Логическая задачка: зачем существуют "ментовские зоны" - Политика в России. Зона "для своих"
Милицию на зоне не любят. Поэтому, когда люди в погонах совершают преступления, мотать срок их отправляют в резервации – туда, где никто не станет мстить. Блатной жаргон делит зоны на «черные», где живут по понятиям, и «красные» – там «рулит» администрация. Зоны, где сидят бывшие сотрудники силовых ведомств и правоохранительных органов – «красные». Тамошних сидельцев называют бээсниками, то есть «бывшими сотрудниками». Их в скопинской ИК-3 около 1200 человек: следователи и участковые, омоновцы и гаишники. Здесь можно найти практически любую статью Уголовного кодекса – от неуплаты алиментов до убийства.
Сотрудники колонии говорят, с бээсниками легче – они быстрее привыкают к жизни по режиму. В их прошлой жизни были высшее образование, подчиненные и статус, поэтому откровенничать они не склонны, особенно с журналистами, а от фотокамер шарахаются.
Хасан Вашаев – исключение. Ему 38 лет, он из Чечни, высокий и плечистый, каким и должен быть омоновец. Воевал. В колонии Хасан – завхоз медицинской части. Он осужден по трем статьям – за похищение гражданина Израиля с целью получения выкупа, превышение служебных полномочий и сопротивление при задержании. Говорит, что дело на него «состряпали, а 14 лет получил потому, что не признал вину». Но на любой зоне, в том числе на этой, «невиновных» – 95 процентов. Сидеть Хасану еще долго, 9 лет.
В ожидании суда он делил СИЗО с теми, кто ненавидит таких, как он.
– Мне работники СИЗО сразу сказали: «Будешь возмущаться, скажем, что мент. И тебя грохнут. Понял?» – горячится Хасан. – В камере каждую минуту слышишь: «Да я мусоров прирежу!» Слава Богу, здоровье есть, дух есть, страх потерял в Чечне. Но все равно могут прибить. Хотя в тюрьме авторитет завоевал, меня даже смотрящим поставили. В Скопин приехал чуть ли не с понятиями. И только здесь вздохнул спокойно – оказался среди своих.
Мир тесен. А в колониях он еще тесней. В ИК-3 Хасан встретил своего бывшего сослуживца, получившего 8 лет за разбой.
Мать Вашаева умерла в 1993 году. Отец, когда сына посадили, слег с инфарктом. Хасана ждет семья – жена и две дочери. Старшей уже 7 лет, младшей в августе исполнится 6. Последний раз они навещали мужа и отца в феврале. Хасан радуется: жена снова беременна. Когда Вашаев освободится, его дочки, возможно, уже будут сосватаны (в Чечне это случается и в 15–16 лет). Хасан надеется, что зятья окажутся достойными людьми, и мечтает воспитывать хотя бы внуков.
50-летний Михаил Ермаков из Нижнего Новгорода – подполковник милиции в отставке. Служил начальником отдела областного УВД. Осужден на 14 лет за бандитизм, разбой и хранение оружия. Сегодня такие статьи в отношении правоохранителей, увы, мало кого удивляют.
Если заключенный начинает говорить, он долго и в деталях рассказывает о причинах своего заключения и об обстоятельствах уголовного дела. Но настоящие эмоции проявляются, когда вспоминает дом. Михаил Ермаков видел свою дочь всего 8 раз. Она родилась 30 сентября 2002 года. 6 ноября ее отца арестовали.
– Она знает по фотографиям, что у нее есть папа, – говорит Ермаков. – Первое время, когда жена привозила ее на свидания, она боялась меня. По телефону со мной не очень общается. Да и когда приезжает, час-два стесняется, а потом: папа, папа...
О том, что мир переживает финансовый кризис, Ермаков знает из газет, теленовостей и от супруги: поездка на свидание в колонию обходится минимум в 15 тысяч рублей. Они нужны на билеты, на продукты. Большие деньги для супруги Ермакова, поэтому женщине помогают друзья и бывшие коллеги мужа.
Москвичу Михаилу Угрюмову 54 года. В прошлой жизни он – полковник внутренней службы, начальник отдела Всероссийского НИИ противопожарной обороны. В колонию попал за взятку «в особо крупном размере» – 153 тысячи рублей. Дали 8 лет. Угрюмов тоже не считает себя виновным. И, в отличие от многих сидельцев, на свободе собирается доказать свою невиновность и добиться снятия судимости.
– Друзья и коллеги не верят, что я виновен, – повторяет он, как мантру. – Меня это радует, успокаивает и придает сил. Как жил до заключения жизнью нормального человека, так же буду жить и дальше. Постараюсь найти работу по специальности. Я квалификацию не теряю, возглавляю здесь секцию противопожарной безопасности, изучаю специальную литературу.
Михаил смотрит телевизор и читает газеты, о бойне, устроенной майором Евсюковым, знает. А недавно узнал о милиционере, который насмерть сбил беременную женщину. Но мнение о том, что происходит с милицией, высказывает осторожно: отношусь отрицательно. И всё.
