Советского Союза, 45 командиров и комиссаров подводных лодок обратились в ЦК КПСС: "Учитывая исключительные заслуги А.И. Маринеско перед нашей Родиной, убедительно просим и ходатайствуем о назначении Маринеско персональной пенсии. Нельзя признать справедливым, что столь заслуженный командир-подводник оказался в пенсионном обеспечении в неизмеримо худшем положении, чем офицеры, не участвовавшие в войне".

В просьбе отказали.

Маринеско написал Крону: "Последнее время - на 51-м году жизни я начинаю терять веру в Советскую власть".

После смерти Маринеско его имя изъяли из обращения.

Судостроители обратились к Главкому ВМФ адмиралу Горшкову с просьбой присвоить одному из кораблей имя Александра Маринеско. Адмирал поставил резолюцию на коллективном письме - "Недостоин".

Сергей Георгиевич Горшков обе свои Золотые звезды Героя получил спустя много лет после войны - в подарок. Именно с его участием раздувалась эпопея Малой земли с полковником Брежневым. Он командовал флотом 30 лет.

Я встречался с Главкомом.

Маринеско? Ему просто повезло с этим потоплением, - ответил с раздражением. - Да и в 1945 году это уже роли не играло, конец войны...

Значит, тем, кто через три месяца штурмовал Берлин, совсем никакой цены нет.

Он же, Сергей Георгиевич, отказался поддержать ходатайство о персональной пенсии матери Маринеско. Татьяна Михайловна пережила сына на 12 лет. Жила в Одессе в коммунальной квартире, на девятом десятке лет за дровами и водой ходила во двор и пенсию получала - 21 рубль.

* * *

Сама виновата, мать, сама виновата: не того сына родила.

* * *

ТОЛЬКО ЧОКАТЬСЯ НЕ БУДЕМ

Была и отрада в конце жизни. Появился свой маленький угол. Женщина, которая разделила последние муки.

Валентина Александровна Филимонова:

Мы у знакомых встретились. Брюки в заплатах, пиджак на локтях в заплатах. Единственная была рубашка, воротничок у рубашки отваливался, только что на галстуке держался. Чист, очень опрятен, но уже так беден. Пошел меня провожать и у меня остался. У него какая-то сила притяжения была, как гипноз, это чувствовали и дети, и взрослые. У него походка была необыкновенная: голова немного приподнята - гордо так, величественно вышагивал. Особенно когда выходили на набережную, на Неву - он сливался с гранитом. В получку приносил 25 рублей, в аванс - чуть больше. И я, чтобы маме показать, что в доме действительно мужчина появился, стала свои деньги к его подкладывать и маме отдавала.

Через год мы поехали с ним на встречу ветеранов-подводников, ничего не поняла: называют Сашину фамилию и такой гром оваций, не дают дальше говорить. Я только тогда, через год, узнала, КТО он.

Только-то и было у них жизни - год. Два остальных Александр Иванович мучительно, смертельно болел.

М. Вайнштейн, бывший дивизионный механик, друг:

Маринеско лежал в очень плохой больнице. Для госпиталя у него не хватало стажа. Мы, ветераны, пошли к командующему Ленинградской военно-морской базой Байкову. Адмирал был взбешен: "В нашем госпитале черт знает кто лечится, а для Маринеско нет места?". Тут же распорядился, дал свою машину.

Валентина Александровна:

Именно тогда, а не позднее, как многие пишут, по дороге из больницы в госпиталь мы увидели корабли на рейде, и Саша единственный раз заплакал: "Больше я их никогда не увижу".

Последним Маринеско видел Михаил Вайнштейн:

Настроение у него было невеселое: "Все, это конец". Подошло время обедать, а жена мнется. Он говорит: "Ничего, пусть смотрит, ему можно. Она разбинтовала живот, и я увидел трубку, которая шла из желудка. Валентина Александровна вставила воронку и стала наливать что-то жидкое. Мы с ним по рюмке коньяка выпили, было уже все равно - врачи разрешили. Он сказал: "Только чокаться не будем" - и вылили коньяк в воронку. Горло было черное, видимо, облучали. А второй раз я пришел, уже и в горле была трубка. Она быстро засорялась, Саша задыхался, и Валентина Александровна каждые 20-30 минут ее прочищала. Теперь, когда смерть была рядом, у него, как всегда в самые трудные минуты в войну, взыграл бойцовский дух. Видимо, когда я вошел, то растерялся, говорить он уже не мог, взял лист бумаги и написал: "Миша, у тебя испуганные глаза. Брось. Вот теперь я верю в жизнь. Мне поставят искусственный пищевод".

Деньги, которые ему переплатили на заводе, не успели все вычесть из маленькой пенсии. И мертвый остался в долгу у Советской власти.

* * *

Судьба, словно проверяя его, подвергала двойным испытаниям. Два увольнения из флота (первое - из-за "анкеты"). Два суда. Два рака с двумя трубками.

И шапка по кругу тоже была брошена дважды - на памятник и при жизни. 4 октября 1963 года писатель Сергей Смирнов в телепередаче сказал, что легендарный подводник живет практически в нищете.

Со всех концов страны в Ленинград хлынули деньги, в том числе от студентов, пенсионеров - часто по три, пять рублей.

Валентина Александровна смогла теперь уволиться с работы, для нее поставили в палате кровать рядом.

Умер, а переводы все шли.

В 1990 году в юбилей Победы Александр Иванович Маринеско был аконец-то посмертно награжден Золотой Звездой.

Победили читатели "Известий", или, как мы привычно и безымянно говорим, "народ".

Александр Маринеско стал «подводником №1» благодаря «Атаке века», в ходе которой был потоплен лайнер «Вильгельм Густлофф». Он был очень своеволен, много пил, сидел в тюрьме, а свой главный подвиг совершил вопреки приказу начальства.

Балтиец из Одессы

Маринеско родился в Одессе, с детства любил и знал море, прекрасно нырять и плавать научился уже в 7 лет. По воспоминаниям самого Маринеско, каждое утро вместе с друзьями они уходили на море и проводили там время в купании и ловле бычков, скумбрии, чируса и камбалы.
Биографы спорят о криминальной юности Маринеско. Одесса в те годы действительно была бандитским городом, в точности как описывал ее Бабель в своих знаменитых рассказах.
По наследству от отца, моряка и румына по национальности, Маринеско достался буйный нрав и тяга к авантюрам. В 1893 году Маринеску-старший избил офицера, попал под суд, где ему грозила смертная казнь. Он бежал из карцера, переплыл Дунай, женился на украинке, долгое время скрывался.
Казалось бы, все в характере и биографии Маринеско-младшего вело к тому, что стать ему капитаном советского торгового судна на Черном море, контрабандистом и весельчаком. Но судьба и Маринеско решили иначе: не южные, а северные моря, не торговый, а военный флот, не капитан морского корабля, а командир подводного хищника.
Из 13 дизель-электрических торпедных подводных лодок балтийского флота класса «С» (средняя), за время войны уцелела только одна, под несчастливым номером 13. Та, которой командовал одессит Маринеско.

Алкоголизм

Автор советской апологетической книги посвященной Маринеско - «Капитан дальнего плавания», - Александр Крон вспоминает, что его первое знакомство с легендарным подводником состоялось в 1942 году: Маринеско пил спирт с сослуживцами.
«Пьяные» истории происходили с Маринеско регулярно. В октябре 1941 года подводника исключили из кандидатов в члены ВКП(б) за организацию азартных карточных игр и злоупотребление спиртным. Ровно через год, тогда еще командир лодки М-96, Маринеско успешно высадил в Нарвском заливе советский десант, охотившийся за немецкой шифровальной машиной «Энигма». Операция закончилась неудачей - машину так и не нашли, - но действия подводника оценили высоко, Маринеско представили к награде и восстановили кандидатом в члены партии, однако в боевой характеристике опять упомянули о склонности к алкоголю.
В апреле 1943 года Маринеско назначили командиром лодки С-13, той самой, на которой он совершит свои главные военные подвиги. А гражданские «подвиги» у него никогда не прекращались: «За лето и осень сорок третьего Маринеско дважды побывал на гауптвахте, а по партийной линии получил предупреждение, а затем и выговор. Причиной взысканий была не выпивка сама по себе, пил в то время Александр Иванович не больше других, а в одном случае самовольная отлучка, в другом - опоздание».

Женщины

Самое скандальное происшествие, после которого Маринеско едва не отдали под военный трибунал, случилось с ним в начале 1945 года. Дело происходило в Турку, на территории нейтральной Финляндии. В октябре 1944 года во время боевого рейда экипаж Маринеско уничтожил немецкий транспорт «Зигфрид»: торпедная атака советской подлодке не удалась и моряки вступили в артиллерийскую дуэль, в которой победил С-13, получив, однако, повреждения.

Поэтому с ноября по декабрь 1944 года С-13 находилась на ремонте в Финляндии. Команда и капитан томились от безделья, напала хандра. За всю свою жизнь Маринеско был женат трижды и на тот момент очередной его брак разваливался. В новогоднюю ночь Маринеско вместе с ещё одним советским офицером отправились в загул… и пропали.
Как выяснилось впоследствии, Маринеско познакомился с хозяйкой одной из местных гостиниц, шведкой, и остался у нее переночевать. Командира советской подводной лодки разыскивали. Время - военное, Финляндии только что вышла из войны, в общем, опасения были разные. Но Маринеско просто развлекался - любовь к женщинам оказалась сильнее чувства долга.

«Штрафная» лодка

После финского скандала у Маринеско был один путь - под трибунал. Но команда любила командира, а начальство ценило как опытного моряка, хотя на тот момент выдающихся боевых удач за Маринеско не числилось. Командующий балтийским флотом Владимир Трибуц принял решение отсрочить наказание: так С-13 стала единственной «штрафной» лодкой, по аналогии со штрафными батальонами, в советском флоте. В январский поход 1945 года Маринеско, по сути, отправлялся за подвигом. Только очень крупная морская «добыча» могла его спасти от наказания.

«Атака века»

Почти месяц С-13 безуспешно курсировала в заданном районе. Обнаружить цель подводникам не удавалось. Маринеско принимает решение нарушить приказ и сменить курс. Что им двигало? Азарт, чутье, необходимость отличиться или моряк махнул рукой, мол, «семь бед один ответ» - мы никогда не узнаем.
30 января в 21 час 15 минут С-13 обнаружил в балтийских водах шедший в сопровождении эскорта немецкий транспорт «Вильгельм Густлов», на борту которого находилось по современным оценкам свыше 10 тысяч человек, большинство из которых были беженцы из Восточной Пруссии: старики, дети, женщины. Но также на «Густлове» были немецкие курсанты-подводники, члены экипажа и другие военнослужащие.
Маринеско начал охоту. Почти три часа советская субмарина следовала за транспортником-гигантом (водоизмещение «Густлова» свыше 25 тысяч тонн. Для сравнения: пароход «Титаник» и линкор «Бисмарк» имели водоизмещение порядка 50 тысяч тонн).
Выбрав момент, Маринеско атаковал «Густлова» тремя торпедами, каждая из которых поразила цель. Четвертая торпеда с надписью «За Сталина» застряла. Морякам чудом удалось избежать взрыва на лодке. Уходя от преследования немецкого военного эскорта, С-13 подвергся бомбардировке свыше 200 глубинных бомб.
Спустя десять дней С-13 затопила еще один немецкий гигант-лайнер «Генерал Штойбен», водоизмещением почти 15 тысяч тонн.
Таким образом, зимний поход Маринеско стал самым выдающийся боевым рейдом в истории советского подводного флота, но командира и экипаж лишили заслуженных наград и славы. Возможно потому, что Маринеско и его команда меньше всего походили на хрестоматийных советских героев.

Судимость и приступы эпилепсии

Шестой рейд, который Маринеско совершил весной 1945 года, был признан неудачным. По свидетельству людей, знавших Маринеско, у него начались приступы эпилепсии, а конфликты с начальством и пьяные истории продолжились. Подводник якобы самостоятельно обращался к руководству с просьбой уволить его с флота, но в приказе наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова говорится об отстранении от должности «в связи с халатным отношением к своим обязанностям, пьянством и бытовой распущенностью».
В конце сороковых Маринеско окончательно бросил море и стал заместителем директора Ленинградского НИИ переливания крови. Странный выбор! Вскоре Маринеско был обвинен в хищении и осужден на три года: малопонятный поступок и для тех лет довольно мягкий приговор. Впрочем, часть срока легендарный подводник отбывал на Колыме.

Кульбиты памяти

Споры о личности Маринеско и легендарной «Атаке века» не утихают пятьдесят лет. Что это было? Сразу после Второй мировой войны в музее Королевских военно-морских сил Великобритании был установлен памятник Маринеско. В СССР команду лишили заслуженных наград, подвиг замалчивался, а в 1967 году в газете «Советский балтиец» вышла статья, где говорилось, что «Густлов» топил старпом Ефременков, а Маринеско находился «в нерабочем состоянии».
В середине 80-х «Известия» затеяли двухлетнюю газетную войну с Министерством обороны СССР и руководством ВМФ, по версии издания Маринеско незаслуженно забытый герой, военные придерживались другой точки зрения. Даже дочери Маринеско от разных браков по-разному относились к личности отца: одна считала его негодяем, другая благодарила людей, пытавшихся восстановить доброе имя Александра Ивановича.
За рубежом отношение к личности Маринеско тоже неоднозначно. Лауреат Нобелевской премии по литературе Гюнтер Грасс опубликовал книгу «Траектория краба» - художественное исследование «Атаки века», - где в самых темных красках описал командира советской подлодки. Американский журналист Джон Миллер дважды приезжал в Советский Союз за сведениями о Маринеско, чтобы написать книгу о пьянице и бунтаре, за отчаянную смелость стяжавшего славу «подводного аса».
Поздние военные аттестации Маринеско пестрят выговорами и прочим «служебным несоответствием», но в одной из ранних его морские учителя написали: «Может пренебрегать личными интересами ради службы», и даже, якобы, есть совсем короткая характеристика: «Способен на подвиг».

Капитан 3-го ранга, известный по «Атаке века». Герой Советского Союза (1990).

Биография

Детство и юность

Александр Иванович родился в Одессе. С 1920 по 1926 год он учился в трудовой школе. С 1930 по 1933 год Маринеско учится в Одесском мореходном техникуме.

Сам Александр Иванович никогда не хотел быть военным, а мечтал исключительно о службе в торговом флоте. В марте 1936 года в связи с введением персональных воинских званий Маринеско получил звание лейтенанта, а в ноябре 1938 - старшего лейтенанта.

Окончив курсы переподготовки, он служил помощником командира на Л-1, затем командиром подлодки М-96, экипаж которой по итогам боевой и политической подготовки 1940 занял первое место, а командир был награждён золотыми часами и повышен в звании до капитан-лейтенанта.

Военное время

В первые дни Великой Отечественной войны М-96 под командованием Александра Ивановича была перебазирована в Палдиски, затем в Таллин, стояла на позиции в Рижском заливе, столкновений с противником не имела. В августе 1941 года подлодку планировали перебросить на Каспийское море в качестве учебной, затем от этой идеи отказались.