В ИК-3 есть чем заняться. В швейном цехе бээсники шьют спецодежду . В столярке сколачивают беседки. Есть и небольшое производство, откуда выходит довольно неплохая тротуарная плитка. Здесь труд уравнивает уставные отношения – бывшие полковники работают наравне с бывшими сержантами. Когда заключенного оформляют на работу, никто не считает слетевшие с его погон звездочки – где нужна рабочая сила, туда и посылают.
В корпусах общежитий стоят двухъярусные кровати. К каждой привинчена бирка с фамилией, именем и отчеством заключенного, статьей, началом и окончанием срока. На тумбочках – книжки. В библиотеке есть почти полные собрания сочинений Донцовой, Устиновой и Марининой. Но их берут редко. Детективы здесь вообще не жалуют. В библиотеке объясняют: этого всем хватило на работе. Большой популярностью пользуются отечественная фантастика и «Преступление и наказание» – в заключении Достоевский читается совсем по-другому.
В этой колонии раз в год, в ноябре, устраивают дни открытых дверей. Приезжают родственники заключенных. Одно время сюда даже наведывались бывшие сидельцы с женами, но несколько лет назад такие визиты запретили.
Колония для бээсников в Скопине появилась в 2000 году – ее перевели сюда из Саратова. В какой-то момент за одной решеткой сошлись вечные враги – «красные» и «черные». Обошлось без конфликтов. Сотрудники этой колонии не считают, что причина миролюбивости бээсников – в их образованности. Да, прибыв по этапу, они быстро избавляются от словечек типа «шконка» или «параша». Но если бы администрация чуть ослабила хватку, уже через месяц по понятиям зажили бы даже менты.
Некоторым людям доводилось слышать про «красные зоны» в России, но немногие до конца понимают, что это за учреждения и чем отличаются от обычных колоний. На территории страны существует около 10 исправительных колоний разного режима для так называемых «бывших сотрудников». В этот перечень входят осужденные, работавшие ранее полицейскими, прокурорами, судьями, сотрудниками УФСИН. Одна из таких зон находится в городе Нижнем Тагиле Свердловской области. Учреждение квалифицируется как колония общего режима.
Структура ФСИН
Федеральная служба исполнения наказаний - довольно молодая структура, которая была создана лишь в 2004-2005 годах. Ранее ведомство относилось к МВД, а в советское время охрану режимных объектов несли даже солдаты-срочники. Сегодня УФСИН России находится под контролем Министерства юстиции РФ и выполняет функции по исполнению уголовного наказания по отношению к осужденным. ФСИНу подконтрольны все исправительные учреждения страны: колонии, СИЗО, зоны и другие материально-технические организации и учреждения.
Вот уже несколько десятков лет в России продолжают практиковать пенитенциарную систему наказаний, то есть в нашей стране осуществляется не только охрана заключенных в период ограничения их свободы от общества, но и проводятся работы по их исправлению и возвращению в ряды общества. В последние годы эта тенденция только усиливается. Руководство колоний старается создавать благоприятные условия для жизни и исправления: организуют места работы, досуга и обучения. Более того, для осужденных проводят психологические тренинги, обучают различным профессиям, приобщают к православию. На территории колонии есть возможность получать высшее образование дистанционно. Насколько эти условия выполняются и так ли они необходимы - отдельный вопрос.
Принципы разделения заключенных
Согласно законодательству, Конституции РФ, а также международным правам, существует строгое разделение осужденных по основным категориям:
- по полу - мужские и женские колонии (учреждения для беременных и матерей с детьми до 3-х лет);
- по возрасту - взрослые и подростковые колонии;
- по режиму, прописанному в приговоре - строгий, общий, колония-поселение, домашний арест, ограничение свободы, особые условия содержания, отсрочка по различным обстоятельствам;
- по принадлежности осужденного к правоохранительным органам.
Одним из важнейших критериев также является количество судимостей: осужденные, впервые совершившие убийства, а также те, кто является дважды судимым или рецидивистом. Распределение происходит еще в следственном изоляторе. Если на осужденного нет информации о судимости, делается запрос в информационный центр. В этом случае ошибка в распределении может грозить ответственному сотруднику серьезными проблемами.
Разделение по режимам
- от 14 до 18 лет; по достижении предельного возраста человека переводят во «взрослую» тюрьму;
- колонии строгого режима для первоходов;
- колонии строгого режима для второходов;
- колонии общего режима для первоходов;
- колонии общего режима для второходов;
- колонии для БСМ (бывших сотрудников милиции) общего или строго режима;
- колонии особого режима;
- тюрьмы;
- СИЗО.
Режим исправительной колонии, прописанный в приговоре, еще не говорит о том, что человек отправится в любое учреждение с подходящим режимом. Предварительно сотрудники делают запросы, выясняют, отбывал ли он раньше наказание и не является ли бывшим сотрудником. Для женщин существуют только колонии общего режима.