12 августа 1942 года М-96 вышла в очередной боевой поход. 14 августа 1942 года лодка атаковала немецкий конвой. По докладу Маринеско, он выпустил две торпеды по немецкому транспорту. Согласно немецким источникам, атака была неудачной - корабли конвоя наблюдали след одной торпеды, от которой успешно уклонились. Возвращаясь с позиции Маринеско не предупредил советские дозоры, а при всплытии не поднял военно-морской флаг, в результате чего лодку едва не потопили собственные катера.

В конце 1942 года Маринеско было присвоено звание капитана 3-го ранга. В апреле 1943 года Маринеско назначен командиром подлодки С-13. В поход подлодка под его командованием вышла только в октябре 1944 года. В первые же сутки похода, 9 октября, Маринеско обнаружил и атаковал транспорт «Зигфрид». Атака четырьмя торпедами с небольшой дистанции не удалась, по транспорту пришлось вести артиллерийский огонь из 45-мм и 100-мм орудий подлодки.

С 9 января по 15 февраля 1945 года Маринеско находился в своём пятом боевом походе, в течение которого были потоплены два крупных транспорта противника - «Вильгельм Густлофф» и «Штойбен». Перед этим походом командующий Балтийским флотом В.Ф. Трибуц решил предать Маринеско суду военного трибунала за самовольное оставление корабля в боевой обстановке, но исполнение этого решения задержал, дав возможность командиру и экипажу искупить вину в боевом походе.

Потопление «Вильгельма Густлоффа»

30 января 1945 года С-13 атаковала и отправила на дно лайнер «Вильгельм Густлофф», на котором находилось 10 582 человека:

  • 918 курсантов младших групп 2-го учебного дивизиона подводных лодок
  • 173 члена экипажа судна
  • 373 женщины из состава вспомогательного морского корпуса
  • 162 тяжелораненых военнослужащих
  • 8956 беженцев, в основном стариков, женщин и детей

Транспорт, бывший океанский лайнер «Вильгельм Густлофф», шёл без конвоя. Из-за нехватки топлива лайнер шёл прямым курсом, без выполнения противолодочного зигзага, а повреждения корпуса, полученные ранее при бомбардировках, не позволяли развить ему большую скорость. Ранее считалось, что немецким ВМС был нанесён серьёзный урон. Так, по свидетельству журнала «Марине», с кораблём погибли 1300 подводников, среди которых находились полностью сформированные экипажи подводных лодок и их командиры. По мнению командира дивизиона капитана 1 ранга А. Орла, погибших немецких подводников хватило бы для укомплектования 70 ПЛ среднего тоннажа. Впоследствии советская печать потопление «Вильгельма Густлоффа» назвала «атакой века», а Маринеско - «подводником № 1».

Окончание войны

10 февраля 1945 г. последовала новая победа - на подходе к Данцигской бухте С-13 потопила санитарный транспорт «Штойбен», на борту которого находились 2680 раненых военнослужащих, 100 солдат, около 900 беженцев, 270 человек военного медперсонала и 285 членов экипажа судна. Из них спаслось 659 человек, из которых раненые составляли около 350. Необходимо учитывать, что судно было вооружено зенитными пулемётами и орудиями, шло в боевом охранении и перевозило в том числе здоровых солдат. В связи с этим, строго говоря, его нельзя было относить к госпитальным судам. Надо отметить также, что Маринеско идентифицировал атакованное судно как лёгкий крейсер «Эмден». Командиру С-13 не только простили прежние прегрешения, но и представили его к званию Героя Советского Союза. Однако вышестоящее командование Золотую Звезду заменило орденом Красного Знамени. Шестой боевой поход 20 апреля по 13 мая 1945 года был признан неудовлетворительным. Тогда, по мнению командира бригады ПЛ капитана 1 ранга Курникова, Маринеско:

31 мая командир дивизиона ПЛ подал рапорт вышестоящему командованию, в котором указывал на то, что командир подлодки всё время пьёт, служебными обязанностями не занимается, и его дальнейшее пребывание в данной должности нецелесообразно. 14 сентября 1945 г. вышел приказ № 01979 наркома ВМФ Н.Г. Кузнецова, где говорилось:

С 18 октября 1945 г. по 20 ноября 1945 г. Маринеско был командиром тральщика Т-34 2-го дивизиона тральщиков 1-й Краснознамённой бригады траления Краснознамённого Балтийского флота. 20 ноября 1945 г. по приказу наркома ВМФ № 02521 старший лейтенант Маринеско А.И. был уволен в запас. Подводные лодки под командованием Александра Маринеско совершили шесть боевых походов во время Великой Отечественной войны. Два транспорта потоплены, один повреждён. Атака М-96 в 1942 г. завершилась промахом. Александр Маринеско является рекордсменом среди советских подводников по суммарному тоннажу потопленных судов противника: 42 557 брутто-регистровых тонн.

Послевоенное время

После войны в 1946-1949 годах Маринеско работал старшим помощником капитана на судах Балтийского государственного торгового пароходства, в 1949 году - заместителем директора Ленинградского НИИ переливания крови. В 1949 году был осужден на три года лишения свободы по обвинению в разбазаривании социалистической собственности, наказание отбывал в 1949-1951 годах в Ванино. В 1951-1953 годах работал топографом Онежско-Ладожской экспедиции, с 1953 года - руководил группой отдела снабжения на ленинградском заводе «Мезон». Маринеско скончался в Ленинграде после тяжёлой и продолжительной болезни 25 ноября 1963 года. Похоронен на Богословском кладбище Санкт-Петербурга. Здесь же неподалёку находится Музей подводных сил России им. А.И. Маринеско. Звание Героя Советского Союза Александру Ивановичу Маринеско присвоено посмертно 5 мая 1990 года.

Память

  • Памятники А.И. Маринеско установлены в Калининграде, Кронштадте, Санкт-Петербурге и Одессе.
  • В Кронштадте, на доме №2 по Коммунистической ул., в котором жил Маринеско, установлена мемориальная доска.
  • Маринеско посвящены художественные фильмы «О возвращении забыть» и «Первый после Бога».
  • Потопление «Вильгельма Густлоффа» описывается в романе Нобелевского лауреата Гюнтера Грасса «Траектория краба».
  • Именем А.И. Маринеско названы набережная в Калининграде и улица в Севастополе.
  • Улица Строителей в Ленинграде, на которой также жил Маринеско, была переименована в 1990 году в улицу Маринеско. На ней установлена мемориальная доска.
  • В Центральном музее Вооружённых Сил экспонируется флаг подводной лодки «C-13».
  • В Санкт-Петербурге имеется Музей подводных сил России им. А.И. Маринеско.
  • В Ванино установлена каменная глыба с мемориальной доской.
  • В Одессе:
    • На здании Одесского мореходного училища, на улице Софиевской, в доме №11, где Маринеско жил в детстве, установлена мемориальная доска.
    • Имя А.И. Маринеско носит Одесское мореходное училище.
    • Также мемориальная доска установлена на здании трудовой школы, где он учился.
    • В 1983 году силами учащихся одесской школы №105 был создан музей имени А.И. Маринеско.

, капитан 3-го ранга , известный по «Атаке века ». Герой Советского Союза (1990).

Биография

Родился в Одессе в семье румынского рабочего Иона Маринеско и украинской крестьянки Татьяны Михайловны Коваль.

Боевой путь

Потопление «Вильгельма Густлоффа»

«Вильгельм Густлофф» был крупнейшим по тоннажу теплоходом, потопленным советскими подводниками, и вторым по числу жертв (лидирует теплоход «Гойя», потопленный 16 апреля 1945 года подводной лодкой «Л-3 »; на нём погибло около 7000 человек) .

Оценки

В некоторых немецких публикациях в годы холодной войны , потопление «Густлоффа» называется военным преступлением , таким же, как бомбардировка Дрездена союзниками. Однако исследователь катастрофы Гейнц Шён заключает, что лайнер представлял собой военную цель и его потопление не являлось военным преступлением, так как: суда, предназначенные для перевозки беженцев, госпитальные суда должны были быть обозначены соответствующими знаками - красным крестом, не могли носить камуфляжную окраску, не могли идти в одном конвое вместе с военными судами. На их борту не могли находиться какие-либо военные грузы, стационарные и временно размещённые орудия ПВО, артиллерийские орудия или иные аналогичные средства .

Говоря юридическим языком, «Вильгельм Густлофф» был вспомогательным кораблём ВМС, на который позволили подняться шести тысячам беженцев. Вся ответственность за их жизнь, с того момента как они поднялись на боевой корабль, лежала на соответствующих должностных лицах немецкого военного флота. Таким образом, «Густлофф» являлся законной военной целью советских подводников, ввиду следующих фактов:

Большая часть погибших не имела отношения к ВМС Германии. Из находившихся на борту (оценочно) 918 офицеров и курсантов 2-го учебного дивизиона подводных лодок погибло (предположительно) чуть менее половины.

Окончание войны

Командиру С-13 не только простили прежние прегрешения, но и представили его к званию Героя Советского Союза . Однако вышестоящее командование Золотую Звезду заменило орденом Красного Знамени .

Шестой боевой поход 20 апреля по 13 мая 1945 года был признан неудовлетворительным. Тогда, по мнению командира бригады ПЛ капитана 1 ранга Курникова , Маринеско « имел много случаев обнаружения транспортов и конвоев противника, но в результате неправильного маневрирования и нерешительности сблизиться для атаки не смог… Действия командира ПЛ на позиции неудовлетворительные. Командир ПЛ не стремился искать и атаковать противника… В результате неактивных действий командира ПЛ „С-13“ боевую задачу не выполнила… ». 31 мая командир дивизиона ПЛ подал рапорт вышестоящему командованию, в котором указывал на то, что командир подлодки всё время пьёт, служебными обязанностями не занимается, и его дальнейшее пребывание в данной должности нецелесообразно .

14 сентября 1945 года вышел приказ № 01979 наркома ВМФ Н. Г. Кузнецова , где говорилось: « За халатное отношение к служебным обязанностям, систематическое пьянство и бытовую распущенность командира Краснознамённой подводной лодки С-13 Краснознамённой бригады подводных лодок Краснознамённого Балтийского флота капитана 3 ранга Маринеско Александра Ивановича отстранить от занимаемой должности, понизить в воинском звании до старшего лейтенанта и зачислить в распоряжение военного совета этого же флота » (в 1960 году приказ о разжаловании был отменён, что дало возможность Маринеско, к тому времени уже очень больному, получать полную пенсию).

С 18 октября 1945 года по 20 ноября 1945 года Маринеско был командиром тральщика Т-34 2-го дивизиона тральщиков 1-й Краснознамённой бригады траления Краснознамённого Балтийского флота (Таллинский морской оборонительный район). 20 ноября 1945 года по приказу наркома ВМФ № 02521 старший лейтенант Маринеско А. И. был уволен в запас.

Подводные лодки под командованием Александра Маринеско совершили шесть боевых походов во время Великой Отечественной войны . Два транспорта потоплены, один повреждён. Атака М-96 в 1942 году завершилась промахом . Александр Маринеско является рекордсменом среди советских подводников по суммарному тоннажу потопленных судов противника: 42 557 брутто-регистровых тонн .

После войны



После войны в -1949 годах Маринеско работал старшим помощником капитана на судах Балтийского государственного торгового пароходства , в 1949 году - заместителем директора Ленинградского НИИ переливания крови .

  • Мирослав Морозов. .
  • Олег Стрижак. .
  • .
  • .
  • .
  • .

Отрывок, характеризующий Маринеско, Александр Иванович

Он увидал тут тонкую хитрость, как всегда во всем видят хитрость люди, подобные Лаврушке, насупился и помолчал.
– Оно значит: коли быть сраженью, – сказал он задумчиво, – и в скорости, так это так точно. Ну, а коли пройдет три дня апосля того самого числа, тогда, значит, это самое сражение в оттяжку пойдет.
Наполеону перевели это так: «Si la bataille est donnee avant trois jours, les Francais la gagneraient, mais que si elle serait donnee plus tard, Dieu seul sait ce qui en arrivrait», [«Ежели сражение произойдет прежде трех дней, то французы выиграют его, но ежели после трех дней, то бог знает что случится».] – улыбаясь передал Lelorgne d"Ideville. Наполеон не улыбнулся, хотя он, видимо, был в самом веселом расположении духа, и велел повторить себе эти слова.
Лаврушка заметил это и, чтобы развеселить его, сказал, притворяясь, что не знает, кто он.
– Знаем, у вас есть Бонапарт, он всех в мире побил, ну да об нас другая статья… – сказал он, сам не зная, как и отчего под конец проскочил в его словах хвастливый патриотизм. Переводчик передал эти слова Наполеону без окончания, и Бонапарт улыбнулся. «Le jeune Cosaque fit sourire son puissant interlocuteur», [Молодой казак заставил улыбнуться своего могущественного собеседника.] – говорит Тьер. Проехав несколько шагов молча, Наполеон обратился к Бертье и сказал, что он хочет испытать действие, которое произведет sur cet enfant du Don [на это дитя Дона] известие о том, что тот человек, с которым говорит этот enfant du Don, есть сам император, тот самый император, который написал на пирамидах бессмертно победоносное имя.
Известие было передано.
Лаврушка (поняв, что это делалось, чтобы озадачить его, и что Наполеон думает, что он испугается), чтобы угодить новым господам, тотчас же притворился изумленным, ошеломленным, выпучил глаза и сделал такое же лицо, которое ему привычно было, когда его водили сечь. «A peine l"interprete de Napoleon, – говорит Тьер, – avait il parle, que le Cosaque, saisi d"une sorte d"ebahissement, no profera plus une parole et marcha les yeux constamment attaches sur ce conquerant, dont le nom avait penetre jusqu"a lui, a travers les steppes de l"Orient. Toute sa loquacite s"etait subitement arretee, pour faire place a un sentiment d"admiration naive et silencieuse. Napoleon, apres l"avoir recompense, lui fit donner la liberte, comme a un oiseau qu"on rend aux champs qui l"ont vu naitre». [Едва переводчик Наполеона сказал это казаку, как казак, охваченный каким то остолбенением, не произнес более ни одного слова и продолжал ехать, не спуская глаз с завоевателя, имя которого достигло до него через восточные степи. Вся его разговорчивость вдруг прекратилась и заменилась наивным и молчаливым чувством восторга. Наполеон, наградив казака, приказал дать ему свободу, как птице, которую возвращают ее родным полям.]
Наполеон поехал дальше, мечтая о той Moscou, которая так занимала его воображение, a l"oiseau qu"on rendit aux champs qui l"on vu naitre [птица, возвращенная родным полям] поскакал на аванпосты, придумывая вперед все то, чего не было и что он будет рассказывать у своих. Того же, что действительно с ним было, он не хотел рассказывать именно потому, что это казалось ему недостойным рассказа. Он выехал к казакам, расспросил, где был полк, состоявший в отряде Платова, и к вечеру же нашел своего барина Николая Ростова, стоявшего в Янкове и только что севшего верхом, чтобы с Ильиным сделать прогулку по окрестным деревням. Он дал другую лошадь Лаврушке и взял его с собой.