Необходимость такого четкого разделения обусловлена интересами самих заключенных. Впервые совершившие преступления не должны находиться вблизи от рецидивистов, равно как и подростки должны быть ограждены от влияния взрослых с криминальным прошлым. То же самое и с «красными» зонами: бывшие сотрудники могут подвергаться опасности в закрытом помещении с преступниками, с которыми, возможно, имели раньше дело.
История Нижнетагильской колонии
В Свердловской области функционируют 4 мужских и одна а также следственный изолятор. ФКУ ИК 13 Нижний Тагил расположено непосредственно в городе, что намного облегчает вопрос проезда для родственников заключенных. Лимит учреждения - 1912 человек. На сегодняшний день здесь находятся около 1700 осужденных, в основном это бывшие сотрудники силовых ведомств.
Все помнят громкие дела высокопоставленных чиновников или госслужащих, попавшихся на миллионных неправомерных сделках. Несколько лет назад даже начальник самого УФСИН Александр Реймер был обвинен в присвоение крупных средств и приговорен к 8 годам колонии. Время от времени в средствах массовой информации появляются заметки о взятии под стражу как рядовых полицейских, так и крупных начальников. Судя по всем этим заголовкам, "красные зоны" России еще долго будут востребованы. Тем не менее все же хочется надеяться на лучшее.
В недавних обсуждениях опять возник хомячий плач: почему же "неверных ментов" сажают в отдельные зоны, а не в общие? Вот там бы ужо им отлились народные слёзки.
Давайте подумаем, а зачем они, "ментовские зоны"? Только лишь как знак заботы власти о своих оступившихся "агнцах"?
Вот вам наколки:
1. не все "зоны" в России на "воровском ходу", есть и "красные", где все живут по распорядку. Бывшему менту там будет сидеться абсолютно так же, как и всем остальным.
2. Даже на "чёрных" зонах с человека прежде всего спрашивают "за дела" , а не за профессию. У мента прежде всего спросят, кем он работал, кого посадил, занимался ли беспределом. Информацию пробьют по воле, за ложь - накажут. Даже если кого-то мент и посадил, но не по беспределу - предъявить это ему вряд ли удастся. "Это моя работа: ты убегаешь - я догоняю. Попался - вини себя", - скажет мент и будет поддержан. Прецеденты попадания ментов в общие хаты имеются, и их не мало. Особенно в СИЗО, где сидеть можно годами. Вероятность менту сразу быть "опущеным" только за то, что он мент на самом деле не велика.
3. Неужели вы всерьёз думаете, что генералам, депутатам, чиновничьей номенклатуре так уж важна судьба низшего ментовского звена: участковых, ппсников, гаишников и оперов? На воле этот ресурс эксплуатируется "элитой" на износ и тут же без сожаления выкидывается. Не проще ли было создать "зоны" для генералов и высших чиновников, а простых ментов сажать к арестантам из народа? Однако "ментовские" зоны существуют, более того, обычно как в СИЗО, так и в других МЛС бывших сотрудников стараются держать отдельно.
В чём тут подвох?
Заранее предупрежу: я ответ знаю. Интересно, догадается ли кто-то ещё)
UPD: Итак, seeker_vk04
и alex_from_kiev
догадались верно
1. Менты, будучи в хате с криминалитетом, зная правоохранительную систему изнутри помогут советами юридическими, советами в противодействии оперативно-разыскной деятельности, помогут наладить связи с действующими на воле правоохранителями.
2. Будучи срощеными в СИЗО и зонах с криминалитетом - грамотные менты смогут образовать гремучую смесь: У них нет психологического ужаса или благагавения перед надзирателями: они ходили недавно в таких же погонах, они знают все их методы и уловки.
3.Долго работавших ментов нет так же страха и перед "блатными", чью психологию они знают и кого сами недавно сажали в тюрьму. Если в "чёрной зоне" окажется критическая масса бывших ментов достаточно опытных и могущих постоять за себя - может начаться резня. Вспомним "сучью войну" конца 40-вых, когда фронтовики не признали законы "воров" и стали их резать
В России приговоренные к заключению бывшие сотрудники силовых органов отбывают наказание в специальных исправительных учреждения – «милицейских» или «ментовских» зонах. Здесь нет воров в законе и привычной для большинства тюрем зековской иерархии. Тем не менее, порядки в «милицейской» зоне зачастую не менее суровые.
Почему отдельно
В советское время была только одна колония для сотрудников правоохранительных органов, которая располагалась в Нижнем Тагиле. С распадом СССР и криминализацией милиции и других силовых органов появилась необходимость создания новых «ментовских» зон. Сейчас в России насчитывается пять исправительных учреждений для бывших полицейских.
Зачем создавать отдельные исправительные учреждения? Дело в том, что в обычной тюрьме так называемый бэсник (бээсник или просто БС – бывший сотрудник) не продержится и суток. Зеки, понятное дело, стражей порядка очень не любят. По криминальным понятием, убийство «мента» дает основания для попадания в более высокую касту.
Силовики – сила!