Княжна Марья не была в Москве и вне опасности, как думал князь Андрей.
После возвращения Алпатыча из Смоленска старый князь как бы вдруг опомнился от сна. Он велел собрать из деревень ополченцев, вооружить их и написал главнокомандующему письмо, в котором извещал его о принятом им намерении оставаться в Лысых Горах до последней крайности, защищаться, предоставляя на его усмотрение принять или не принять меры для защиты Лысых Гор, в которых будет взят в плен или убит один из старейших русских генералов, и объявил домашним, что он остается в Лысых Горах.
Но, оставаясь сам в Лысых Горах, князь распорядился об отправке княжны и Десаля с маленьким князем в Богучарово и оттуда в Москву. Княжна Марья, испуганная лихорадочной, бессонной деятельностью отца, заменившей его прежнюю опущенность, не могла решиться оставить его одного и в первый раз в жизни позволила себе не повиноваться ему. Она отказалась ехать, и на нее обрушилась страшная гроза гнева князя. Он напомнил ей все, в чем он был несправедлив против нее. Стараясь обвинить ее, он сказал ей, что она измучила его, что она поссорила его с сыном, имела против него гадкие подозрения, что она задачей своей жизни поставила отравлять его жизнь, и выгнал ее из своего кабинета, сказав ей, что, ежели она не уедет, ему все равно. Он сказал, что знать не хочет о ее существовании, но вперед предупреждает ее, чтобы она не смела попадаться ему на глаза. То, что он, вопреки опасений княжны Марьи, не велел насильно увезти ее, а только не приказал ей показываться на глаза, обрадовало княжну Марью. Она знала, что это доказывало то, что в самой тайне души своей он был рад, что она оставалась дома и не уехала.
На другой день после отъезда Николушки старый князь утром оделся в полный мундир и собрался ехать главнокомандующему. Коляска уже была подана. Княжна Марья видела, как он, в мундире и всех орденах, вышел из дома и пошел в сад сделать смотр вооруженным мужикам и дворовым. Княжна Марья свдела у окна, прислушивалась к его голосу, раздававшемуся из сада. Вдруг из аллеи выбежало несколько людей с испуганными лицами.
Княжна Марья выбежала на крыльцо, на цветочную дорожку и в аллею. Навстречу ей подвигалась большая толпа ополченцев и дворовых, и в середине этой толпы несколько людей под руки волокли маленького старичка в мундире и орденах. Княжна Марья подбежала к нему и, в игре мелкими кругами падавшего света, сквозь тень липовой аллеи, не могла дать себе отчета в том, какая перемена произошла в его лице. Одно, что она увидала, было то, что прежнее строгое и решительное выражение его лица заменилось выражением робости и покорности. Увидав дочь, он зашевелил бессильными губами и захрипел. Нельзя было понять, чего он хотел. Его подняли на руки, отнесли в кабинет и положили на тот диван, которого он так боялся последнее время.
Привезенный доктор в ту же ночь пустил кровь и объявил, что у князя удар правой стороны.
В Лысых Горах оставаться становилось более и более опасным, и на другой день после удара князя, повезли в Богучарово. Доктор поехал с ними.
Когда они приехали в Богучарово, Десаль с маленьким князем уже уехали в Москву.
Все в том же положении, не хуже и не лучше, разбитый параличом, старый князь три недели лежал в Богучарове в новом, построенном князем Андреем, доме. Старый князь был в беспамятстве; он лежал, как изуродованный труп. Он не переставая бормотал что то, дергаясь бровями и губами, и нельзя было знать, понимал он или нет то, что его окружало. Одно можно было знать наверное – это то, что он страдал и, чувствовал потребность еще выразить что то. Но что это было, никто не мог понять; был ли это какой нибудь каприз больного и полусумасшедшего, относилось ли это до общего хода дел, или относилось это до семейных обстоятельств?
Доктор говорил, что выражаемое им беспокойство ничего не значило, что оно имело физические причины; но княжна Марья думала (и то, что ее присутствие всегда усиливало его беспокойство, подтверждало ее предположение), думала, что он что то хотел сказать ей. Он, очевидно, страдал и физически и нравственно.
Надежды на исцеление не было. Везти его было нельзя. И что бы было, ежели бы он умер дорогой? «Не лучше ли бы было конец, совсем конец! – иногда думала княжна Марья. Она день и ночь, почти без сна, следила за ним, и, страшно сказать, она часто следила за ним не с надеждой найти призкаки облегчения, но следила, часто желая найти признаки приближения к концу.
Как ни странно было княжне сознавать в себе это чувство, но оно было в ней. И что было еще ужаснее для княжны Марьи, это было то, что со времени болезни ее отца (даже едва ли не раньше, не тогда ли уж, когда она, ожидая чего то, осталась с ним) в ней проснулись все заснувшие в ней, забытые личные желания и надежды. То, что годами не приходило ей в голову – мысли о свободной жизни без вечного страха отца, даже мысли о возможности любви и семейного счастия, как искушения дьявола, беспрестанно носились в ее воображении. Как ни отстраняла она от себя, беспрестанно ей приходили в голову вопросы о том, как она теперь, после того, устроит свою жизнь. Это были искушения дьявола, и княжна Марья знала это. Она знала, что единственное орудие против него была молитва, и она пыталась молиться. Она становилась в положение молитвы, смотрела на образа, читала слова молитвы, но не могла молиться. Она чувствовала, что теперь ее охватил другой мир – житейской, трудной и свободной деятельности, совершенно противоположный тому нравственному миру, в который она была заключена прежде и в котором лучшее утешение была молитва. Она не могла молиться и не могла плакать, и житейская забота охватила ее.
Оставаться в Вогучарове становилось опасным. Со всех сторон слышно было о приближающихся французах, и в одной деревне, в пятнадцати верстах от Богучарова, была разграблена усадьба французскими мародерами.
Доктор настаивал на том, что надо везти князя дальше; предводитель прислал чиновника к княжне Марье, уговаривая ее уезжать как можно скорее. Исправник, приехав в Богучарово, настаивал на том же, говоря, что в сорока верстах французы, что по деревням ходят французские прокламации и что ежели княжна не уедет с отцом до пятнадцатого, то он ни за что не отвечает.
Княжна пятнадцатого решилась ехать. Заботы приготовлений, отдача приказаний, за которыми все обращались к ней, целый день занимали ее. Ночь с четырнадцатого на пятнадцатое она провела, как обыкновенно, не раздеваясь, в соседней от той комнаты, в которой лежал князь. Несколько раз, просыпаясь, она слышала его кряхтенье, бормотанье, скрип кровати и шаги Тихона и доктора, ворочавших его. Несколько раз она прислушивалась у двери, и ей казалось, что он нынче бормотал громче обыкновенного и чаще ворочался. Она не могла спать и несколько раз подходила к двери, прислушиваясь, желая войти и не решаясь этого сделать. Хотя он и не говорил, но княжна Марья видела, знала, как неприятно было ему всякое выражение страха за него. Она замечала, как недовольно он отвертывался от ее взгляда, иногда невольно и упорно на него устремленного. Она знала, что ее приход ночью, в необычное время, раздражит его.
Но никогда ей так жалко не было, так страшно не было потерять его. Она вспоминала всю свою жизнь с ним, и в каждом слове, поступке его она находила выражение его любви к ней. Изредка между этими воспоминаниями врывались в ее воображение искушения дьявола, мысли о том, что будет после его смерти и как устроится ее новая, свободная жизнь. Но с отвращением отгоняла она эти мысли. К утру он затих, и она заснула.
Она проснулась поздно. Та искренность, которая бывает при пробуждении, показала ей ясно то, что более всего в болезни отца занимало ее. Она проснулась, прислушалась к тому, что было за дверью, и, услыхав его кряхтенье, со вздохом сказала себе, что было все то же.
– Да чему же быть? Чего же я хотела? Я хочу его смерти! – вскрикнула она с отвращением к себе самой.
Она оделась, умылась, прочла молитвы и вышла на крыльцо. К крыльцу поданы были без лошадей экипажи, в которые укладывали вещи.
Утро было теплое и серое. Княжна Марья остановилась на крыльце, не переставая ужасаться перед своей душевной мерзостью и стараясь привести в порядок свои мысли, прежде чем войти к нему.
Доктор сошел с лестницы и подошел к ней.
– Ему получше нынче, – сказал доктор. – Я вас искал. Можно кое что понять из того, что он говорит, голова посвежее. Пойдемте. Он зовет вас…
Сердце княжны Марьи так сильно забилось при этом известии, что она, побледнев, прислонилась к двери, чтобы не упасть. Увидать его, говорить с ним, подпасть под его взгляд теперь, когда вся душа княжны Марьи была переполнена этих страшных преступных искушений, – было мучительно радостно и ужасно.
– Пойдемте, – сказал доктор.
Княжна Марья вошла к отцу и подошла к кровати. Он лежал высоко на спине, с своими маленькими, костлявыми, покрытыми лиловыми узловатыми жилками ручками на одеяле, с уставленным прямо левым глазом и с скосившимся правым глазом, с неподвижными бровями и губами. Он весь был такой худенький, маленький и жалкий. Лицо его, казалось, ссохлось или растаяло, измельчало чертами. Княжна Марья подошла и поцеловала его руку. Левая рука сжала ее руку так, что видно было, что он уже давно ждал ее. Он задергал ее руку, и брови и губы его сердито зашевелились.
Она испуганно глядела на него, стараясь угадать, чего он хотел от нее. Когда она, переменя положение, подвинулась, так что левый глаз видел ее лицо, он успокоился, на несколько секунд не спуская с нее глаза. Потом губы и язык его зашевелились, послышались звуки, и он стал говорить, робко и умоляюще глядя на нее, видимо, боясь, что она не поймет его.
Княжна Марья, напрягая все силы внимания, смотрела на него. Комический труд, с которым он ворочал языком, заставлял княжну Марью опускать глаза и с трудом подавлять поднимавшиеся в ее горле рыдания. Он сказал что то, по нескольку раз повторяя свои слова. Княжна Марья не могла понять их; но она старалась угадать то, что он говорил, и повторяла вопросительно сказанные им слона.
– Гага – бои… бои… – повторил он несколько раз. Никак нельзя было понять этих слов. Доктор думал, что он угадал, и, повторяя его слова, спросил: княжна боится? Он отрицательно покачал головой и опять повторил то же…
– Душа, душа болит, – разгадала и сказала княжна Марья. Он утвердительно замычал, взял ее руку и стал прижимать ее к различным местам своей груди, как будто отыскивая настоящее для нее место.
– Все мысли! об тебе… мысли, – потом выговорил он гораздо лучше и понятнее, чем прежде, теперь, когда он был уверен, что его понимают. Княжна Марья прижалась головой к его руке, стараясь скрыть свои рыдания и слезы.
Он рукой двигал по ее волосам.
– Я тебя звал всю ночь… – выговорил он.
– Ежели бы я знала… – сквозь слезы сказала она. – Я боялась войти.
Он пожал ее руку.
– Не спала ты?
– Нет, я не спала, – сказала княжна Марья, отрицательно покачав головой. Невольно подчиняясь отцу, она теперь так же, как он говорил, старалась говорить больше знаками и как будто тоже с трудом ворочая язык.
– Душенька… – или – дружок… – Княжна Марья не могла разобрать; но, наверное, по выражению его взгляда, сказано было нежное, ласкающее слово, которого он никогда не говорил. – Зачем не пришла?
«А я желала, желала его смерти! – думала княжна Марья. Он помолчал.
– Спасибо тебе… дочь, дружок… за все, за все… прости… спасибо… прости… спасибо!.. – И слезы текли из его глаз. – Позовите Андрюшу, – вдруг сказал он, и что то детски робкое и недоверчивое выразилось в его лице при этом спросе. Он как будто сам знал, что спрос его не имеет смысла. Так, по крайней мере, показалось княжне Марье.
– Я от него получила письмо, – отвечала княжна Марья.
Он с удивлением и робостью смотрел на нее.
– Где же он?
– Он в армии, mon pere, в Смоленске.
Он долго молчал, закрыв глаза; потом утвердительно, как бы в ответ на свои сомнения и в подтверждение того, что он теперь все понял и вспомнил, кивнул головой и открыл глаза.
– Да, – сказал он явственно и тихо. – Погибла Россия! Погубили! – И он опять зарыдал, и слезы потекли у него из глаз. Княжна Марья не могла более удерживаться и плакала тоже, глядя на его лицо.
Он опять закрыл глаза. Рыдания его прекратились. Он сделал знак рукой к глазам; и Тихон, поняв его, отер ему слезы.
Потом он открыл глаза и сказал что то, чего долго никто не мог понять и, наконец, понял и передал один Тихон. Княжна Марья отыскивала смысл его слов в том настроении, в котором он говорил за минуту перед этим. То она думала, что он говорит о России, то о князе Андрее, то о ней, о внуке, то о своей смерти. И от этого она не могла угадать его слов.
– Надень твое белое платье, я люблю его, – говорил он.
Поняв эти слова, княжна Марья зарыдала еще громче, и доктор, взяв ее под руку, вывел ее из комнаты на террасу, уговаривая ее успокоиться и заняться приготовлениями к отъезду. После того как княжна Марья вышла от князя, он опять заговорил о сыне, о войне, о государе, задергал сердито бровями, стал возвышать хриплый голос, и с ним сделался второй и последний удар.
Княжна Марья остановилась на террасе. День разгулялся, было солнечно и жарко. Она не могла ничего понимать, ни о чем думать и ничего чувствовать, кроме своей страстной любви к отцу, любви, которой, ей казалось, она не знала до этой минуты. Она выбежала в сад и, рыдая, побежала вниз к пруду по молодым, засаженным князем Андреем, липовым дорожкам.
– Да… я… я… я. Я желала его смерти. Да, я желала, чтобы скорее кончилось… Я хотела успокоиться… А что ж будет со мной? На что мне спокойствие, когда его не будет, – бормотала вслух княжна Марья, быстрыми шагами ходя по саду и руками давя грудь, из которой судорожно вырывались рыдания. Обойдя по саду круг, который привел ее опять к дому, она увидала идущих к ней навстречу m lle Bourienne (которая оставалась в Богучарове и не хотела оттуда уехать) и незнакомого мужчину. Это был предводитель уезда, сам приехавший к княжне с тем, чтобы представить ей всю необходимость скорого отъезда. Княжна Марья слушала и не понимала его; она ввела его в дом, предложила ему завтракать и села с ним. Потом, извинившись перед предводителем, она подошла к двери старого князя. Доктор с встревоженным лицом вышел к ней и сказал, что нельзя.
– Идите, княжна, идите, идите!
Княжна Марья пошла опять в сад и под горой у пруда, в том месте, где никто не мог видеть, села на траву. Она не знала, как долго она пробыла там. Чьи то бегущие женские шаги по дорожке заставили ее очнуться. Она поднялась и увидала, что Дуняша, ее горничная, очевидно, бежавшая за нею, вдруг, как бы испугавшись вида своей барышни, остановилась.
– Пожалуйте, княжна… князь… – сказала Дуняша сорвавшимся голосом.
– Сейчас, иду, иду, – поспешно заговорила княжна, не давая времени Дуняше договорить ей то, что она имела сказать, и, стараясь не видеть Дуняши, побежала к дому.
– Княжна, воля божья совершается, вы должны быть на все готовы, – сказал предводитель, встречая ее у входной двери.
– Оставьте меня. Это неправда! – злобно крикнула она на него. Доктор хотел остановить ее. Она оттолкнула его и подбежала к двери. «И к чему эти люди с испуганными лицами останавливают меня? Мне никого не нужно! И что они тут делают? – Она отворила дверь, и яркий дневной свет в этой прежде полутемной комнате ужаснул ее. В комнате были женщины и няня. Они все отстранились от кровати, давая ей дорогу. Он лежал все так же на кровати; но строгий вид его спокойного лица остановил княжну Марью на пороге комнаты.
«Нет, он не умер, это не может быть! – сказала себе княжна Марья, подошла к нему и, преодолевая ужас, охвативший ее, прижала к щеке его свои губы. Но она тотчас же отстранилась от него. Мгновенно вся сила нежности к нему, которую она чувствовала в себе, исчезла и заменилась чувством ужаса к тому, что было перед нею. «Нет, нет его больше! Его нет, а есть тут же, на том же месте, где был он, что то чуждое и враждебное, какая то страшная, ужасающая и отталкивающая тайна… – И, закрыв лицо руками, княжна Марья упала на руки доктора, поддержавшего ее.
В присутствии Тихона и доктора женщины обмыли то, что был он, повязали платком голову, чтобы не закостенел открытый рот, и связали другим платком расходившиеся ноги. Потом они одели в мундир с орденами и положили на стол маленькое ссохшееся тело. Бог знает, кто и когда позаботился об этом, но все сделалось как бы само собой. К ночи кругом гроба горели свечи, на гробу был покров, на полу был посыпан можжевельник, под мертвую ссохшуюся голову была положена печатная молитва, а в углу сидел дьячок, читая псалтырь.
Как лошади шарахаются, толпятся и фыркают над мертвой лошадью, так в гостиной вокруг гроба толпился народ чужой и свой – предводитель, и староста, и бабы, и все с остановившимися испуганными глазами, крестились и кланялись, и целовали холодную и закоченевшую руку старого князя.

Богучарово было всегда, до поселения в нем князя Андрея, заглазное именье, и мужики богучаровские имели совсем другой характер от лысогорских. Они отличались от них и говором, и одеждой, и нравами. Они назывались степными. Старый князь хвалил их за их сносливость в работе, когда они приезжали подсоблять уборке в Лысых Горах или копать пруды и канавы, но не любил их за их дикость.
Последнее пребывание в Богучарове князя Андрея, с его нововведениями – больницами, школами и облегчением оброка, – не смягчило их нравов, а, напротив, усилило в них те черты характера, которые старый князь называл дикостью. Между ними всегда ходили какие нибудь неясные толки, то о перечислении их всех в казаки, то о новой вере, в которую их обратят, то о царских листах каких то, то о присяге Павлу Петровичу в 1797 году (про которую говорили, что тогда еще воля выходила, да господа отняли), то об имеющем через семь лет воцариться Петре Феодоровиче, при котором все будет вольно и так будет просто, что ничего не будет. Слухи о войне в Бонапарте и его нашествии соединились для них с такими же неясными представлениями об антихристе, конце света и чистой воле.
В окрестности Богучарова были всё большие села, казенные и оброчные помещичьи. Живущих в этой местности помещиков было очень мало; очень мало было также дворовых и грамотных, и в жизни крестьян этой местности были заметнее и сильнее, чем в других, те таинственные струи народной русской жизни, причины и значение которых бывают необъяснимы для современников. Одно из таких явлений было проявившееся лет двадцать тому назад движение между крестьянами этой местности к переселению на какие то теплые реки. Сотни крестьян, в том числе и богучаровские, стали вдруг распродавать свой скот и уезжать с семействами куда то на юго восток. Как птицы летят куда то за моря, стремились эти люди с женами и детьми туда, на юго восток, где никто из них не был. Они поднимались караванами, поодиночке выкупались, бежали, и ехали, и шли туда, на теплые реки. Многие были наказаны, сосланы в Сибирь, многие с холода и голода умерли по дороге, многие вернулись сами, и движение затихло само собой так же, как оно и началось без очевидной причины. Но подводные струи не переставали течь в этом народе и собирались для какой то новой силы, имеющей проявиться так же странно, неожиданно и вместе с тем просто, естественно и сильно. Теперь, в 1812 м году, для человека, близко жившего с народом, заметно было, что эти подводные струи производили сильную работу и были близки к проявлению.
Алпатыч, приехав в Богучарово несколько времени перед кончиной старого князя, заметил, что между народом происходило волнение и что, противно тому, что происходило в полосе Лысых Гор на шестидесятиверстном радиусе, где все крестьяне уходили (предоставляя казакам разорять свои деревни), в полосе степной, в богучаровской, крестьяне, как слышно было, имели сношения с французами, получали какие то бумаги, ходившие между ними, и оставались на местах. Он знал через преданных ему дворовых людей, что ездивший на днях с казенной подводой мужик Карп, имевший большое влияние на мир, возвратился с известием, что казаки разоряют деревни, из которых выходят жители, но что французы их не трогают. Он знал, что другой мужик вчера привез даже из села Вислоухова – где стояли французы – бумагу от генерала французского, в которой жителям объявлялось, что им не будет сделано никакого вреда и за все, что у них возьмут, заплатят, если они останутся. В доказательство того мужик привез из Вислоухова сто рублей ассигнациями (он не знал, что они были фальшивые), выданные ему вперед за сено.