На «ментовской» зоне существует своя иерархия, каждая со своими нормами и правилами поведения. Высшей кастой здесь считаются бывшие сотрудники исправительных учреждений, тюремные оперативники, а также те, кто нес службу в СИЗО. Кроме того, «элитой» считаются оперативники уголовного розыска – то есть те, кто находился на «переднем крае» борьбы с преступностью. Считается, что это видавшие виды люди, резкие и строгие, а потому перечить им – себе дороже. В камерах они занимают положение смотрящих, их слово – закон для менее «престижных» каст.
Следующими в тюремной иерархии идут сотрудники силовых органов: спецотряды быстрого реагирования, ОМОН, спецназовцы, бывшие сотрудники оперативно-розыскных групп. Прошедшие такую «школу» люди, как правило, физически развиты, морально закалены и психологически устойчивы, способны постоять за себя.
Середняки
Среднюю касту в «ментовских» зонах» составляет простой «служилый» народ – гаишники, патрульные, следователи, дознаватели и прочие. Попадают в места лишения свободы такие правоохранители в большинстве случаев из-за взяток или не слишком серьезных преступлений. Обычно стараются не высовываться, отсиживают свой срок тихо и мирно. Быть авторитетом их не прельщает, но и в низшую касту не пойдут, в случае чего могут дать достойный отпор.
По нисходящей
Ступень «высших» среди «низших» занимают адвокаты. Среди полицейских уважения они обычно не имеют, поскольку считаются хитрыми и ушлыми пройдохами, не заслуживающими доверия. У многих оперативников свой счет к адвокатам, которые во время следствия и суда они обещали их вытащить, при этом брали за свои услуги порой весьма внушительные суммы. В итоге отвечают за таких нерадивых защитников их коллеги по профессии, волею судеб оказавшиеся в заключении.
Самой низшей «мастью» на «ментовской» зоне являются судьи и прокуроры. Этих силовики уважают еще меньше, поскольку считают их аналогом кабинетного чиновника, толком ничего не умеющего, зато завсегда готового «попить кровушки» у простого оперативника.
Именно из прокурорско-судейской среды в таких исправительных учреждениях формируется категория «петухов». Во избежание конфликтов администрация «милицейских» зон последние годы старается сажать «кабинетчиков» в отдельные камеры.
Порядки
Свод неписаных правил в «ментовской» зоне немногим отличается от порядков в обычных колониях и тюрьмах: будь опрятным, иначе станет «чушкой», не ходи в туалет, когда кто-то принимает пищу, не лезь с расспросами о делах сокамерников.
«Чушек» («чертей») как и на обычной зоне никто не уважает. Они выполняют самую грязную работу (уборка туалетов), и спят рядом с «дальняком». Среди «чертей» практически гарантированно оказываются те, кто сел за «косячные» статьи – совращение малолетних, изнасилования и им подобные.
Работа и спорт
В отличие от обычной зоны, где для авторитетных зеков работать – это не «по понятиям», среди бээсников вкалывать принято у всех, «в отказ» не уходит никто. Еще бы, ведь работать – значит иметь шанс на условно-досрочное освобождение. Кроме того, можно «поднять» денег на посещение тюремного магазина.
Не менее важным занятием в «ментовских» зонах является спорт. Можно сказать, что в таких исправительных учреждениях процветает культ тела. Считается, что уважающий себя БС обязан содержать себя в хорошей форме, а для этого должен каждодневно тренироваться: подтягиваться, бегать и так далее. Тот, кто отказывается от спорта, считается отчаявшимся и очень быстро переходит в разряд «чушек» со всеми вытекающими последствиями.
Еще одна страсть сидельцев в «милицейских» исправительных учреждениях – юридическая переписка. Но не столько с родственниками и друзьями, сколько с различными инстанциями и правозащитными фондами. В основном это жалобы на приговор и условия содержания. Администрация таких тюрем иногда жалуется, что ежедневно приходится отправлять чуть ли не сотню подобных писем.
Сергей Кузьминых
"Бэс"
Что чувствует человек, впервые попавший в тюрьму? Да черт его знает. Наверно, у каждого свои впечатления, и восприятие действительности тоже зависит от самого человека, от того угла зрения, с которого он рассматривает первый визит. Немаловажное значение имеет то, что это за тюрьма; в какое время дня прибыл будущий постоялец? и т.д. Даже то, какая смена принимает, - отнюдь не последний фактор.
Когда нас привезли на сборку (сборный пункт тюрьмы) и сдали местным вертухам (служащим), лично я думал лишь об одном: скорее бы в камеру и отоспаться вволю. То, что сидеть придется, я уже принял как неизбежное и почти успокоился, но уж больно вымотался за 10 суток в ИВС-ах, а сейчас, когда нервное напряжение отпустило, навалилась жуткая усталость, я прямо валился с ног, и веки закрывались сразу, стоило лишь чуток расслабиться. Когда начальник ИВС сдавал нас, то он каждого предупредил, что в карточках всем проставил отметку о том, что мы "БС" - на местном сленге это означает "бывший сотрудник". Да и приемная смена не слишком нас прессинговала, терпеливо объясняя нам, бестолковым, что и как.
Самое странное то, что по прибытии нас даже не обыскали, а после беглого наружного осмотра отправили в отдельную сборную камеру. Камера была большая - человек на 40-50, но холод в ней стоял собачий, так как в оконном проеме ничего, кроме решетки, не было. Здесь мы просидели почти 5 часов, и за это время местные зэки из обслуги даже пытались устроить нам что-то типа шмона в надежде поживиться тем, что нам удалось пронести.
К нам вошли четыре ханурика и резко потребовали снять верхнюю одежду и обувь, чтобы они якобы отнесли все это на шмон. Мы переглянулись и дружно послали их на хрен. Ханурики попробовали качнуть базар и вроде даже изобразили что-то типа "пальцев веером", но тут наше нервное напряжение и агрессия, скопившиеся за последние дни, с треском вырвались наружу. Короче, начали мы их бить, причем сразу как-то оттеснили от входной двери и загнали к окну. Экзекуция продолжалась минуты три, пока на вопли наказуемых не прибежал какой-то хрен в камуфляже и не крикнул: "Прекратить!" Ну, мы и прекратили. Наказанные поспешно ретировались, получая в дверях от камуфляжного хорошее ускорение в виде пинка, а нам было предложено следовать за ним.
"Сейчас под раздачу пустят", - прошептал Юрка, но, как оказалось, оракул из него никакой.
Нас отвели сначала на рентген, потом на фото и откатку пальчиков, и в заключение мы, раздетые до "костюма Адама", предстали перед каким-то чудом неопределенного пола в белом халате, и оно с садистским выражением лица брало у нас кровь из пальца. Это надо было видеть. Подходит к тебе и, внимательно заглядывая в глаза, колет палец, причем делает это медленно и с улыбочкой. Ни дать, ни взять - доктор Менгеле. После этой процедуры к нам подвалило какое-то полупьяное мурло, тоже в белом халате, мутным взглядом окинуло с ног до головы всех троих скопом и, буркнув что-то вроде "все-нормально-жалоб-нет-одевайтесь-следующий", отвалило в соседнюю комнату.
По завершении всей процедуры медприемки нас заперли втроем в крохотный боксик площадью около 120 на 130 см, с одной скамейкой, где мы благополучно дождались утра. Утром нам принесли на троих одну большую тарелку перловой похлебки с тушенкой, без хлеба и ложек, которую мы, обжигаясь и матерясь, выхлебали минут за 10-15.
О том, что была стычка с хозобслугой, нам больше так и никто не вспомнил. Где-то в середине следующего дня, после того как мы пробыли в тесном боксике около 13 часов, нас вывели и в составе большой партии зэков повели в баню.
Баней оказалась тесная каморка на 3 соска, куда нас попытались загнать вместе с еще десятком зэков. Мы втроем наотрез отказались, а когда нам пригрозили вызовом тревожной группы (это такой тюремный спецназ, который сидит в резерве на случай какой-нибудь бузы), то мне пришлось напомнить вертуху, что мы - бэсы, и нас, согласно инструкции, нельзя содержать, перевозить и проч. вместе с общим контингентом. Тот что-то недовольно пробурчал, но более настаивать не стал, и мы, дождавшись, пока все помоются, пошли отдельно. Хотя вертух и буркнул нам: "пять минут, и больше не ждем", мы справедливо решили: да куда ты, милок, денешься! - и спокойно плескались почти 20 минут.
После бани в какой-то каптерке нам выдали матрацы, одеяла, подушки, миски, кружки и ложки. Кладовщик (зэк из хозобслуги), видимо, был предупрежден, что мы бэсы, и старательно пытался нам всучить самые грязные и гмошные вещи, но после того, как Андрюха прямо при вертухе ухватил его за нос и прошипел: "Ты чего, с-сучонок, хреново понял, что нам нужно?", тот быстро выдал нам все необходимое, и хоть, как говорится, не с ноля, но довольно чистое. И опять вертух даже не обратил внимания на эту стычку. Мне все это, честно говоря, было очень подозрительно: побили крысятников из хозобслуги - молчат, нахамили вертуху - ни гугу, прищучили каптера - опять как с гусей вода. Короче, что-то тут не то.
Я даже и сейчас не могу дать вразумительного объяснения тому, что нам все сошло, ведь я своими глазами видел, как топтали коваными ботинками на сборке троих чурок лишь за то, что один из них закурил в коридоре... А как заискивают перед вертухами бывалые зэки, у которых на лбу отпечатано, что ходка не первая!.. Короче, так или иначе, но нам повезло, и мы благополучно прибыли к месту пребывания.
Корпус, в который нас привели, в обиходе называли "Кошкин дом", так как стоит он отдельно и ранее в нем сидели только женщины. Теперь же там находилась больничка, тубнаркологические подследственные, иностранцы, остатки женского контингента и спецконтингент, то есть мы - бэсы. Нас раскидали по разным хатам, я - в 501-й, Андрюха - в 502-й, Юрка в 503-й. Дверь распахнулась, я набрал воздуха, выдохнул и - шагнул через порог. Что-то дальше будет?..