Александр Маринеско - одна из самых противоречивых фигур Великой Отечественной войны, вокруг которого до сих пор не стихают споры. Человек, овеянный многими мифами и легендами. Незаслуженно забытый, а затем возвращенный из небытия.


Сегодня в России им гордятся, воспринимают как национального героя. В прошлом году памятник Маринеско появился в Калининграде, его имя было занесено в "Золотую книгу Санкт-Петербурга". Вышло немало книг, посвященных его подвигу, среди них - изданная недавно "Подводник № 1" Владимира Борисова. А в Германии ему до сих пор не могут простить гибели корабля "Вильгельм Густлоф". У нас этот знаменитый боевой эпизод называют "атакой века", немцы же считают его крупнейшей морской катастрофой, едва ли не еще более страшной, чем гибель "Титаника".

Не будет преувеличением сказать, что имя Маринеско в Германии известно всем, а тема "Густлофа" сегодня, спустя много лет, будоражит печать и общественное мнение. Особенно в последнее время, после того как в Германии вышла и едва ли не сразу же стала бестселлером повесть "Траектория краба". Ее автор - известный немецкий писатель, лауреат Нобелевской премии Гюнтер Грасс, открывает неизвестные страницы бегства восточных немцев на запад, а в центре событий - катастрофа "Густлофа". Для многих немцев книга стала настоящим откровением...

Гибель "Густлофа" недаром называют "укрытой трагедией", правду о которой долгое время скрывали обе стороны: мы всегда говорили, что на судне находился цвет германского подводного флота и никогда не упоминали о тысячах погибших беженцев, а послевоенные немцы, выросшие с чувством покаяния за преступления нацистов, замалчивали эту историю, поскольку опасались обвинений в реваншизме. Те, кто пытались говорить о погибших на "Густлофе", об ужасах бегства немцев из Восточной Пруссии, незамедлительно воспринимались как "крайне правые". Только с падением Берлинской стены и вхождением в объединенную Европу стало возможным более спокойным смотреть на восток и говорить о многом, о чем долгое время не было принято вспоминать...

Цена "атаки века"

Хотим мы того или нет, но нам все равно не обойти вопрос: что же топил Маринеско - военный корабль гитлеровский элиты или корабль беженцев? Что же случилось в Балтийском море в ночь 30 января 1945 года?