На новом месте
Хата оказалась довольно просторной. 38 лежаков, сваренных в два яруса из стальных полос. Справа от входа - санузел с умывальником и унитазом, огороженный самодельным занавесом из простыней. Слева - что-то вроде тумбы, на которой стоял телевизор. Рядышком притулился холодильник. Народу было около 30-ти человек, и я сразу понял, что без своего спального места не останусь. Дело в том, что я еще ранее слышал о переполненности камер в следственных изоляторах, когда на одно место приходилось по 2-3 постояльца, и сон им - в 3 смены. Здесь, на первый взгляд, ничего подобного не ожидалось.
На меня вроде и внимания никто не обратил - все продолжали заниматься какими-то своими делами, а я оставался у дверей, так как по рассказам бывалых зэков знал, что новичок должен дождаться приглашения, за которым следует что-то вроде собеседования. Естественно, рассказы эти были про обычные хаты, где сидят обычные зэки. Как ведут себя за решеткой "бывшие сотрудники", я не представлял, но решил не торопить события и терпеливо выжидал у дверей.
Минут через 10 ко мне подошел один из "постояльцев" и, предложив сесть за стол, начал обстоятельный опрос: кто? откуда? за что?.. Я отделался общими фразами, не вдаваясь в подробности своей делюги, назвав лишь номера статей, указанных в обвинении, и в доказательство предъявил титульный лист обвинения, показав лишь "шапку", где было обозначено, за что же я загремел.
Взглянув на предъявленный документ, паренек вздохнул, оглянулся по сторонам и как-то отрешенно-многозначительно спросил: "Да ты мусор по ходу?"
Честно говоря, я был сначала ошарашен этим вопросом и, кинув взгляд в стороны, увидел, что на нас с любопытством смотрят остальные присутствующие. Вопрошавший меня, как бы подводя черту, добавил, обращаясь к остальным: "Пацаны, к нам мент заехал!" - и опять уставился на меня. Спустилась тишина. Но тут меня озарила внезапная догадка, что все происходящее - лишь игра.
Я развел руками в стороны и с видом обреченного на казнь выдохнул: "Ну, мент. А ты что-то имеешь против возразить? Давай побазарим".
По хате пробежал неясный полусмешок. Прикол явно прогорел. К нам подошел еще один парниша и не здороваясь сказал: "Ладно, хорош прикалываться, Гарик", - и мне: "Пошли, побеседуем".
Мы прошли в довольно комфортабельный угол за занавесочками, с отдельным телевизором возле окна. Там сей "мэн", не представляясь, объяснил мне, что я заехал в нормальную бэсную хату, небеспредельную; а он является смотрящим этой хаты, выбранным на общем собрании.
Вкратце объяснил мне распорядок внутреннего уклада, после чего перепоручил другому парнишке, который указал мне мое койкоместо и начал длинный рассказ о том, что можно и нельзя, как себя вести и прочее, прочее...
Слушая его, я отметил, что этот свод неписаных правил ничем не отличается от того, о котором я слышал от старых зэков и не раз читал в различного рода литературе. Все то же самое, без каких-либо изменений:
Прежде чем что-то взять - обязательно спроси;
За собой всегда убирай, будь опрятным;
Не ходи в туалет, когда кто-то ест;
Не лезь ни к кому с расспросами об их делах.
Это только основные постулаты, а остальное пришлось постигать самому, по ходу пьесы. С первого дня меня удивило то, что смотрящий очень пренебрежительно относится к кое-кому из других сидельцев, позволяя в отношении них различные вольности как устного, так и физического плана: может обработать кулаками или грязно обругать. Сравнивая эти случаи с тем, что слышал об общих хатах, я думал, что там он давно получил бы перо в бок даже от самого последнего чушка.
У нас в хате тоже были чушки или что-то вроде. Сразу возле дальняка (туалет) стояло четверо нар в два яруса. Это был так называемый вокзал, где спали те, кто волей смотрящего был опущен в статусе либо сидел по косячной статье, типа изнасилования, совращения малолетних и проч.
Постояльцы вокзала были также постоянными уборщиками в хате. По очереди с ними уборкой занимались и вновь прибывшие, но ограниченное время - от месяца до двух. Поэтому, когда мне объявили, что я раз в 6-7 дней должен буду 3 раза в день мыть пол, я не возражал и последующие полтора месяца исправно махал веником и тряпкой, когда подходила моя очередь.
Народ сидел разный. Были опера, омоновцы, пара следаков, таможенник, постовые милиционеры из ППС и метро, солдаты из ВВ. Не было лишь РУБОПовцев и прокурорско-судейской братии. Как я впоследствии узнал, их тоже содержат отдельно, дабы избежать конфликтов среди спецконтингента, а такое случалось.
У меня на глазах в хате столкнулись опер и прокурорский следователь, который его посадил, а теперь сам заехал за взятку. Еле парня оттащили, а то ведь пришиб бы бедолагу.
У нас в хате порядок держал смотрящий. Кликуха у него была Хохол, а звали его Олег Николаевич Вересенко. Сидел он третий год, был озлоблен на всех и вся, и нрава был довольно крутого, но лишь с теми, в ком не чувствовал силы для отпора. Если же в человеке угадывалась такая сила, то он вел себя с ним довольно лояльно; но вот если кто-то давал слабину, то Хохол сразу садился ему на шею и, свесив ноги, начинал помыкать. Бывало и такое, что попытка сесть на шею сразу не удавалась, и Хохол тогда сводил все к мировой. Человек успокаивался, а Хохол пускал в ход закрученную интригу, искусством которой он за время сидения овладел чуть ли не в совершенстве. Суть его игры сводилась к тому, чтобы ежедневно устраивать спесивому сокамернику массу мелких пакостей, а когда их число перевалит за критическую точку, на внурикамерном сходняке раздуть базар и в итоге посадить неугодившего зэка на тряпку, то есть сделать уборщиком на неопределенное время. Далее ежедневно ругать его за качество уборки, постепенно понижая в статусе, и либо человек сам сбежит (ломанется) с хаты, попросив перевести его в другую, либо вконец опустится на самое дно, сделавшись бесправным и забитым.
С первых дней на меня тоже пытались оказать такое давление, проверяли на вшивость, пробовали провоцировать на косяк (поймать на чем-либо с помощью провокации). Однако я с первого дня выбрал устойчивую линию: ни с кем не общался, целыми днями размышлял о своем деле и лишь на прогулки ходил исправно. В скором времени и смотрящий, и его поддувалы (было человека 3-4 этаких приближенных, которые бегали перед Хохлом на цырлах и поддерживали его во всех базарах), видимо, отчаялись и отвязались от меня.
Вот так я и влился в сей коллектив, в котором мне предстояло провести аж два с половиной месяца до перевода в другую хату.
Но все по порядку. Со временем я перезнакомился со всей хатой, но близких отношений ни с кем не сводил. В основном люди сходились здесь по принципу землячества (соседства), образовывая так называемые семейки по нескольку человек, питавшихся из одного котла, основой которого были заходящие посылки самих семейников. Я посылок не получал, делиться было нечем, и я не хотел навязываться к кому-то в нахлебники (и, честно говоря, меня никто не торопился приглашать). Каждый сам за себя.
Были, конечно, и такие, которые, заполоскав мозги ближнему и образовав с ним семейку, садились к нему на баул, вместе его уничтожали, а когда еда кончалась, под каким-нибудь предлогом расставались с одураченным лохом. Я был, в понимании этих ловчил, голодранец и спросом, естественно, не пользовался. Пару раз меня пытались развести на куртку и свитер, в которых я заехал, предлагая взять "в долг" кое-что из продуктов, но здесь, что называется, у меня срабатывал внутренний автомат защиты. После безуспешных попыток от меня отстали.
Дни шли за днями. Заняться было практически нечем, и я сутки напролет читал уголовно-процессуальное законодательство, дабы быть готовым к предстоящему суду. В том, что он состоится, я не сомневался. Иногда смотрел телевизор, по мере желания занимался спортом как во время прогулок, так и подкачиваясь сделанными из наполненных водой пластиковых бутылок гирями. Иногда перекидывался с сокамерниками в нардишки. Видно, моя нелюдимость и отрешенность стала очень уж бросаться в глаза, так как недели через три ко мне прочно приклеилась кличка Угрюмый, но мне, честно говоря, было все равно: как говорится, назови хоть презервативом, только не используй.
Андрюха и Юрка неплохо устроились в камерах по соседству. Андрюха даже стал дорожником. Дорогой называется связь между камерами при помощи веревочек и всяких хитрых приспособлений, изготовленных сметливыми зэками. Технология проста до безобразия и совершенна до гениальности. Отработана многими сотнями поколений заключенных. Ну, а дорожник - тот, кто смотрит за дорогой, отправляя и принимая грузы. Грузы самые разные: чай, сигарета, еда, малявы (письма заключенных друг другу), так что должность довольно ответственная. Андрюха и Юрка передачи получали регулярно и по мере возможности грели меня, так что в скором времени я перестал быть полным голодранцем и уже подкармливался не только зэковской баландой, но и тем, что загоняли мне мои сосидельцы по ИВС.
Не верь, не бойся, не проси...
Из всех тюремных истин и правил, это самое первое, что должен усвоить попавший в неволю человек. Все очень и очень просто. Просить не рекомендуется потому, что просящий человек невольно становится зависим от дающего. Даже в случае, когда его просьба остается без удовлетворения, отношение к нему незримо меняется, ведь попрошаек не любят не только в тюрьме. При этом сам факт, что человек попросил, указывает, что он слаб, обнажает его болевые точки, на которых искушенные зэки довольно умело играют, постепенно превращая просильщика в зависимое существо самого низкого статуса.