В те дни Советская армия стремительно продвигалась на Запад, в направлении Кенигсберга и Данцига. Сотни тысяч немцев, боясь расплаты за злодеяния нацистов, стали беженцами и двигались к портовому городу Гдыне - немцы называли его Готенхафен. 21 января гросс-адмирал Карл Дениц отдал приказ: "Все имеющиеся в наличии немецкие корабли должны спасать от Советов все, что можно будет спасти". Офицеры получили приказ передислоцировать курсантов-подводников и их военное имущество, а в любом свободном закутке своих кораблей - разместить беженцев, и в первую очередь женщин и детей. Операция "Ганнибал" стала крупнейшей эвакуацией населения в истории мореплавания: свыше двух миллионов человек были переправлены на запад.

Готенхафен стал для многих беженцев последней надеждой - здесь стояли не только большие военные корабли, но и крупные лайнеры, каждый из которых мог взять на борт тысячи беженцев. Одним из них и был "Вильгельм Густлоф", который казался немцам непотопляемым. Построенный в 1937 году, великолепный круизный лайнер с кинотеатром и плавательным бассейном служил гордостью "Третьего рейха", он призван был продемонстрировать всему миру достижения нацистской Германии. Сам Гитлер участвовал в спуске судна, на котором была его личная каюта. Для гитлеровской организации культурного досуга "Сила через радость" лайнер в течение полутора лет доставлял отдыхающих в Норвегию и Швецию, а с началом второй мировой войны стал плавказармой курсантов 2-й учебной дивизиии подводного плавания.

30 января 1945 года "Густлоф" вышел в своей последний рейс из Готенхафена. О том, сколько на его борту было беженцев и военных, данные немецких источников разнятся. Что касается беженцев, то до 1990 года цифра была почти постоянной, поскольку многие выжившие в той трагедии жили в ГДР - а там эта тема не подлежала обсуждению. Теперь они стали давать свидетельские показания, и цифра беженцев выросла до десяти тысяч человек. В отношении же военных цифра почти не менялась - она в пределах полутора тысяч человек. Подсчетом занимались "пассажирские помощники", одним из которых был Гейнц Шен, ставший после войны летописцем гибели "Густлофа" и автором нескольких документальных книг на эту тему, в том числе "Катастрофа Густлофа" и "SOS - Вильгельм Густлоф".


Подводная лодка "С-13" под командованием Александра Маринеско поразила лайнер тремя торпедами. Оставшиеся в живых пассажиры оставили страшные воспоминания о последних минутах "Густлофа". Люди пытались спастись на спасательных плотах, но большинство выдерживало только несколько минут в ледяной воде. Девять кораблей участвовали в спасении его пассажиров. Ужасающие картины навсегда врезались в память: детские головы тяжелее, чем ноги, и поэтому на поверхности видны только ноги. Много детских ног...

Итак, скольким же удалось уцелеть в этой катастрофе? По данным Шена, выжило 1239 человек, из них половина, 528 человек, - личный состав немецких подводников, 123 человека вспомогательного женского состава военно-морского флота, 86 раненых, 83 члена экипажа и только 419 беженцев. Эти цифры хорошо известны в Германии и сегодня уже нет смысла скрывать их у нас. Таким образом, уцелело 50% подводников и только 5% беженцев. Приходится признать, что, в основном, погибли женщины и дети - они были совершенно безоружны перед войной. Такова была цена "атаки века", и вот почему в Германии сегодня многие немцы считают действия Маринеско военным преступлением.

Беженцы стали заложниками безжалостной военной машины

Однако не будем спешить с выводами. Вопрос здесь стоит гораздо глубже - о трагедии войны. Даже самая справедливая война - бесчеловечна, ведь от нее в в первую очередь страдает мирное население. По неумолимым законам войны Маринеско топил военный корабль, и нет его вины в том, что он потопил корабль с беженцами. Огромная вина в трагедии лежит на немецком командовании, которое руководствовалось военными интересами и не думало о гражданских людях.

Дело в том, что "Густлоф" вышел из Готенхафена без должного сопровождения и раньше запланированного срока, не дождавшись кораблей охранения, поскольку надо было срочно перебросить немецких подводников из уже окруженной Восточной Пруссии. Немцы знали, что этот район особенно опасен для кораблей. Роковую роль сыграли габаритные огни, включенные на "Густлофе" после того, как было получено сообщение о движении навстречу к нему отряда немецких тральщиков - именно по этим огням Маринеско и обнаружил лайнер. И, наконец, в свой последний рейс корабль ушел не как госпитальное судно, а как военный транспорт, окрашенный в серый цвет и оснащенный зенитными орудиями.

До сих пор у нас практически не известны цифры Шена, а продолжают использоваться данные о том, что на "Густлофе" погиб цвет немецкого подводного флота - 3700 моряков, которыми можно было бы укомплектовать от 70 до 80 подводных лодок. Эта цифра, взятая из сообщения шведской газеты "Афтонбладет" от 2 февраля 1945 года, считалась у нас бесспорной и не подвергалась сомнению. До сих пор необычайно живучи легенды, сотворенные еще в 1960-е годы с легкой руки писателя Сергея Сергеевича Смирнова, поднявшего тогда неизвестные страницы войны - подвиг Маринеско и оборону Брестской крепости. Но нет, никогда не был Маринеско "личным врагом Гитлера", и не объявлялся трехдневный траур в Германии по гибели "Густлофа". Этого не было сделано по той простой причине, что эвакуации морем ожидали еще тысячи людей, и известие о катастрофе вызвало бы панику. Траур же объявлялся по самому Вильгельму Густлофу, руководителю национал-социалистической партии в Швейцарии, убитому в 1936 году, а его убийца, студент Давид Франкфуртер, был назван личным врагом Гитлера.

Почему же мы до сих пор не решаемся называть истинные масштабы той трагедии? Как ни печально это признавать, но мы боимся, что померкнет подвиг Маринеско. Однако сегодня даже многие немцы понимают: германская сторона спровоцировала Маринеско. "Это была блестящая военная операция, благодаря которой инициатива господства в морской войне на Балтике была прочно перехвачена советскими моряками, - говорит заместитель директора Музея подводных сил России имени А.И.Маринеско Юрий Лебедев. - Своими действиями подводная лодка "С-13" приблизила конец войны. Это был стратегический успех советского военно-морского флота, а для Германии - крупнейшая морская катастрофа. Подвиг Маринеско состоит в том, что он уничтожил казавшийся непотопляемым символ нацизма, корабль-мечту, пропагандирующую "Третий рейх". А гражданские люди, находившиеся на корабле, стали заложниками немецкой военной машины. Поэтому трагедия гибели "Густлофа" - это обвинение не Маринеско, а гитлеровской Германии".

Признавая, что на потопленном "Густлофе" были не только немецкие подводники, но и беженцы, мы сделаем еще один шаг к признанию исторического, хотя и нелицеприятного для нас факта. Но выходить из этой ситуации надо, ведь в Германии "Густлоф" - это символ беды, а в России - символ наших военных побед. Вопрос о "Густлофе" и Маринеско - очень сложный и деликатный, затрагивающий настоящее и будущее отношений России и Германии. Недаром побывавший недавно в Музее подводных сил России имени А.И.Маринеско генеральный консул Германии Ульрих Шенинг оставил такую запись в книге почетных посетителей: "Через 60 лет после трагических событий Второй мировой войны наконец наступило время, когда русские и немцы совместно строят будущее. К этому призывает гибель немецкого лайнера "Вильгельм Густлоф" в январе 1945 года".

Сегодня у нас есть возможность даже в таком тяжелом вопросе идти к примирению - через историческую достоверность. Ведь в истории нет черно-белых красок. И уникальность Маринеско в том, что его личность не оставляет никого равнодушным. Его легендарной личности, возможно, уготовано бессмертие. Он стал человеком-легендой и останется ею...