Бояться тоже никого не следует хотя бы потому, что, выставляя напоказ свой испуг, человек опять же становится объектом для различных нападок и издевок. В тюрьме все просто, как и в жизни, лишь более открыто и цинично - сильный давит слабого, а слабость определяется отнюдь не крепостью мышц. Я не раз видел, как тщедушные доходяжного вида зэки глумливо издевались и помыкали физически более крепкими людьми, которых взяли чисто на испуг. Так что бояться не надо никого, ведь если ты ни в чем перед сокамерниками не виноват, то опасаться нечего, а те, кто обычно колотит понты, стараясь взять испугом, никогда далее пустых базаров не идут и, встретив отпор, оставляют в покое. Не стоит бояться и тех, чья работа "охранять от вас общество". Обслуживающий персонал, как правило, вымещает свою злобу на тех, кто не может дать достойный отпор. Драться с ними не стоит, и при любом исходе зэк, ввязавшийся в драку с персоналом, всегда остается виноватым. Здесь более подходит спокойное и ровное поведение без хамства, а зарвавшемуся вертуху всегда можно напомнить о том, что существует такое учреждение, как прокуратура по надзору. При упоминании этой конторы все незаконные претензии к вам обычно сразу отпадают. Не надо бояться своего следователя и судьи. Конечно же в их власти добавить вам неприятностей, но из этого не следует, что перед ними нужно лебезить. Веди себя с достоинством, но без хамства, и на хамство лучше не отвечай, а если уж твой следак решил тебе напакостить, то он это сделает, независимо от того, боишься ты его или нет...
Ну а то, что за решеткой никому нельзя верить, по-моему, вообще прописная истина. Доверчивый человек очень быстро становится "дежурным лохом", "дядей сараем" и объектом для всяческих подленьких подначек и провокаций, которые так веселят скучающих и изнывающих от безделья сокамерников.
В качестве живого примера приведу случай, который произошел в нашей хате и следствием которого стало то, что вполне нормальный паренек стал дежурным чушком, вечным уборщиком, шестеркой на побегушках у смотрящего Хохла...
Началось все с того, что в один из дней у нашего смотрящего было препоганейшее настроение, и он с самого утра пребывал в поиске, на ком бы выместить свою желчь. Тут ему и подвернулся Саша. Сидел Саша по мокрой статье и ничем особо не выделялся на общем фоне. Разве что был чуть ли не самым молодым в камере. Хохол долго и внимательно наблюдал за ним, а потом придрался к какой-то мелочи, типа "не стой на продоле" (в смысле, проходе) или "не шуми, когда люди отдыхают". В общем, нужен был повод.
Паренек вспыхнул и довольно резко ответил. Хохол знал, что он не прав и разговор свернул довольно умело, оставив последнее слово за собой.
С этого дня за Саней началась настоящая тихая травля - охота. Смотрящий и его поддувалы всячески провоцировали Сашу вплоть до того, что, когда парень шел в туалет, они сразу садились за стол - якобы поесть, а потом предъявляли парню это как косяк с его стороны.
Как-то раз, когда он пошел к адвокату, ему дали пару писем, чтобы он через своего защитника, минуя цензуру, отправил их. Скорее всего, письма были изначально адресованы так, чтобы никуда не дошли - они и не дошли. Через какое-то время была разыграна сцена, будто эти письма попали в оперчасть, и, стало быть, это Саня передал их не адвокатам, а кумовьям (оперативникам). Те, кто отправлял письма, разыгрывали неподдельное негодование, пылали праведным гневом и требовали разборки.
"Справедливый" Хохол тут же собрал сходняк и в течение получаса при помощи своих шестерок всячески обливал Тосика (Санина кликуха) обвинениями во всех смертных грехах. Когда было предложено выступить в защиту разбираемого, лишь я и еще один паренек выразили сомнение в виновности Сашки, высказав свои подозрения вслух. Но старый интриган Хохол все просчитал заранее, и наши доводы во внимание приняты не были. Состоялось голосование, а если учесть, что виновность определялась не большинством голосов всех присутствующих, а лишь количеством высказанных вслух мнений, то получилось, что против Тосика высказалось человек 6-7, а за него - лишь двое. Остальные промолчали - кто боялся Хохла, а кому было просто по барабану.
В итоге Хохол вынес свой вердикт, по которому парня бессрочно сажали на тряпку, переселили на вокзал, объявили сукой, и с этого часа его жизнь превратилась в ад. Нет, его не били (за исключением Хохла, который любил побоксировать на живом манекене, не получая ответов), но отношение к нему стало резко меняться. В скором времени парень сломался, опустился и уже прочно был зачислен в чушки, вечные уборщики, а предусмотрительный Хохол еще и разослал малявы по всем бэсным хатам с подробным описанием Тосиковых "грехов" и постановлением сходняка в отношении него.
Я же с того дня стал ощущать к себе повышенное внимание со стороны смотрящего, но активных действий пока не было, а на мелочах поймать меня не удавалось. Я чувствовал, что рано или поздно предстоит серьезная стычка с Хохлом, и подсознательно к ней был уже готов.
